«Зайцем» на «Советском Союзе»…
Это было в 1968 году. Проходил я тогда срочную службу на десантном корабле в Петропавловске-Камчатском. Дернули меня на службу после третьего курса медицинского училища из-за непочтительного поведения по отношению к нашему военкому. Обычно учащимся на фельдшерском отделении дают возможность закончить обучение, но для меня военком сделал исключение. На корабле должность фельдшера не была предусмотрена, и стал я рулевым-сигнальщиком. Естественно, все медицинские вопросы в пределах своей компетенции я решал. Командир даже выделил двухместную каюту под лазарет, и во время длительных рейсов я лечил там сослуживцев. Дослужился я за два года до старшины 2-й статьи, командира БЧ-1 (рулевые-сигнальщики, радиолокация, штурманская электроника). Мечтал поступить в Военно-медицинскую академию, и со второго захода мои документы туда были отправлены. В июле мы были в рейсе, когда наш радист получил радиограмму о том, что на меня пришел вызов. В Питер мы пришли только через две недели. Командир, как ему не хотелось меня отпускать, тем не менее, напряг строевой отдел, и мне все документы оформили буквально бегом.
Старлей в строевом отделе криво ухмыльнулся: - На хрена такая спешка, все равно с Камчатки ты сейчас не выберешься.
Июль, время отпусков, на самолет билет можно достать только по большому блату, теплоход ходит раз в пять дней. Других вариантов нет. Кстати, сегодня «Советский Союз» отходит во Владивосток, но билеты все давно распроданы. Если повезет, у военного коменданта морвокзала выклянчишь бронь.
Его слова оптимизма мне не прибавили, но я не желал примирения с жестокой действительностью, храня в душе тлеющий огонек надежды.
Все оказалось действительно хреново. Кассы закрыты, взмыленный военком морвокзала, не дав мне открыть рта, послал куда подальше: - Я дембелей всех не могу отправить, некоторые уже две недели ночуют на вокзале.
Чуть не плача, я вышел на пирс, у которого стоял пришвартованный белоснежный красавец теплоход «Советский Союз».
Посадка шла полным ходом. По широкому трапу на борт поднимались вперемешку гражданские и военные навьюченные разногабаритным багажом. Шум, крики, ругань в сизом табачном дыме, вот что представляла собой палуба легендарного теплохода.
У входа на борт три контролера проверяли билеты, а на палубе несколько человек из команды сорванными голосами давали указания пассажирам, куда кому идти согласно купленным билетам. Пассажиры ошалело носились по палубе, сталкиваясь друг с другом, большинство из них перед таким важным мероприятием как отъезд приняли «на посошок» и посему были, мягко говоря, неадекватны.
Пассажиром «Советского Союза» я уже был два раза. Первый раз, в 1966 году, когда из Владивостока нас- призывников привезли на Камчатку. Размещали нас на палубе, кому повезло - на закрытой. На корабле ходили патрули, основной задачей которых было охранять спокойствие пассажиров, размещенных в каютах. Второй раз, на следующий год, возвращаясь с Русского острова, где полгода был в учебке. В этот раз все было цивильно, все четыре дня жил в каюте третьего класса. За это время облазил весь корабль и прекрасно ориентировался в его девяти палубах.
Из уст в уста передавались слухи, что это корабль немецкой постройки, переданный нам после войны в порядке репарации, и раньше он имел название «Адольф Гитлер», а в концертном зале стоит личный рояль Гитлера. Все, кроме того, что он немецкой постройки было неверно, но слухи были живучими.
До конца посадки осталось двадцать минут, я в отчаянии смотрел на теплоход, в голову не приходило ни одной порядочной мысли, кроме как при отходе корабля запрыгнуть на палубу с пирса. Мысль была нереальной, так как борт теплохода возвышался над пирсом метров на 6-7. Я ведь не Бубка, да и шеста у меня нет…
Мой взгляд остановился на военном патруле, который неспешно шествовал по пирсу среди толпы дембелей. Те, при виде патруля, брезгливо отворачивались, не горя желанием отдавать честь, чувствуя себя уже гражданскими. Начальника патруля - почти двухметрового мичмана - морского пехотинца, это не смущало, он ни к кому не придирался, и, похоже, даже не смотрел на дембелей, а любовался лайнером. За ним семенили два матросика с повязками на рукавах, судя по их унылым лицам - первогодки.
