(no subject)
Заметил, что о литературе, которая ощущается как, скажем так, неактуальная, говорю в прошедем времени (был такой стишок: Обезьянка Чичичи / Продавала калачи - у Ходасевича есть "обезьяна в красной юбке"; Стендаль намекал на рулетку, Булгаков пел абрикосную воду, но Маяковский шарахается гудков, а Пильняк торгует красным деревом, выпивает с музейным распятием). Пока писал это предложение, обнаружил, что почти нет уже писателей, которых бы я активно не любил - я стал мудрее, просто равнудушней? - все эти детские позы и глупые кривляния губ ("фуу, имярек, это же ______") остались лишь по поводу живых (но кто из нас не презирает современников); так, я на дух не переношу Т.Толстую, хотя, признаться, почти не читал.
Толстые советские тома уютны, спокойны и как-то необязательны: можно их читать с любого места, можно их читать месяцами (по три страницы перед завтраком по средам; я так года полтора читал Гриммельсгаузена, приезжая на дачу, поздно вставал, варил в большой, помятой медной турке кофе, разбивал яичницу, нарвав огородного лука, и долго - время ведь знойно густело - читал зеленый том на солнце возле слив), можно читать "Тартарена из Тараскона", можно "Прощай, оружие!" - всё равно, те же негромкие обложки, серые страницы, добротно сделанные фразы. Я из-за этого боюсь открывать "Будденброков", чтобы не затянуло в безвременье, конечно, милое, с креслом-качалкой, а все же тоскливо; нетороплив досуг пенсионера, уже привычно все и ничему не удивиться.
И советские переводы - раз уж пошло - как круглый кухонный стол, он хороший и крепкий, а все ж поизносился: черный круг ожога от чайника, подставка под ножкой, снизу внук нацарапал "люблю" - как раз тут многих возмущал последний перевод Джерома Дэвида С. (из-за того, что "покусились на святое", как я понимаю; соображение, что канонизировать переводы не очень продуктивно, кажется очевидным - ан нет: с другой стороны, тут и на тему "поэт ли полозкова?" полно охотников поругаться); про переводы, впрочем, вроде все уже сказал Борис Дубин.
Другой вопрос, насколько хорош как переводчик М. Немцов, так обидевший Райт-Ковалеву - не знаю; я читал в его переводах, кажется, только рассказы Берроуза (тут были, помню, какие-то недоуменные вопросы) и "Бродяг Дхармы" (тут вопрос только к вам, если есть у кого перевод Умки - притащите мне, а?), кстати, чем ругаться, посмотрите лучше панормаму с вершину горы Маттерхорн, 360 гр.
Толстые советские тома уютны, спокойны и как-то необязательны: можно их читать с любого места, можно их читать месяцами (по три страницы перед завтраком по средам; я так года полтора читал Гриммельсгаузена, приезжая на дачу, поздно вставал, варил в большой, помятой медной турке кофе, разбивал яичницу, нарвав огородного лука, и долго - время ведь знойно густело - читал зеленый том на солнце возле слив), можно читать "Тартарена из Тараскона", можно "Прощай, оружие!" - всё равно, те же негромкие обложки, серые страницы, добротно сделанные фразы. Я из-за этого боюсь открывать "Будденброков", чтобы не затянуло в безвременье, конечно, милое, с креслом-качалкой, а все же тоскливо; нетороплив досуг пенсионера, уже привычно все и ничему не удивиться.
И советские переводы - раз уж пошло - как круглый кухонный стол, он хороший и крепкий, а все ж поизносился: черный круг ожога от чайника, подставка под ножкой, снизу внук нацарапал "люблю" - как раз тут многих возмущал последний перевод Джерома Дэвида С. (из-за того, что "покусились на святое", как я понимаю; соображение, что канонизировать переводы не очень продуктивно, кажется очевидным - ан нет: с другой стороны, тут и на тему "поэт ли полозкова?" полно охотников поругаться); про переводы, впрочем, вроде все уже сказал Борис Дубин.
Другой вопрос, насколько хорош как переводчик М. Немцов, так обидевший Райт-Ковалеву - не знаю; я читал в его переводах, кажется, только рассказы Берроуза (тут были, помню, какие-то недоуменные вопросы) и "Бродяг Дхармы" (тут вопрос только к вам, если есть у кого перевод Умки - притащите мне, а?), кстати, чем ругаться, посмотрите лучше панормаму с вершину горы Маттерхорн, 360 гр.