ДЕРЕВНЯ, КОТОРАЯ НИКОМУ НЕ НУЖНА. НОСТАЛЬГИЯ
История о том, как умерла одна деревня и почему это происходит повсеместно. Она была никому не нужна…
- Ну и глухомань! - Геннадий с трудом справляется с управлением. Машину все время заносит. Дороги фактически нет, лишь слабый намек на нее. Да и то, что есть, размыло дождями до невозможности. - И как же вы сюда ездили?
- Да что ты, Гена, - отвечает разморенная от часовой тряски Мария. - Разве здесь так тогда было? И дорога была, и деревня была цветущая. А что теперь - даже предположить не берусь.
Деревня, которая никому не нужна
Она тяжело вздохнула. Наверно, зря они с мужем ввязались в эту эпопею - увидеть деревню, в которой Маша каждый год проводила летние каникулы, пока не закончила школу. И было это всего-то лет тридцать назад. По меркам истории всего ничего. Но отчего-то казалось ей, что там, где она так упоенно дружила, ела прозрачные красные яблоки, в которых насквозь были видны косточки, и слушала ночных сверчков, уже ничего и никого нет. И ты уж там точно никому не нужен…
Знакомый резкий поворот перед первым домом. Колодец справа. Лишь палка от журавля торчит. Ведра нет. Мария жадно вглядывается вперед. Дом Никитиных. Жив ли кто из них? Полуразрушенная стена дома говорит о том, что в доме уже давно никто не живет.
- Ген, останови здесь. Дальше пешком. Вряд ли проедем. Дорога совсем заросла.
Глохнет мотор. Мария выходит и направляется к дому. Тишина и запустение окружают ее со всех сторон. Открыв покосившуюся от времени, скрипучую дверь, она заглядывает внутрь. Даже кричать не надо, чтобы убедиться, что здесь давно никого не было.
Ее догоняет Геннадий.
- Ну, что там? Давай, заходи, - подталкивает он ее сзади.
- Нет, не хочу, - внезапно резко отпрянув назад, Маша налетает на Гену. В глазах у нее слезы.
- Ты чего? - удивленно спрашивает муж. - Ты ж сама хотела посмотреть, что с твоей деревней…
Маша молчит и медленно идет дальше по заросшей дороге, вглубь слегка замерзшей, опустевшей деревни. Как объяснить ему, что в этом доме жила ее первая любовь - белокурый мальчик Стёпа? Они даже целовались на чердаке этого самого дома. Что может сравниться с первым в жизни поцелуем? Никому не нужно это теперь… И видеть черные зияющие окна остывшего дома ей нестерпимо больно. Воспоминания, как живые. Как будто сейчас вот только все это было. Она погружается в прошлое.
Деревня, которая никому не нужна
Гена, оказавшийся здесь впервые, с интересом оглядывает окрестности. Время, богатое на краски - золотая осень. Деревья еще не сбросили свое убранство, и желтый цвет листьев на фоне ярко синего неба создает необычайно радостное настроение. Сегодня с утра ясно. С погодой повезло. То там, то здесь виднеются почерневшие, покосившиеся избушки. Уже понятно, что в деревне никого нет. За повалившимися заборами - заросшие бурьяном огородики, в которых ярким пятном красных яблок выделяются яблоньки. И сколько же их там?! Все усыпано. Как будто не было этих опустошающих десятилетий. Яблони все родят и родят.
- Машка, смотри, сколько яблок! - он тянет задумчивую жену ближе к деревьям. Под ними - алый ковер из яблок. Можно не утруждать себя, не трясти дерево. И такие крупные, такие ароматные! Сначала они с аппетитом уплетают их за обе щеки - разве сравнишь с городскими, синтетическими? Потом набивают сумку. Много не унести - нежная мякоть быстро портится. Но так хочется взять с собой это чудо природы!
Они бредут дальше, не переставая жевать.
- Надо пораньше выехать, - говорит Геннадий. - Переночевать здесь не получится.
- Угу, - отвечает в задумчивости Мария.
Она по какому-то наитию поворачивает к дому Васильковых и прямо упирается в сидящего на скамейке дядю Колю. От неожиданности Маша роняет яблоко и резко останавливается, с удивлением разглядывая знакомое лицо. Конечно, очень постарел, съежился как-то. Такой маленький, сухонький старичок. Он и во времена ее детства был не сильно большой, но жилист и вынослив был тогда. За несколько часов машину дров запросто прибирал.