И тут меня осенило! «Строевым с песней» я подошел к мичману и торопливо, чтобы не получить отказ, быстро ввел его в курс моей беды. Тот внимательно меня выслушал, хмыкнул и спросил: - А я тебе, чем могу помочь?
- Вы имеете право подняться на борт?
- Ну, да… -неуверенно ответил мичман.
-Тогда, давайте мой рюкзачок попросим занести на палубу какого-нибудь обилеченного дембеля. Я одену повязку патрульного, парень пусть покурит. Мы поднимемся на борт, покрутимся там, а перед тем как закончится посадка, вы сойдете на пирс, уже вдвоем. Контролеры, я уверен, не обратят на это внимания. Другого шанса просто нет…
Мичман, несмотря на свой рост, соображал быстро. Тут же зацепил матросика -дембеля, и несмотря на его ворчание, всучил ему мой рюкзак. Затем мы поднялись на борт, и я почувствовал такую эйфорию, что со стороны, наверное, казался пьяным. Мы о чем - то говорили с мичманом, помню только, что он меня напутствовал:- Назад не возвращайся, обязан поступить! Я обещал, так как честно был уверен, несмотря на то, что конкурс был 15 человек на место, я поступлю.
Наконец убрали трап, отдали швартовы, два буксира потянули лайнер от стенки. Ура! Зайца за борт не выкинут! Все срослось! Прощальный гудок вызвал ликование, как у пассажиров, так и у провожающих. Мне было приятно среди толпы провожающих видеть высокую фигуру мичмана, который неотрывно смотрел на отплывающий корабль.
Я нашел свой рюкзак у второй мачты, куда мы просили дембеля его кинуть. Тот был рядом. Познакомились. Он назвал номер каюты, где разместился вместе со своими сослуживцами, и сказал: - У нас там полный комплект, но если ничего не подыщешь, приходи, будем спать по - очереди. Всего четыре дня, перекантуемся …
- Спасибо, братан! Припрет - приду…
Спешить было некуда, народ постепенно рассосался по своим каютам, наступила благословенная тишина, только подчеркиваемая мерным гулом двигателей и плеском волн рассекаемых форштевнем. Я любовался удаляющейся панорамой Петропавловска, необыкновенной, но ставшей за два года привычной красотой вулканов, окружавших Авачинскую бухту, и ни о чем не думал, просто блаженно созерцал.
Вот остались позади Три брата, три скалы, мимо которых мы проходили десятки раз, уходя в рейс и возвращаясь назад. Неужели, я больше их никогда не увижу…
Мое одиночество вдруг было нарушено довольно таки романтически. Я почувствовал как маленькие женские ладошки легли на мои глаза… Но это уже другая история…
Источник
Поддержи автора - Добавь в друзья!
Старлей в строевом отделе криво ухмыльнулся: - На хрена такая спешка, все равно с Камчатки ты сейчас не выберешься.
Июль, время отпусков, на самолет билет можно достать только по большому блату, теплоход ходит раз в пять дней. Других вариантов нет. Кстати, сегодня «Советский Союз» отходит во Владивосток, но билеты все давно распроданы. Если повезет, у военного коменданта морвокзала выклянчишь бронь.
Его слова оптимизма мне не прибавили, но я не желал примирения с жестокой действительностью, храня в душе тлеющий огонек надежды.
Все оказалось действительно хреново. Кассы закрыты, взмыленный военком морвокзала, не дав мне открыть рта, послал куда подальше: - Я дембелей всех не могу отправить, некоторые уже две недели ночуют на вокзале.
Чуть не плача, я вышел на пирс, у которого стоял пришвартованный белоснежный красавец теплоход «Советский Союз».
Посадка шла полным ходом. По широкому трапу на борт поднимались вперемешку гражданские и военные навьюченные разногабаритным багажом. Шум, крики, ругань в сизом табачном дыме, вот что представляла собой палуба легендарного теплохода.
У входа на борт три контролера проверяли билеты, а на палубе несколько человек из команды сорванными голосами давали указания пассажирам, куда кому идти согласно купленным билетам. Пассажиры ошалело носились по палубе, сталкиваясь друг с другом, большинство из них перед таким важным мероприятием как отъезд приняли «на посошок» и посему были, мягко говоря, неадекватны.
