Интервью с "переговорщиком" ФСБ...
Новый шедевр (конечно, вполне оправданный в инфовойне) от НАК. В интервью много косяков, которые можно разбирать довольно долго, но радует одно: с приходом Андрея Конина чуть-чуть стали все-таки упор делать и на переговоры. Так глядишь, я доживу до того времени, когда спецухи цивильно проводить начнут, а не просто поливать свинцом издали.
свои примечания выделяю [квадратным скобками], буду вас всех зомбировать...
Переговорщик ФСБ Дагестана: «Мы все прекрасно понимаем, что по ту сторону находится оступившийся человек, которому нужна помощь» []
http://www.riadagestan.ru/news/2011/09/11/118860
11.09.2011 , 18:02, Алексей Борода [точно Борода? Не Р.А.?]
Противоборство сотрудников правоохранительных органов и членов бандподполья в Дагестане в последнее время ознаменовалось весьма важной тенденцией [о тенденциях ой как рано говорить! один случай в Дербенте - это еще не тенденция, да и случай с Бамматханом Шейховым - давно был и имеет свои, несколько другие корни]: все чаще [?] боевики сдаются без боя и вверяют себя в руки правосудия [лид-абзац автор статьи - интервью, писал, по всей видимости, в состоянии некоего опьянения. возможно от успехов]. Это результат того, что между готовыми убивать друг друга людьми встают специалисты-переговорщики [специалисты во множественном числе? если все чаще, то где ж вы были, примерно полгода, год назад?]. Они, рискуя своей жизнью [хм...], находят то единственное решение, позволяющее обойтись без кровопролития [судя по статистике - очень часто не находят]. «Диалог [по этому слову - диалог - видно, что "Умар" - просто назначен быть переговорщиком, т.е. возможно он супер-коммуникабельный, но не профессионально подготовлен. в такой стрессовой ситуации, как переговоры, больше применимо слово "контакт"] между непримиримыми и правоохранителями все-таки возможен», - заключает в беседе с нами сотрудник республиканского силового ведомства по имени Умар, человек, профессионально [?] подготовленный к ведению переговоров с «заблудшими», как он сам их называет [сомневаюсь, что человек из структур, постоянно задействуемый на спецухах, называет боевиков "заблудшими". для этого он должен быть, как минимум, нрава кроткого... как пастор Шлаг :)].
- Умар, какова особенность переговоров именно с дагестанскими боевиками?
- Выделять именно дагестанских боевиков не стану, так как, попадая в сложную ситуацию, все ведут себя почти одинаково. Если цепочка событий подвела преступника к тому, что с ним начинают вести переговоры и предлагают сдаться в руки правосудия, понятно, что для него это серьезный стресс, это момент, когда у него происходит переоценка ценностей. Задача усложняется, если по ту сторону оказывается человек, взявший в руки оружие по религиозным мотивам. Идеологическая основа религиозных экстремистов очень устойчива к любому противодействию, так как те, кто ее разрабатывает, заранее учитывают фактор человеческой слабости: любой намек на ошибочность их действий - козни проклятого шайтана, малодушие и отступление от принципов - дорога к вечным мукам, инакомыслие - от слабого имана и т.п. Переубедить такого человека крайне сложно, тем более, если это надо сделать за очень ограниченное время. Порой людей не могут «вытащить» из сект в течение всей их жизни [согласен, все верно]. В моем случае цель одна - призвать людей к сдаче оружия и решить конфликт без стрельбы. В некоторых случаях нам это удается, в других [в "большинстве", к чему эвфемизмы] - нет.
- Как часто приходится привлекать к переговорам родственников боевиков?
- Практически всегда. В последнее время ни один из переговорных процессов не проходит без привлечения родственников, будь-то отец, мать, брат или дядя боевика. В большинстве случаев исход переговорного процесса решают именно они [жаль, что они. практика же ваша (ФСБ, НАК) показывает, что родственников ни в коем случае для переговоров привлекать нельзя! Особенно мать. отца или дядю. В Дербенте успех, ящитаю, был возможен, потому что с малолетками разговаривали чужие им тети и "дядя"-переговорщик. Если для смертников отец-мать не являлись авторитетом, то как можно их привлекать в переговорном процессе, когда смертник в 5 минутах от звания "шахид, иншалла"?]. Мы понимаем, что попавший в такую ситуацию человек может отказаться слушать сотрудников правоохранительных органов в силу каких-то своих ложных [ложных, но основанных на вполне объективных данных] убеждений или чтобы не показаться трусом перед своими подельниками. Но в то же время эти люди охотно идут на контакт с родными и близкими [чтоб попрощаться, да...].
