СМЕРТЬ СНЕГОВИКА (фантастический рассказ)
Все утро шел мокрый снег, плотным ровным слоем укрывая еще зеленую траву на газонах. Температура стремительно повышалась и грозила добраться до нулевой отметки.
Я вышла покормить птиц засохшими крошками и остатками печенья. Есть на перекрестке дорожек такой уголок, куда бабушки обычно приносят семечки или хлеб, и птицы это место хорошо знают. Вот и в тот день, как только первые крошки упали в снег, несколько голубей да мелких воробьев, захлопав крыльями, опустились рядом. Первым в дело пошло печенье, потом подобрали и пресный хлеб.
Воробьи почти сразу разлетелись, поняв, что голуби не дадут им шанса поживиться. Голуби же, посмотрев некоторое время по сторонам, но не глядя на меня, как будто это вовсе не я их только что кормила, и не дождавшись больше корма, степенно разошлись кто куда.
Я осталась одна под завесой белых пушистых хлопьев. Попробовав смять снег рукой, я с радостью обнаружила, что он замечательно липкий, и тут я решила слепить Снеговика.
В отдалении уже маячили две круглобокие фигуры с морковками вместо носа, поэтому я решила сделать своего Снеговика необычным. Совсем необычным. Прямо скажу - белой вороной (или у снеговиков принято как-то по-другому называть выбивающихся из привычных рамок сородичей?)
В общем, Снеговик мой вышел не шарообразным, а кубическим, к тому же стоящим на голове. То есть нижний куб был самый маленький, а верхний - большой. Вместо носа я воткнула голубиное перо, найденное тут же, а вместо глаз - две 50 копеечные монеты. А еще я приделала ему ножки из снега, и он как бы болтал ими в воздухе.
Насмотревшись на свое детище, я медленно шла к дому. Все мои волосы, выбившиеся из-под шапки, покрылись искрящимися снежинками, варежки были мокрыми от снега и слез Снеговика, который умолял не ставить его на голову. Или это он от смеха прослезился, когда понял, что я задумала?
Ночь прошла еще более снежно и тихо. Шорох снегопада убаюкивал меня, проникая даже сквозь тройной стеклопакет. Часов в семь утра меня разбудил стук лопаты - это дворник, опомнившись, начала вдруг убирать уже порядком засыпанную улицу.
«Все равно уже не усну», - подумала я и, накинув куртку, без шапки вышла в декабрьские предрассветные сумерки, подставляя теплые волосы под снежный поток. Снежинки таяли, касаясь моей головы, а я пробиралась, раздвигая руками волшебный занавес, а ногами - сугробы снега.
На перекрестке я в ужасе замерла - останки моего Снеговика жалкими комочками выглядывали из-под выпавшего за ночь снега. Ночью кто-то убил его!
Недобро поглядывали на меня двое с морковками, которых я заметила накануне. Они уже не были белоснежными - на подтаявших и вновь замерзших боках проступили серые пятна, словно сама подлая суть их сочилась наружу.
И стало мне грустно оттого, что среди Снеговиков многие скорее уничтожат непонятное и отличное от них, чем примут его. Они совсем как мы. Даже в собственной душе мы отдаем предпочтение чему-то привычному. А все новое и несущее перемены так часто бывает забито консервативным Снеговиком с морковкой и ведром на голове (на нашей голове, между прочим!), которого мы называем Разумом.
Катаем мы с младенчества снежные шары, составляя их в красивую скульптуру, а она, разделавшись со всеми нашими порывами, с годами подтаивает все больше, пока, наконец, не остаются от нее морковка да ведро.