Менеджмент в литературе: Лондон о кризисном менеджере
Джек Лондон "Время-не-ждет". Кстати, рекомендую прочесть целиком. )
Ну а тут кусочек про то, как предприниматель по имени Харниш боролся с кризисом.
***
Он точно сражался под прикрытием обваливающейся стены, вместо щита
пользуясь глиной. Вся стена была под угрозой, и он только и делал, что
замазывал самые уязвимые места. Глиной ему служили деньги, и он то там,
то сям залеплял новые трещины, но лишь в тех случаях, когда иного выхода
не было. Его главными опорными пунктами оказались Компания Йерба Буэна,
Трамвайный трест и Объединенная водопроводная компания, никто теперь не
покупал землю под жилые дома, заводы и торговые помещения, но люди не
могли не ездить на его трамвае, не переправляться через бухту на его ка-
терах, не потреблять его воду. Между тем как весь финансовый мир зады-
хался от нехватки денег, в первый день каждого месяца в мошну Харниша
текли тысячи долларов, взимаемые с населения за воду, и каждый день при-
носил ему десять тысяч долларов, собранных по грошам за проезд на трам-
вае и за пользование переправой.
Наличные деньги - вот что требовалось постоянно; и если бы Харниш мог
располагать всей своей наличностью, он не знал бы забот. Но беда была в
том, что ему непрерывно приходилось драться за нее. Всякие работы по
благоустройства прекратились, производили только самый необходимый ре-
монт. Особенно ожесточенно воевал Харниш с накладными расходами, цепля-
ясь буквально за каждый цент. Издержки безжалостно урезались - начиная
от смет на поставку материалов, жалованья служащим и кончая расходом
канцелярских принадлежностей и почтовых марок. Когда директора его
предприятий и заведующие отделами совершали чудеса бережливости, он
одобрительно хлопал их по плечу и требовал новых чудес. Когда же у них
опускались руки, он поучал их, как можно достигнуть большего.
- Я плачу вам восемь тысяч долларов в год, - сказал он Мэтьюсону. -
Такого жалованья вы в жизни не получали. Мы с вами одной веревочкой свя-
заны. Вы должны взять на себя часть риска и кое-чем поступиться. В горо-
де у вас есть кредит. Пользуйтесь им. Гоните в шею мясника, булочника и
прочих. Понятно? Вы получаете ежемесячно что-то около шестисот шестиде-
сяти долларов. Эти деньги мне нужны. С сегодняшнего числа вы будете за-
бирать все в долг, а получать только сто долларов. Как только окончится
эта заваруха, я все верну вам и заплачу проценты.
Две недели спустя, сидя с Мэтьюсоном над платежной ведомостью, Харниш
заявил:
- Кто этот бухгалтер Роджерс? Ваш племянник? Так я и думал. Он полу-
чает восемьдесят пять долларов в месяц. Теперь будет получать тридцать
пять. Остальные пятьдесят я верну ему с процентами.
- Это немыслимо! - возмутился Мэтьюсон. - Он и так не может свести
концы с концами, у него жена и двое детей...
Харниш яростно выругался.
- Немыслимо! Не может! Что у меня - приют для слабоумных? Вы что ду-
маете - я стану кормить, одевать и вытирать носы всяким сопливым крети-
нам, которые не могут сами о себе позаботиться? И не воображайте. Я вер-
чусь как белка в колесе, и пусть все, кто у меня работает, тоже малость
повертятся. Очень мне нужны этакие пугливые пташки - капли дождя боятся.
Сейчас у нас погода скверная, хуже некуда, и нечего хныкать. Я же вот не
хнычу. В Окленде десять тысяч безработных, а в Сан-Франциско - шестьде-
сят тысяч. Ваш племянник и все, кто у вас тут в списке, сделают по-мое-
му, а не желают, могут получить расчет. Понятно? Если кому-нибудь при-
дется совсем туго, вы самолично обойдете лавочников и поручитесь за моих
служащих. А платежную ведомость извольте урезать. Я достаточно долго со-
держал тысячи людей, могут месяц-другой и без меня прожить.