Деревня, которая никому не нужна
Мужчина смотрит на них из-под сложенной козырьком ладони, прикрывая глаза от встречного солнца. Блаженная улыбка на лице, мутные голубые глаза пытаются разглядеть, кто же к ним пожаловал. Не узнает тоже. Да и не удивительно: она уже не та маленькая и деловитая девчушка, которая была тогда. Ей уже почти пятьдесят. Как тут узнать?
- Дядь Коля! - радостно восклицает она, как будто впервые увидела человека после нескольких лет жизни на необитаемом острове. - Не узнаешь? Это ж я - Маруся… Ясенева…
Брови дяди Коли взлетают вверх. Рот как-то смешно перекашивается. Что-то знакомое улавливается во всем его облике, как-то неровно сидящем теле, не совсем уверенных движениях… Ах, ну конечно, он же не совсем трезв. Кто когда видел дядю Колю трезвым? От того, что спустя тридцать лет Маша видит все того же пьяненького, но живого соседа, она заливается веселым смехом.
- Ах, Мару-у-усечка, - заплетающимся языком произносит наконец-то дядя Коля. - Если бы не твой смех, никогда бы не узнал, что это ты. Ну ты… роскошная женщина.
Он пытается подняться. Маша подскакивает к нему, поддерживая под локти, помогает встать. Дядя Коля выставляет грудь колесом и кричит изо всех сил:
- Петровна!!! Петро-о-о-вна! Смотри, кто к нам приехал!
На его петушиный крик на пороге появляется вся такая круглая и мягкая пожилая женщина, с добрым и удивленным лицом.
- Бог мой, да кто же это?
Маша подпрыгивает, как девочка, и стремглав бросается с распростертыми объятиями к онемевшей от удивления женщине со звонким криком:
- Тетя Нина, да это же я, Мару-у-у-ся!
И голос ее не узнать невозможно, как будто само детство кричит из нее. Тетя Нина плачет от счастья. Маша плачет. Дядя Коля стоит рядом, грудь колесом, с сияющими от счастья глазами.
Еще, наверно, полчаса они взахлеб говорят что-то несвязное, понятное только им одним, забыв об окружающем мире, об одиноко стоящем Геннадии. Наконец, насытившись неожиданной радостью, хозяева вспоминают о гостеприимстве, приглашают в дом, знакомятся с мужем Маруси.
Быт Васильковых не сильно изменился с тех пор. Они и тогда не шиковали. Только теперь все гораздо беднее. Потрепанная мебель, пожелтевшие от времени занавески, кое-где с дырами, потрескавшаяся штукатурка. Все та же печка и вязанка дров перед ней.
Деревня, которая никому не нужна
- А за продуктами ездим в Яму (соседняя деревня километрах в десяти) на лисапеде. Туда лавка раз в неделю приходит. Берем продукты да хозтовары, - рассказывает тетя Нина. Дядя Коля сидит за столом в ожидании очередных ста грамм и блаженно улыбается. - Там еще домов десять осталось, а у нас в Погудово остались только мы с Николаем да баба Нюра. Она уж почти ослепла. Никого у нее нет, вот и приходится нам ей помогать.
- Тетя Нина, - с грустью в голосе говорит Мария. - Ну как же так получилось? Ведь здесь двадцать дворов было. А детей сколько! Куда же все делось? Где люди? Почему все разрушилось?
- Никому не нужна стала деревня. Совхоз закрыли. Молодежи работать стало негде. Пить начали. Кто постарше вымерли быстро. А кто побойчее да помоложе, в город уехали. Но только мало кто хорошо пристроился. Все больше на стройке работают. Из тех, о ком я знаю… Иногда доходят до нас вести городские, - тетя Нина тяжело вздыхает.
- А Степка твой спился, да по пьяной драке убили его. Вот так вот…
Хозяева положили гостей на свою единственную кровать, а сами забрались на печку. Тепло было в доме Васильковых. Тепло и тоскливо. Неизменные деревенские сто грамм вывернули душу наизнанку, и пролилась вся Машина печаль неуемными слезами о прекрасном и разрушенном прошлом. Плакала она на Генином плече, пока сон не накрыл ее своим мягким крылом.
