Jan 28, 2013 21:49
Эпоха Николая Палыча и обер-прокурора Протасова завершилась в 1855-м. Престарелый м. Филарет их все же пережил. На престол вступил великий реформатор, засушливые ветры, казалось, утихли. Повеял свежий ветер перемен. Только он не радовал святителя:
"Мне и вечерняя заря нынешнего, и утренняя наступающего года не покажется светлой. Облака темнеют, наносится дальний гул грома, громоотводов или нет, или их ломают. Волны восходят, Иисус же спаше. Восстани, Господи, запрети волнам и разжени тучи".
Да, м. Филарета пугала наступающая гроза, но он не думал, вернее, разучился так думать, что с ней придет свежесть и расцветет вновь, наконец, то "прекрасное растение" его молодости. А волновало более всего, что все "рассуждающие о России в разных отношениях от крайности самовосхваления переходят к крайности всеосуждения". Сетовал он на то, что "вместо скромного обличения несовершенств и недостатков произносятся оскорбительные порицания и грубые насмешки". И больше сам задавался вопросом: "Что это за несчастие, что о злоупотреблениях все говорят, и никто не может победить их?"
А тут еще и Алексей Конст. Толстой, любитель древней старины, подлил масла в огонь, написав новому Государю:
"Именно духовенство - отъявленный враг старины, и оно присвоило себе право разрушать то, что ему надлежит охранять, и насколько оно упорно в своем консерватизме и косно по части идей, настолько оно усердствует по части истребления памятников. Что пощадили татары и огонь, оно берется уничтожить. Уж не раскольников ли признать более просвещенными, чем митрополита Филарета?"
Наконец, докладывают "самодержавнейшему" митрополиту, что семинаристы читают Фейербаха! "В семинарии брошены семена демократии !", - констатирует святитель вслух.
Как будто, лишь по смерти прежнего Государя, пришел некто чорный-злой, аки тать в нощи, и забросил эти семена в бурсацкий огород. О. нет! У каждого думающего семинариста, как оказалось, уже давненько имелся рукописный самиздат, как свидетельствует о том Федор Гиляров, племянник проф. Гилярова- Платонова, в своих воспоминаниях, опубликованных в 1904-м. А хранился он в очень укромных местах, "ибо времена были Филаретовския, да еще Николаевския".