Журналистка УР
решила пройтись по закону о защите детей от вредной информации, но, действуя от обратного: взяла фейк, который гулял по сети после заявления советника Президента РФ Владимира Толстого (он 26 марта на круглом столе заявил, что в Иркутской области чиновники на основании закона «О защите детей от негативной информации» запретили «Колобка», «Дюймовочку», «Теремок» и др. и даже изъяли их из библиотек), осудила интернет-ньюсмейкеров за непроверенную информацию.
Но потом заявила:
«Почему сегодня люди так легко верят в любую чушь, если она имеет хоть какое-то отношение к законотворчеству депутатов Госдумы? Потому что наши думцы натворили такое количество нелепых законов (и продолжают творить), что народ потерял чувство реальности. Байка про репрессированных Колобка и Дюймовочку появилась не на пустом месте: система запретов, заложенная в закон об охране детей от вредной информации, позволяет при желании признать нелегитимным даже букварь.»
Значит, получается, давать ложную информацию - нельзя, но в разы хуже защищать детей от вредной информации? Ведь это же цензура-советчина-сталинизм-тоталитаризм!!!
И это - не прихоть конкретной Любви Шаповаловой, заведующей отделом регионального развития УР. Это федеральный тренд, подробно про это можно прочитать в статье
Кто и зачем порочит закон о защите детей от негативной информации? В
другой статье другой(?) автор, Дарья Харина, приводит психологическое обоснование неотвратимости показа чернухи, подкрепляя это авторитетным мнением доцента кафедры периодической печати факультета журналистики УрФУ Валерия Амирова:
«Тягу человека именно к «черному», а не «белому», подкрепляется и исследованиями известных психиатров. Еще в начале прошлого века Зигмунд Фрейд описал влечение двуногих разумных существ к смерти (танатосу), в котором нет ничего противоестественного или постыдного.
- Если мы примем как не допускающий исключения факт, - пишет Фрейд в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия», - что все живущее вследствие внутренних причин умирает, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: целью всякой жизни является смерть, и обратно - неживое было раньше, чем живое. Некогда какими-то совершенно неизвестными силами пробуждены были в неодушевленной материи свойства живого. Возникшее тогда в неживой перед тем материи напряжение стремилось уравновеситься: это было первое стремление возвратиться к неживому.
Другой европейский философ Жан Бодрийяр также пишет о тяге человека к смерти, но представляет собственную теорию. Он рассматривает влечение к смерти не как объективную биологическую реальность, а как абстрактную идею, некий культурный феномен, «мысленную гипотезу», «рационализацию самой смерти», миф, метафору, отражающую фундаментальное устройство современной западной культуры. В этом он видит теоретическую ценность идеи «влечения к смерти» и в этом ракурсе предлагает подходить к пониманию данной категории - как к мифу, требующему своей интерпретации.
Очевидно, что как бы ни хотелось людям избавиться от негатива в новостийной ленте, в полной мере реализовать эту идею невозможно».
Да, чтобы на грядке взросло нужное растение, его надо холить и лелеять, а вот сорняком огород зарастет и сам. Но если государству нужны психически здоровые граждане, то оно и должно позаботиться о новостной ленте, разве нет? Или государству мечты Валерия Амирова и Дарьи Хариной не нужны граждане? Ведь если даже у человека есть тяга к «нездоровому», то кому нужно ей потакать? Только врагу, который хочет разрушить общество или провести его сильнейшую мутацию.
О том, как это происходит на западе, на который (а не только на городскую администрацию) молится основная часть авторов УР, и какова связь постмодернизма и радикального исламизма, можно почитать
тут или (для ленивых или занятых) посмотреть
Click to view