Наполненная до отказа впечатлениями, разморенная ядреным деревенским воздухом и крепким русским напитком, Мария уснула быстро, поначалу всхлипывая во сне, а потом затихнув, как ребенок. И снилась ей ее деревня, пронизанная теплым солнечным светом, напоенная ароматом красных сладких яблок, пряным запахом полей и ночной серенадой сверчков. Деревня, в которой было так много будущего, которого больше нет.
Деревня, которая никому не нужна
Деревня, которая никому не нужна. Системный комментарий
Мышечный вектор - люди физического труда, основа демографии, основа деревни. Чтобы что-то развивалось в этом мире, его нужно поддерживать. В случае людей с мышечным вектором - это поддержка их желания к физической работе, к тому, чтобы вырастить урожай, накормить людей.
Последние десятилетия деревня несправедливо забыта. Человек труда, крестьянин не в почете. Закрываются профессионально-технические училища, выпускавшие рабочие кадры. Мается мышечный человек без физической работы, не знает, куда себя пристроить.
Город, как огромная воронка, втягивает в себя тех, кто подвижен, ловок, гибок, способен устроиться на новом месте - людей с кожным вектором. Не самые развитые представители этого вектора остаются в деревне и, как правило, спиваются из-за нереализации, затягивая в пьянство представителей мышечного вектора. Мышечники - люди не пьющие, но обладающие наглядно-действенным типом интеллекта. Они лишь повторяют то, что делает их кожный бригадир. И вот уже вся деревня пьет горькую.
Мышечник и в город тянется за кожным командиром. Обычно работает на стройке. Строители тоже нужны, но оторванный от родной земли человек с мышечным вектором мается и даже болеет.
Вот вам и формула умирающей деревни. Что остается? Лишь ностальгировать и терять собственное сельское хозяйство… Или познавать себя, понимать ценность каждого человека в общественных отношениях и давать всем по потребностям. Тогда и отдача будет для всех, для общего блага.
Написано с использованием материалов тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Марина Голомолзина
Читайте также:
"ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ" ИЛИ ЗДЕСЬ БЫЛА ДЕРЕВНЯ
ЭВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ ЗА 12 НОЧЕЙ: ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ДАЕТ СИСТЕМНО-ВЕКТОРНАЯ ПСИХОЛОГИЯ?
БАЛАКЛАВСКОЕ СРАЖЕНИЕ. КРЫМСКИЕ ПОБЕДЫ РОССИИ
- Ну и глухомань! - Геннадий с трудом справляется с управлением. Машину все время заносит. Дороги фактически нет, лишь слабый намек на нее. Да и то, что есть, размыло дождями до невозможности. - И как же вы сюда ездили?
- Да что ты, Гена, - отвечает разморенная от часовой тряски Мария. - Разве здесь так тогда было? И дорога была, и деревня была цветущая. А что теперь - даже предположить не берусь.
Деревня, которая никому не нужна
Она тяжело вздохнула. Наверно, зря они с мужем ввязались в эту эпопею - увидеть деревню, в которой Маша каждый год проводила летние каникулы, пока не закончила школу. И было это всего-то лет тридцать назад. По меркам истории всего ничего. Но отчего-то казалось ей, что там, где она так упоенно дружила, ела прозрачные красные яблоки, в которых насквозь были видны косточки, и слушала ночных сверчков, уже ничего и никого нет. И ты уж там точно никому не нужен…
Знакомый резкий поворот перед первым домом. Колодец справа. Лишь палка от журавля торчит. Ведра нет. Мария жадно вглядывается вперед. Дом Никитиных. Жив ли кто из них? Полуразрушенная стена дома говорит о том, что в доме уже давно никто не живет.
- Ген, останови здесь. Дальше пешком. Вряд ли проедем. Дорога совсем заросла.
Глохнет мотор. Мария выходит и направляется к дому. Тишина и запустение окружают ее со всех сторон. Открыв покосившуюся от времени, скрипучую дверь, она заглядывает внутрь. Даже кричать не надо, чтобы убедиться, что здесь давно никого не было.
Ее догоняет Геннадий.
- Ну, что там? Давай, заходи, - подталкивает он ее сзади.
- Нет, не хочу, - внезапно резко отпрянув назад, Маша налетает на Гену. В глазах у нее слезы.