- По-вашему, этот фильтр надо заменить новым? - говорил он управляю-
щему водопроводной сетью. - И так обойдутся. Пусть оклендцы раз в жизни
попьют грязную водицу: Лучше будут понимать, что такое хорошая вода. Не-
медля приостановите работы. Прекратите выплату жалованья рабочим. Отме-
ните все заказы на материалы. Подрядчики подадут в суд? Пусть подают,
черт с ними! Раньше чем суд вынесет решение, мы либо вылетим в трубу,
либо будем плавать деньгах.
- Отмените ночной катер, - заявил он Уилкинсону. - Ничего, пусть пас-
сажиры скандалят - пораньше к жене будут возвращаться. И последний трам-
вай на линии Двадцать Вторая - Гастингс не нужен. Как люди попадут на
катер, который отходит в двенадцать сорок пять? Наплевать, я не могу
пускать трамвай ради двух-трех пассажиров. Пусть идут пешком или едут
домой предыдущим катером. Сейчас не время заниматься благотвори-
тельностью. И заодно подсократите еще малость число трамваев в часы пик.
Пусть едут стоя. Пассажиров от этого меньше не станет, в них-то все наше
спасение.
- Вы говорите, этого нельзя, того нельзя, - сказал он другому управ-
ляющему, восставшему против его свирепой экономии. - Я вам покажу, что
можно и чего нельзя. Вы будете вынуждены уйти? Пожалуйста, я вас не дер-
жу. Не имею привычки цепляться за своих служащих. А если кто-нибудь ду-
мает, что мне без него не обойтись, то я могу сию минуту вразумить его и
дать ему расчет.
И так он воевал, подстегивая, запугивая, даже улещая. С раннего утра
до позднего вечера шли беспрерывные бои. Целый день в его кабинете была
толчея. Все управляющие приходили к нему, или он сам вызывал их. Одного
он утешал тем, что кризис вот-вот кончится, другому рассказывал анекдот,
с третьим вел серьезный деловой разговор, четвертого распекал за непови-
новение. А сменить его было некому. Он один мог выдержать такую бешеную
гонку. И так это шло изо дня в день, а вокруг него весь деловой мир сот-
рясался, и крах следовал за крахом.
- Ничего, друг, ничего, выкрутимся, - каждое утро говорил он Хигану;
и весь день он этими словами подбадривал себя и других, за исключением
тех часов, когда он, стиснув зубы, силился подчинить своей воле людей и
события.
В восемь часов он уже сидел за письменным столом. В десять ему пода-
вали машину, и начинался ежедневный объезд банков. Почти всегда он прих-
ватывал с собой десять тысяч долларов, а то и больше, полученные накану-
не за пользование трамваем и катерами переправы, - этими деньгами он за-
тыкал самые опасные бреши своей финансовой дамбы. Между Харнишем и каж-
дым директором банка по очереди разыгрывалась приблизительно одна и та
же сцена. Директора дрожали от страха, и Харниш прежде всего напускал на
себя несокрушимый оптимизм. Горизонт проясняется. Верно, верно, никаких
сомнений. Это чувствуется по всему, нужно только немного потерпеть и не
сдаваться. Вот и все. На Востоке уже наблюдается некоторое оживление.
Достаточно посмотреть на сделки Уолл-стрита за истекшие сутки. Сразу
видно, что ветер переменился. Разве не сказал Райан то-то и то-то? И
разве не стало известно, что Морган готовится к тому-то и тому-то?
А что до него, так ведь трамвай с каждым днем приносит все больше до-
хода. Вопреки тяжелым временам население города увеличивается. Даже поя-
вился спрос на недвижимость. Он уже закинул удочку: думает продать
кое-какую мелочь - с тысячу акров в пригородах Окленда. Разумеется,
убытка не миновать, зато всем немного легче станет, а главное - трусы
приободрятся. Ведь от трусов все и пошло; без них никакой паники бы не
было. Вот только что один из восточных синдикатов запросил его, не про-
даст ли он контрольный пакет Электрической компании Сиерры и Сальвадора.
Значит, уже чуют, что подходят лучшие времена.