В данном вопросе существует серьезная проблема и заключается она, если можно так сказать, в «братской солидарности» членов бандподполья. Другими словами, отдельные боевики порой самостоятельно приходят к мысли, что путь, на который они вышли, кардинально отличается от «романтичного джихада», о котором говорили им вербовщики и писали экстремистские сайты. Это путь разбоя, вымогательств, похищений, бессмысленных расправ над людьми, которые никакой роли в столь ненавистной им системе не играют. Судя по многочисленным показаниям, разочарование приходит довольно быстро. Слепое подчинение «амиру», который выполняет чьи-то коммерческие заказы, обрамляя их героикой газавата [давно этого слова не слышал], уже не приносит духовного удовлетворения. Нравиться это может только психически нездоровым людям. Парень или девушка, в одиночку осознавшие, что совершили самую большую ошибку в жизни, уже не находят единомышленников в лице «братьев». Однако они просто боятся, с отступниками там не церемонятся. Поэтому иногда, оказавшись перед лицом неминуемой смерти, молодые люди выбирают путь разума взамен мнимой солидарности. В общем, осознав еще до террористического акта [до чего?] всю ничтожность и греховность «лесной» жизни и уже подготовившись уйти из нее, молодой человек может принять решение сложить оружие не ради спасения своей жизни, а ради того, чтобы не причинить дополнительную боль своим близким [это предложение уже бред]. А это значит, что что-то человеческое в нем все-таки осталось.
- Многие считают, что вести переговоры с террористами - это значит идти на уступки и показывать свою слабость. Вы так считаете?
- Ни в коем случае [странно, а ваши коллеги, господин переговорщик, так считают. значит есть в вас что-то человеческое...]. Переговорный процесс обязателен в любом случае, ведь речь идет о человеческой жизни. Мы все прекрасно понимаем, что по ту сторону находится оступившийся человек, которому нужна помощь. И эту руку помощи мы должны ему протянуть. Вести переговоры - это позиция сильного, таким образом мы показываем, что не боимся их, хотя и прекрасно понимаем, что, оказавшись через какое-то время на свободе, многие из них вновь окажутся в рядах бандитов. Но в любом случае мы никогда не будем им стрелять в спину на глазах их жен и детей, как они не раз поступали с людьми, которых они знать не знали [ну, тут, как говорится, автор немного погнал].
- Но тем не менее многие спецоперации заканчиваются потерями с той и с другой стороны.
- Универсального ключа к каждому оступившемуся нет. Порой там оказываются люди, на которых много крови, им отступать некуда, слушать они никого не станут. Их удел - бесславный конец. Право первого выстрела всегда остается за преступником [гы... смешно...]. Наше оружие вступает в дело только в том случае, когда все остальные способы исчерпали себя.
- А как вести переговоры, если по ту сторону находится смертник?
- Когда мы слышим об отказе сложить оружие или телефонные прощания с родственниками, мы четко представляем, что перед нами смертники. Даже в этом случае мы не отказываемся от переговоров. Ведь человеческая жизнь нам не только важна сама по себе [сомнение выражаю. крайнее!..] (мы - люди верующие, и как бы нас ни стремились скомпрометировать, никогда не переступаем через дозволенное). Сдавшийся человек важен для нас как источник информации: даже профессиональный интерес нам не позволяет убивать. Нужно, в первую очередь, определить мотивы преступника. Если человек жаждет славы мученика, надо ему объяснить, что его смерть будут смаковать лишь желтые таблоиды и сомнительные «братья и сестры». Если он хочет просто подвести черту под своей никчемной [а вот тут "Умар" ПАЛИТСЯ. называя жизнь другого человека "никчемной", он показывает, как он далек от переговорного процесса и как ему в лом с кем-то переговариваться: другими словами, "Умар" говорит пару слов, вроде: здавайсу! а потом уже начинается спецуха] жизнью, то пусть сделает это так, чтоб не пострадал никто другой, ведь за убийство невинных придется отвечать его же родственникам [ну да, репрессии родственников боевиков ведь никто не отменял]. Все это нам необходимо, чтобы вести профилактическую работу и удерживать молодежь от опрометчивых шагов [пипец логика! какая профилактика, когда уже спецоперация идет! профилактика делается РАНЬШЕ! ЕЩЕ НА СТАДИИ взятия человека на учет].
Поверьте, мне и моим товарищам искренне жаль этих людей. Подверженные внушению, слабые, безвольные, но мечтающие о райских садах и посмертном самоутверждении - этих людей тоже можно вразумить, однако они часто не оставляют на это времени [хм... а кто вас торопит? или уже надбавки за спецоперации уже отменили?]. В конце концов, их смерть никому ничего не доказывает [именно что! ни вам - спецам, ни им - боевикам]. Разве что в очередной раз порадует того, кто рекрутировал молодого человека в банду и этим улучшил свое личное материальное положение. Вербовщики смертников закладывают в жертв именно эту программу: смерть - это избавление от кучи проблем, нависших над несчастным. А по сути, вербовщики сами создают вокруг жертвы атмосферу безысходности. Они торгуют человеческими жизнями. Вот над этим надо задуматься молодым людям, которых убеждают уйти в «лес».