Пассажиром «Советского Союза» я уже был два раза. Первый раз, в 1966 году, когда из Владивостока нас- призывников привезли на Камчатку. Размещали нас на палубе, кому повезло - на закрытой. На корабле ходили патрули, основной задачей которых было охранять спокойствие пассажиров, размещенных в каютах. Второй раз, на следующий год, возвращаясь с Русского острова, где полгода был в учебке. В этот раз все было цивильно, все четыре дня жил в каюте третьего класса. За это время облазил весь корабль и прекрасно ориентировался в его девяти палубах.
Из уст в уста передавались слухи, что это корабль немецкой постройки, переданный нам после войны в порядке репарации, и раньше он имел название «Адольф Гитлер», а в концертном зале стоит личный рояль Гитлера. Все, кроме того, что он немецкой постройки было неверно, но слухи были живучими.
До конца посадки осталось двадцать минут, я в отчаянии смотрел на теплоход, в голову не приходило ни одной порядочной мысли, кроме как при отходе корабля запрыгнуть на палубу с пирса. Мысль была нереальной, так как борт теплохода возвышался над пирсом метров на 6-7. Я ведь не Бубка, да и шеста у меня нет…
Мой взгляд остановился на военном патруле, который неспешно шествовал по пирсу среди толпы дембелей. Те, при виде патруля, брезгливо отворачивались, не горя желанием отдавать честь, чувствуя себя уже гражданскими. Начальника патруля - почти двухметрового мичмана - морского пехотинца, это не смущало, он ни к кому не придирался, и, похоже, даже не смотрел на дембелей, а любовался лайнером. За ним семенили два матросика с повязками на рукавах, судя по их унылым лицам - первогодки.
И тут меня осенило! «Строевым с песней» я подошел к мичману и торопливо, чтобы не получить отказ, быстро ввел его в курс моей беды. Тот внимательно меня выслушал, хмыкнул и спросил: - А я тебе, чем могу помочь?
- Вы имеете право подняться на борт?
- Ну, да… -неуверенно ответил мичман.
-Тогда, давайте мой рюкзачок попросим занести на палубу какого-нибудь обилеченного дембеля. Я одену повязку патрульного, парень пусть покурит. Мы поднимемся на борт, покрутимся там, а перед тем как закончится посадка, вы сойдете на пирс, уже вдвоем. Контролеры, я уверен, не обратят на это внимания. Другого шанса просто нет…
Мичман, несмотря на свой рост, соображал быстро. Тут же зацепил матросика -дембеля, и несмотря на его ворчание, всучил ему мой рюкзак. Затем мы поднялись на борт, и я почувствовал такую эйфорию, что со стороны, наверное, казался пьяным. Мы о чем - то говорили с мичманом, помню только, что он меня напутствовал:- Назад не возвращайся, обязан поступить! Я обещал, так как честно был уверен, несмотря на то, что конкурс был 15 человек на место, я поступлю.
Наконец убрали трап, отдали швартовы, два буксира потянули лайнер от стенки. Ура! Зайца за борт не выкинут! Все срослось! Прощальный гудок вызвал ликование, как у пассажиров, так и у провожающих. Мне было приятно среди толпы провожающих видеть высокую фигуру мичмана, который неотрывно смотрел на отплывающий корабль.
Я нашел свой рюкзак у второй мачты, куда мы просили дембеля его кинуть. Тот был рядом. Познакомились. Он назвал номер каюты, где разместился вместе со своими сослуживцами, и сказал: - У нас там полный комплект, но если ничего не подыщешь, приходи, будем спать по - очереди. Всего четыре дня, перекантуемся …
- Спасибо, братан! Припрет - приду…
Спешить было некуда, народ постепенно рассосался по своим каютам, наступила благословенная тишина, только подчеркиваемая мерным гулом двигателей и плеском волн рассекаемых форштевнем. Я любовался удаляющейся панорамой Петропавловска, необыкновенной, но ставшей за два года привычной красотой вулканов, окружавших Авачинскую бухту, и ни о чем не думал, просто блаженно созерцал.
Вот остались позади Три брата, три скалы, мимо которых мы проходили десятки раз, уходя в рейс и возвращаясь назад. Неужели, я больше их никогда не увижу…
Мое одиночество вдруг было нарушено довольно таки романтически. Я почувствовал как маленькие женские ладошки легли на мои глаза… Но это уже другая история…
Источник
Поддержи автора - Добавь в друзья!