Если директора банков не поддавались на оптимистический тон и, начав
с просьб и уговоров, теряли терпение и пускали в ход угрозы, Харниш от-
вечал им тем же. Пугать он умел не хуже их. Когда ему отказывали в отс-
рочке, он уже не просил, а требовал ее. А когда они, отбросив всякую ви-
димость дружелюбия, вступали с ним в открытый бой, он задавал им такую
баню, что они только отдувались.
Но он знал также, где и когда надо уступать. Если часть стены шата-
лась слишком сильно и грозила обвалиться, он подпирал ее наличностью,
которую черпал из своих трех доходных предприятий. Судьба банков - его
судьба. Во что бы то ни стало они должны выдержать. Если банки лопнут и
все его акции с онкольного счета будут выброшены на рынок, где царит
полный хаос, он пропал. И чем дольше продолжался кризис, тем чаще Харниш
увозил в красном автомобиле, помимо наличных денег, самое ценное свое
обеспечение - акции все тех же компаний. Но расставался он с ними нео-
хотно и только в случае крайней нужды.
Когда директор Коммерческого банка "СанАнтонио" указал Харнишу, что у
банка и так много клиентов, не возвращающих ссуды, Харниш возразил:
- Это все мелкая рыбешка. Пусть разоряются.
Гвоздь вашего дела - я. С меня вы возьмите больше, чем с них. Конеч-
но, вы не можете давать отсрочку всем. Надо давать с разбором. Вот и
все. Ясно: либо они выживут, либо вы. Со мной вы ничего не сделаете. Вы
можете прижать меня - и только. Но тогда вам самим несдобровать. У вас
один выход: выбросить вон рыбешку, и я помогу вам это сделать.
Заодно, пользуясь анархией в мире бизнеса, Харниш приложил руку к
окончательному разорению своего соперника Саймона Долливера; собрав все
нужные сведения о состоянии его дел, он отправился к директору Нацио-
нального банка Золотых ворот, главной опоры финансовой мощи Долливера, и
заявил ему:
- Мне уже случалось выручать вас. Теперь вы сели на мель, а Долливер
ездит на вас, да и на мне тоже. Так дальше не пойдет. Я вам говорю: не
пойдет. Долливер и десяти долларов не наскребет, чтобы поддержать вас.
Пошлите его ко всем чертям. А я вот что сделаю: уступлю вам трамвайную
выручку за четыре дня - сорок тысяч наличными. А шестого числа получите
еще двадцать тысяч от Водопроводной компании. - Он пожал плечами. - Вот
мои условия. Не хотите - не надо.
- Такой уж закон: кто кого съест; и я своего упускать не намерен, -
сказал он Хигану, вернувшись в контору. И Саймон Долливер разделил
горькую участь всех дельцов, которых паника застала с грудой бумаг, но
без денег.
Харниш проявлял поразительную изобретательность. Ничто, ни крупное,
ни мелкое, не укрывалось от его зорких глаз. Работал он как каторжный,
даже завтракать не ходил; дня не хватало, и в часы перерыва его кабинет
так же был битком набит людьми, как и в часы занятий. К закрытию конто-
ры, измученный и одуревший, он едва мог дождаться той минуты, когда
опьянение воздвигнет стену между ним и его сознанием. Машина кратчайшим
путем мчалась к гостинице, и, не медля ни секунды, он поднимался в свой
номер, куда ему тотчас же подавали первый, но отнюдь не последний стакан
мартини. К обеду в голове у него уже стоял туман, и кризиса как не быва-
ло. При помощи шотландского виски к концу вечера он был готов: не шумел,
не буянил, даже не впадал в отупение, - он просто терял чувстви-
тельность, словно под воздействием легкого и приятного анестезирующего
средства.
Наутро он просыпался с ощущением сухости во рту и на губах и с тяже-
лой головой, но это быстро проходило. В восемь часов он во всеоружии,
готовый к бою, сидел за письменным столом, в десять объезжал банки и по-
том до самого вечера без передышки распутывал сложное переплетение осаж-
давших его промышленных, финансовых и личных дел. А с наступлением вече-
ра - обратно в гостиницу, и опять мартини и шотландское виски; и так
день за днем, неделя за неделей.