свои примечания выделяю [квадратным скобками], буду вас всех зомбировать...
Переговорщик ФСБ Дагестана: «Мы все прекрасно понимаем, что по ту сторону находится оступившийся человек, которому нужна помощь» []
http://www.riadagestan.ru/news/2011/09/11/118860
11.09.2011 , 18:02, Алексей Борода [точно Борода? Не Р.А.?]
Противоборство сотрудников правоохранительных органов и членов бандподполья в Дагестане в последнее время ознаменовалось весьма важной тенденцией [о тенденциях ой как рано говорить! один случай в Дербенте - это еще не тенденция, да и случай с Бамматханом Шейховым - давно был и имеет свои, несколько другие корни]: все чаще [?] боевики сдаются без боя и вверяют себя в руки правосудия [лид-абзац автор статьи - интервью, писал, по всей видимости, в состоянии некоего опьянения. возможно от успехов]. Это результат того, что между готовыми убивать друг друга людьми встают специалисты-переговорщики [специалисты во множественном числе? если все чаще, то где ж вы были, примерно полгода, год назад?]. Они, рискуя своей жизнью [хм...], находят то единственное решение, позволяющее обойтись без кровопролития [судя по статистике - очень часто не находят]. «Диалог [по этому слову - диалог - видно, что "Умар" - просто назначен быть переговорщиком, т.е. возможно он супер-коммуникабельный, но не профессионально подготовлен. в такой стрессовой ситуации, как переговоры, больше применимо слово "контакт"] между непримиримыми и правоохранителями все-таки возможен», - заключает в беседе с нами сотрудник республиканского силового ведомства по имени Умар, человек, профессионально [?] подготовленный к ведению переговоров с «заблудшими», как он сам их называет [сомневаюсь, что человек из структур, постоянно задействуемый на спецухах, называет боевиков "заблудшими". для этого он должен быть, как минимум, нрава кроткого... как пастор Шлаг :)].
- Умар, какова особенность переговоров именно с дагестанскими боевиками?
- Выделять именно дагестанских боевиков не стану, так как, попадая в сложную ситуацию, все ведут себя почти одинаково. Если цепочка событий подвела преступника к тому, что с ним начинают вести переговоры и предлагают сдаться в руки правосудия, понятно, что для него это серьезный стресс, это момент, когда у него происходит переоценка ценностей. Задача усложняется, если по ту сторону оказывается человек, взявший в руки оружие по религиозным мотивам. Идеологическая основа религиозных экстремистов очень устойчива к любому противодействию, так как те, кто ее разрабатывает, заранее учитывают фактор человеческой слабости: любой намек на ошибочность их действий - козни проклятого шайтана, малодушие и отступление от принципов - дорога к вечным мукам, инакомыслие - от слабого имана и т.п. Переубедить такого человека крайне сложно, тем более, если это надо сделать за очень ограниченное время. Порой людей не могут «вытащить» из сект в течение всей их жизни [согласен, все верно]. В моем случае цель одна - призвать людей к сдаче оружия и решить конфликт без стрельбы. В некоторых случаях нам это удается, в других [в "большинстве", к чему эвфемизмы] - нет.
- Как часто приходится привлекать к переговорам родственников боевиков?
- Практически всегда. В последнее время ни один из переговорных процессов не проходит без привлечения родственников, будь-то отец, мать, брат или дядя боевика. В большинстве случаев исход переговорного процесса решают именно они [жаль, что они. практика же ваша (ФСБ, НАК) показывает, что родственников ни в коем случае для переговоров привлекать нельзя! Особенно мать. отца или дядю. В Дербенте успех, ящитаю, был возможен, потому что с малолетками разговаривали чужие им тети и "дядя"-переговорщик. Если для смертников отец-мать не являлись авторитетом, то как можно их привлекать в переговорном процессе, когда смертник в 5 минутах от звания "шахид, иншалла"?]. Мы понимаем, что попавший в такую ситуацию человек может отказаться слушать сотрудников правоохранительных органов в силу каких-то своих ложных [ложных, но основанных на вполне объективных данных] убеждений или чтобы не показаться трусом перед своими подельниками. Но в то же время эти люди охотно идут на контакт с родными и близкими [чтоб попрощаться, да...].