- Ты чего? - удивленно спрашивает муж. - Ты ж сама хотела посмотреть, что с твоей деревней…
Маша молчит и медленно идет дальше по заросшей дороге, вглубь слегка замерзшей, опустевшей деревни. Как объяснить ему, что в этом доме жила ее первая любовь - белокурый мальчик Стёпа? Они даже целовались на чердаке этого самого дома. Что может сравниться с первым в жизни поцелуем? Никому не нужно это теперь… И видеть черные зияющие окна остывшего дома ей нестерпимо больно. Воспоминания, как живые. Как будто сейчас вот только все это было. Она погружается в прошлое.
Деревня, которая никому не нужна
Гена, оказавшийся здесь впервые, с интересом оглядывает окрестности. Время, богатое на краски - золотая осень. Деревья еще не сбросили свое убранство, и желтый цвет листьев на фоне ярко синего неба создает необычайно радостное настроение. Сегодня с утра ясно. С погодой повезло. То там, то здесь виднеются почерневшие, покосившиеся избушки. Уже понятно, что в деревне никого нет. За повалившимися заборами - заросшие бурьяном огородики, в которых ярким пятном красных яблок выделяются яблоньки. И сколько же их там?! Все усыпано. Как будто не было этих опустошающих десятилетий. Яблони все родят и родят.
- Машка, смотри, сколько яблок! - он тянет задумчивую жену ближе к деревьям. Под ними - алый ковер из яблок. Можно не утруждать себя, не трясти дерево. И такие крупные, такие ароматные! Сначала они с аппетитом уплетают их за обе щеки - разве сравнишь с городскими, синтетическими? Потом набивают сумку. Много не унести - нежная мякоть быстро портится. Но так хочется взять с собой это чудо природы!
Они бредут дальше, не переставая жевать.
- Надо пораньше выехать, - говорит Геннадий. - Переночевать здесь не получится.
- Угу, - отвечает в задумчивости Мария.
Она по какому-то наитию поворачивает к дому Васильковых и прямо упирается в сидящего на скамейке дядю Колю. От неожиданности Маша роняет яблоко и резко останавливается, с удивлением разглядывая знакомое лицо. Конечно, очень постарел, съежился как-то. Такой маленький, сухонький старичок. Он и во времена ее детства был не сильно большой, но жилист и вынослив был тогда. За несколько часов машину дров запросто прибирал.
Деревня, которая никому не нужна
Мужчина смотрит на них из-под сложенной козырьком ладони, прикрывая глаза от встречного солнца. Блаженная улыбка на лице, мутные голубые глаза пытаются разглядеть, кто же к ним пожаловал. Не узнает тоже. Да и не удивительно: она уже не та маленькая и деловитая девчушка, которая была тогда. Ей уже почти пятьдесят. Как тут узнать?
- Дядь Коля! - радостно восклицает она, как будто впервые увидела человека после нескольких лет жизни на необитаемом острове. - Не узнаешь? Это ж я - Маруся… Ясенева…
Брови дяди Коли взлетают вверх. Рот как-то смешно перекашивается. Что-то знакомое улавливается во всем его облике, как-то неровно сидящем теле, не совсем уверенных движениях… Ах, ну конечно, он же не совсем трезв. Кто когда видел дядю Колю трезвым? От того, что спустя тридцать лет Маша видит все того же пьяненького, но живого соседа, она заливается веселым смехом.
- Ах, Мару-у-усечка, - заплетающимся языком произносит наконец-то дядя Коля. - Если бы не твой смех, никогда бы не узнал, что это ты. Ну ты… роскошная женщина.
Он пытается подняться. Маша подскакивает к нему, поддерживая под локти, помогает встать. Дядя Коля выставляет грудь колесом и кричит изо всех сил:
- Петровна!!! Петро-о-о-вна! Смотри, кто к нам приехал!
На его петушиный крик на пороге появляется вся такая круглая и мягкая пожилая женщина, с добрым и удивленным лицом.
- Бог мой, да кто же это?
Маша подпрыгивает, как девочка, и стремглав бросается с распростертыми объятиями к онемевшей от удивления женщине со звонким криком:
- Тетя Нина, да это же я, Мару-у-у-ся!
И голос ее не узнать невозможно, как будто само детство кричит из нее. Тетя Нина плачет от счастья. Маша плачет. Дядя Коля стоит рядом, грудь колесом, с сияющими от счастья глазами.
Еще, наверно, полчаса они взахлеб говорят что-то несвязное, понятное только им одним, забыв об окружающем мире, об одиноко стоящем Геннадии. Наконец, насытившись неожиданной радостью, хозяева вспоминают о гостеприимстве, приглашают в дом, знакомятся с мужем Маруси.
