(no subject)
Не темен, а сер полусумрак,
и комната наша пуста,
под сумерки у Петербурга
разит, как у пьяниц из рта.
По затхлому духу подвалов
я знаю его назубок:
каналы, заливы, канавки,
как мальчики трутся о бок.
Мостами связуя столицу,
небесную горечь вобрав,
всплывают, как самоубийцы,
над тёмной водой острова.
Какой Петербург! - захолустье! -
облупленный ветром фасад,
когда, отвернувшись от устья,
Нева гонит волны назад.
Как ткань расползается эхо
буксиров и мучает слух,
итак, - никуда не уехав, -
давай соберём по узлу.
Давай распрощаемся. Годы
прощаний оставлены нам;
безлюдный и пасмурный город:
булыжник - залив - и канал.
1964
***
Губ нежнее таитянок
твои губы молодые,
твоя плоть благоуханна
как сады и как плоды их.
Я стою перед тобою,
как лежал бы на вершине
той горы, где голубое
тихо делается синим.
Что счастливее, чем садом
быть в саду и утром - утром,
и какая это радость
день и вечность перепутать.
1969
* * *
По взморью Рижскому, по отмелям,
ступал по топкому песку,
у берегов качался с лодками,
пустыми лодками искусств,
а после шел, сандали прыгали,
на пояс вдетые цепочкой,
когда мы встретились за Ригою
как будто бы на ставке очной,
без изумления любовников,
оцепенения при встрече,
сарая ветошная кровля
дождем играла: чет и нечет,
и мы слонялись по сараю,
гадая: знаешь или нет,
и наша жизнь, уже вторая,
казалась лишнею вдвойне,
а море волны не докатывало,
и был фонарь похож на куст,
и наша жизнь была лишь платою
за эту комнату искусств.
1959
Песня
Ты слышишь, шлёпает вода
по днищу и по борту вдоль,
когда те двое, передав
себя покачиванию волн,
лежат, как мёртвые, лицо
покою неба обратив,
и дышит утренний песок,
уткнувшись лодками в тростник.
Когда я, милый твой, умру,
пренебрегая торжеством,
оставь лежать меня в бору
с таким, как у озёр, лицом.
***
Всё - Лицо: лицо - Лицо,
Пыль - Лицо, слова - Лицо,
Всё - Лицо. Его. Творца.
Только сам Он без Лица.
1969
***
Нас всех по пальцам перечесть,
но по перстам! Друзья, откуда
мне выпала такая честь
быть среди вас? Но долго ль буду?
На всякий случай будь здоров
любой из вас! На всякий случай,
из перепавших мне даров,
друзья мои, вы - наилучший!
Прощайте, милые. Своя
на всё печаль во мне. Вечерний
сижу один. Не с вами я.
Дай Бог вам длинных виночерпий!
1969
***
Вспыхнул жук, самосожженьем
кончив в собственном луче.
Длинной мыслью продолженьем
разгибается ручей.
Пахнет девочка сиренью
и летает за собой,
полетав среди деревьев,
обе стали голубой.
Кто расскажет, как он умер?
Дева спит не голубой.
в небесах стоит Альтшулер
в виде ангела с трубой.
1968
***
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идёт, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идёт, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идём за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идём за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана, видит Бог,
чтоб застрелиться тут, не надо ничего.
Сентябрь 1970 (последнее)
Леонид Аронзон. О, что за благо выпивать в тумане!
и комната наша пуста,
под сумерки у Петербурга
разит, как у пьяниц из рта.
По затхлому духу подвалов
я знаю его назубок:
каналы, заливы, канавки,
как мальчики трутся о бок.
Мостами связуя столицу,
небесную горечь вобрав,
всплывают, как самоубийцы,
над тёмной водой острова.
Какой Петербург! - захолустье! -
облупленный ветром фасад,
когда, отвернувшись от устья,
Нева гонит волны назад.
Как ткань расползается эхо
буксиров и мучает слух,
итак, - никуда не уехав, -
давай соберём по узлу.
Давай распрощаемся. Годы
прощаний оставлены нам;
безлюдный и пасмурный город:
булыжник - залив - и канал.
1964
***
Губ нежнее таитянок
твои губы молодые,
твоя плоть благоуханна
как сады и как плоды их.
Я стою перед тобою,
как лежал бы на вершине
той горы, где голубое
тихо делается синим.
Что счастливее, чем садом
быть в саду и утром - утром,
и какая это радость
день и вечность перепутать.
1969
* * *
По взморью Рижскому, по отмелям,
ступал по топкому песку,
у берегов качался с лодками,
пустыми лодками искусств,
а после шел, сандали прыгали,
на пояс вдетые цепочкой,
когда мы встретились за Ригою
как будто бы на ставке очной,
без изумления любовников,
оцепенения при встрече,
сарая ветошная кровля
дождем играла: чет и нечет,
и мы слонялись по сараю,
гадая: знаешь или нет,
и наша жизнь, уже вторая,
казалась лишнею вдвойне,
а море волны не докатывало,
и был фонарь похож на куст,
и наша жизнь была лишь платою
за эту комнату искусств.
1959
Песня
Ты слышишь, шлёпает вода
по днищу и по борту вдоль,
когда те двое, передав
себя покачиванию волн,
лежат, как мёртвые, лицо
покою неба обратив,
и дышит утренний песок,
уткнувшись лодками в тростник.
Когда я, милый твой, умру,
пренебрегая торжеством,
оставь лежать меня в бору
с таким, как у озёр, лицом.
***
Всё - Лицо: лицо - Лицо,
Пыль - Лицо, слова - Лицо,
Всё - Лицо. Его. Творца.
Только сам Он без Лица.
1969
***
Нас всех по пальцам перечесть,
но по перстам! Друзья, откуда
мне выпала такая честь
быть среди вас? Но долго ль буду?
На всякий случай будь здоров
любой из вас! На всякий случай,
из перепавших мне даров,
друзья мои, вы - наилучший!
Прощайте, милые. Своя
на всё печаль во мне. Вечерний
сижу один. Не с вами я.
Дай Бог вам длинных виночерпий!
1969
***
Вспыхнул жук, самосожженьем
кончив в собственном луче.
Длинной мыслью продолженьем
разгибается ручей.
Пахнет девочка сиренью
и летает за собой,
полетав среди деревьев,
обе стали голубой.
Кто расскажет, как он умер?
Дева спит не голубой.
в небесах стоит Альтшулер
в виде ангела с трубой.
1968
***
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идёт, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идёт, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идём за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идём за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана, видит Бог,
чтоб застрелиться тут, не надо ничего.
Сентябрь 1970 (последнее)
Леонид Аронзон. О, что за благо выпивать в тумане!