В данном вопросе существует серьезная проблема и заключается она, если можно так сказать, в «братской солидарности» членов бандподполья. Другими словами, отдельные боевики порой самостоятельно приходят к мысли, что путь, на который они вышли, кардинально отличается от «романтичного джихада», о котором говорили им вербовщики и писали экстремистские сайты. Это путь разбоя, вымогательств, похищений, бессмысленных расправ над людьми, которые никакой роли в столь ненавистной им системе не играют. Судя по многочисленным показаниям, разочарование приходит довольно быстро. Слепое подчинение «амиру», который выполняет чьи-то коммерческие заказы, обрамляя их героикой газавата [давно этого слова не слышал], уже не приносит духовного удовлетворения. Нравиться это может только психически нездоровым людям. Парень или девушка, в одиночку осознавшие, что совершили самую большую ошибку в жизни, уже не находят единомышленников в лице «братьев». Однако они просто боятся, с отступниками там не церемонятся. Поэтому иногда, оказавшись перед лицом неминуемой смерти, молодые люди выбирают путь разума взамен мнимой солидарности. В общем, осознав еще до террористического акта [до чего?] всю ничтожность и греховность «лесной» жизни и уже подготовившись уйти из нее, молодой человек может принять решение сложить оружие не ради спасения своей жизни, а ради того, чтобы не причинить дополнительную боль своим близким [это предложение уже бред]. А это значит, что что-то человеческое в нем все-таки осталось.
- Многие считают, что вести переговоры с террористами - это значит идти на уступки и показывать свою слабость. Вы так считаете?
- Ни в коем случае [странно, а ваши коллеги, господин переговорщик, так считают. значит есть в вас что-то человеческое...]. Переговорный процесс обязателен в любом случае, ведь речь идет о человеческой жизни. Мы все прекрасно понимаем, что по ту сторону находится оступившийся человек, которому нужна помощь. И эту руку помощи мы должны ему протянуть. Вести переговоры - это позиция сильного, таким образом мы показываем, что не боимся их, хотя и прекрасно понимаем, что, оказавшись через какое-то время на свободе, многие из них вновь окажутся в рядах бандитов. Но в любом случае мы никогда не будем им стрелять в спину на глазах их жен и детей, как они не раз поступали с людьми, которых они знать не знали [ну, тут, как говорится, автор немного погнал].
- Но тем не менее многие спецоперации заканчиваются потерями с той и с другой стороны.
- Универсального ключа к каждому оступившемуся нет. Порой там оказываются люди, на которых много крови, им отступать некуда, слушать они никого не станут. Их удел - бесславный конец. Право первого выстрела всегда остается за преступником [гы... смешно...]. Наше оружие вступает в дело только в том случае, когда все остальные способы исчерпали себя.
- А как вести переговоры, если по ту сторону находится смертник?
- Когда мы слышим об отказе сложить оружие или телефонные прощания с родственниками, мы четко представляем, что перед нами смертники. Даже в этом случае мы не отказываемся от переговоров. Ведь человеческая жизнь нам не только важна сама по себе [сомнение выражаю. крайнее!..] (мы - люди верующие, и как бы нас ни стремились скомпрометировать, никогда не переступаем через дозволенное). Сдавшийся человек важен для нас как источник информации: даже профессиональный интерес нам не позволяет убивать. Нужно, в первую очередь, определить мотивы преступника. Если человек жаждет славы мученика, надо ему объяснить, что его смерть будут смаковать лишь желтые таблоиды и сомнительные «братья и сестры». Если он хочет просто подвести черту под своей никчемной [а вот тут "Умар" ПАЛИТСЯ. называя жизнь другого человека "никчемной", он показывает, как он далек от переговорного процесса и как ему в лом с кем-то переговариваться: другими словами, "Умар" говорит пару слов, вроде: здавайсу! а потом уже начинается спецуха] жизнью, то пусть сделает это так, чтоб не пострадал никто другой, ведь за убийство невинных придется отвечать его же родственникам [ну да, репрессии родственников боевиков ведь никто не отменял]. Все это нам необходимо, чтобы вести профилактическую работу и удерживать молодежь от опрометчивых шагов [пипец логика! какая профилактика, когда уже спецоперация идет! профилактика делается РАНЬШЕ! ЕЩЕ НА СТАДИИ взятия человека на учет].
Поверьте, мне и моим товарищам искренне жаль этих людей. Подверженные внушению, слабые, безвольные, но мечтающие о райских садах и посмертном самоутверждении - этих людей тоже можно вразумить, однако они часто не оставляют на это времени [хм... а кто вас торопит? или уже надбавки за спецоперации уже отменили?]. В конце концов, их смерть никому ничего не доказывает [именно что! ни вам - спецам, ни им - боевикам]. Разве что в очередной раз порадует того, кто рекрутировал молодого человека в банду и этим улучшил свое личное материальное положение. Вербовщики смертников закладывают в жертв именно эту программу: смерть - это избавление от кучи проблем, нависших над несчастным. А по сути, вербовщики сами создают вокруг жертвы атмосферу безысходности. Они торгуют человеческими жизнями. Вот над этим надо задуматься молодым людям, которых убеждают уйти в «лес».