Быт Васильковых не сильно изменился с тех пор. Они и тогда не шиковали. Только теперь все гораздо беднее. Потрепанная мебель, пожелтевшие от времени занавески, кое-где с дырами, потрескавшаяся штукатурка. Все та же печка и вязанка дров перед ней.
Деревня, которая никому не нужна
- А за продуктами ездим в Яму (соседняя деревня километрах в десяти) на лисапеде. Туда лавка раз в неделю приходит. Берем продукты да хозтовары, - рассказывает тетя Нина. Дядя Коля сидит за столом в ожидании очередных ста грамм и блаженно улыбается. - Там еще домов десять осталось, а у нас в Погудово остались только мы с Николаем да баба Нюра. Она уж почти ослепла. Никого у нее нет, вот и приходится нам ей помогать.
- Тетя Нина, - с грустью в голосе говорит Мария. - Ну как же так получилось? Ведь здесь двадцать дворов было. А детей сколько! Куда же все делось? Где люди? Почему все разрушилось?
- Никому не нужна стала деревня. Совхоз закрыли. Молодежи работать стало негде. Пить начали. Кто постарше вымерли быстро. А кто побойчее да помоложе, в город уехали. Но только мало кто хорошо пристроился. Все больше на стройке работают. Из тех, о ком я знаю… Иногда доходят до нас вести городские, - тетя Нина тяжело вздыхает.
- А Степка твой спился, да по пьяной драке убили его. Вот так вот…
Хозяева положили гостей на свою единственную кровать, а сами забрались на печку. Тепло было в доме Васильковых. Тепло и тоскливо. Неизменные деревенские сто грамм вывернули душу наизнанку, и пролилась вся Машина печаль неуемными слезами о прекрасном и разрушенном прошлом. Плакала она на Генином плече, пока сон не накрыл ее своим мягким крылом.
Наполненная до отказа впечатлениями, разморенная ядреным деревенским воздухом и крепким русским напитком, Мария уснула быстро, поначалу всхлипывая во сне, а потом затихнув, как ребенок. И снилась ей ее деревня, пронизанная теплым солнечным светом, напоенная ароматом красных сладких яблок, пряным запахом полей и ночной серенадой сверчков. Деревня, в которой было так много будущего, которого больше нет.
Деревня, которая никому не нужна
Деревня, которая никому не нужна. Системный комментарий
Мышечный вектор - люди физического труда, основа демографии, основа деревни. Чтобы что-то развивалось в этом мире, его нужно поддерживать. В случае людей с мышечным вектором - это поддержка их желания к физической работе, к тому, чтобы вырастить урожай, накормить людей.
Последние десятилетия деревня несправедливо забыта. Человек труда, крестьянин не в почете. Закрываются профессионально-технические училища, выпускавшие рабочие кадры. Мается мышечный человек без физической работы, не знает, куда себя пристроить.
Город, как огромная воронка, втягивает в себя тех, кто подвижен, ловок, гибок, способен устроиться на новом месте - людей с кожным вектором. Не самые развитые представители этого вектора остаются в деревне и, как правило, спиваются из-за нереализации, затягивая в пьянство представителей мышечного вектора. Мышечники - люди не пьющие, но обладающие наглядно-действенным типом интеллекта. Они лишь повторяют то, что делает их кожный бригадир. И вот уже вся деревня пьет горькую.
Мышечник и в город тянется за кожным командиром. Обычно работает на стройке. Строители тоже нужны, но оторванный от родной земли человек с мышечным вектором мается и даже болеет.
Вот вам и формула умирающей деревни. Что остается? Лишь ностальгировать и терять собственное сельское хозяйство… Или познавать себя, понимать ценность каждого человека в общественных отношениях и давать всем по потребностям. Тогда и отдача будет для всех, для общего блага.
Написано с использованием материалов тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Марина Голомолзина
Читайте также:
"ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ" ИЛИ ЗДЕСЬ БЫЛА ДЕРЕВНЯ
ЭВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ ЗА 12 НОЧЕЙ: ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ДАЕТ СИСТЕМНО-ВЕКТОРНАЯ ПСИХОЛОГИЯ?
БАЛАКЛАВСКОЕ СРАЖЕНИЕ. КРЫМСКИЕ ПОБЕДЫ РОССИИ