Речь Даши Чалой на суде (последнее слово)
"Не знаю, может быть, так принято, но меня очень удивило, что заключительная речь прокурора практически на 90% состояла из обвинительного заключения, сделанного ещё до начала судебного следствия. А остальные 10% просто ставят в тупик, потому что создаётся ощущение, что прокурор ни на одном судебном заседании не присутствовал.
Мне бы хотелось объяснить, что я имею в виду, и подробно остановиться на тех моментах, о которых я сказала выше.
Так, например, было сказано, что у меня на обыске было изъято два текста, один из которых написала я, а другой - Чечушкин (Дашин гражданский муж - Л.П.). И в моём тексте я призывала участников группы «читать литературу по теме».
Но в судебном заседании, когда мне предъявили оба текста, я подтвердила, что один из них мой, второй при этом я не опознала. Под протокол я сказала, что писала его не я, а кто - не знаю. При этом в тексте нигде не обозначено, что писал его Чечушкин, и для меня остаётся загадкой, с чего прокурор сделал такие выводы.
Что касается моего рукописного текста, то в призыве «читать литературу по теме» не обозначена ни эта самая тема, ни какая-то конкретная литература. Также в тексте не содержится никаких оскорблений в адрес лиц каких-либо национальностей. Не содержится в нём и никаких разжиганий национальных и других розней, текст носит крайне миролюбивый характер.
Соответственно, эти тексты не содержат в себе никакого доказательства моей вины.
Далее было сказано, что, по показаниям свидетелей, на митинге Свиридова был человек в маске, который к чему-то призывал и выкрикивал непонятные лозунги.
В зале суда все свидетели, которые присутствовали на митинге, показали, что я там никого ни к чему не призывала, кроме здорового образа жизни, объединения и получения образования. Также свидетели показали, что и на Русском Марше, и на митинге Егора Свиридова было очень много людей помимо участников Сопротивления.
И выходит, в этом моменте сторона обвинения вообще пытается доказать мою вину на основании действий незнакомых мне людей, которых я видела впервые.
Действия людей, которых я не знаю и личности которых не установлены, никак не доказывают наличия у меня умысла и вообще не имеют ни ко мне, ни к делу никакого отношения. Даже если это были провокаторы, я с ними там вместе ничего не кричала и даже не разговаривала с ними.
Далее прокурором было сказано, что оперативник Дудченко Артём, который зашёл в группу под псевдонимом Рихард Зорге, на суде рассказал, что на собраниях в лесу мы учились драться на ножах.
Хочу напомнить уважаемому суду, что далее Дудченко сказал, что сам он с нами в лесу ни разу не был, своими глазами никаких собраний не видел. На вопрос, откуда он знает про ножи, ответил: «Просто знаю, и всё».
Домыслы оперативников ни в коем случае не могут служить доказательством чьей-то вины.
Потом прокурор говорил о моей переписке ВКонтакте, в которой я называла лиц неславянской национальности «монобровями». Прокурор по какой-то причине сказал, что психо-лингвисттическая экспертиза выявила в этой моей фразе наличие призывов к разжиганию розней.
Хочу заострить особое внимание суда на том, что психо-лингвистическая экспертиза (и в ней это написано чёрным по белому) показала, что в этой переписке содержатся лишь негативные оценочные суждения, но никаких призывов в ней не содержится..
Переписка про «моноброви» - это также отдельная история. Во-первых, как я выяснила после того как на меня было заведено уголовное дело, книги Добровольского были признаны экстремистскими за разжигание межнациональной и религиозной вражды по отношению к евреям. А в переписке ВКонтакте «монобровями» я назвала лиц кавказской национальности (при этом не призывая ни к каким действиям, направленным против них). Во-вторых, эта переписка случилась через месяц после того, как я разослала книги.
Соответственно, она ни логически, ни фактически не имеет отношения к рассылке книг и никоим образом даже косвенно не доказывает наличие у меня в момент пересылки книг умысла на разжигание посредством этих книг национальных и религиозных розней.
Далее прокурор упоминает, что Чечушкин весной, до и после появления у меня в ноутбуке книг, имел доступ к моему компьютеру, что на компьютере не было пароля.
Зачем это было сказано стороной обвинения, мне вообще непонятно, так как это довод в мою защиту. Потому что сам же Чечушкин в зале суда сказал, что книги эти он у меня в компьютере не видел, никогда от меня о них не слышал, а узнал о них только тогда, когда у меня изъяли ноутбук, и я ему рассказала, по какой причине это произошло. Что говорит о том, что я никаким распространением этих книг не занималась помимо той самой группы ВКонтакте.
Свидетель Зайцев после дачи показаний стал скрываться, не явился в суд и ничем свои показания не подтвердил. А его показания опровергаются мной, Чечушкиным и Коротаевым.
Дальше в речи прокурора пошли показания анонимного свидетеля. Он утверждает, что при мне некие молодые люди совершали противоправные действия во вред лицам других национальностей и различных субкультур, а я хвалила их за это и ругала за то, что плохо конспирируются.
Но я в суде давала показания о том, что никогда этих людей не видела ни вживую, ни в интернете, потому что на момент моего вступления в группу их из неё выгнали как раз за эти противоправные действия. Мне потом лишь рассказали об этом и назвали пару фамилий. И это подтверждается очень существенным фактом - в уголовном деле присутствует отказ следователя в возбуждении ещё одного уголовного дела по организации преступного экстремистского сообщества. И отказ был дан как раз на основании того, что во время моего присутствия в группе не было выявлено никаких противоправных действий со стороны участников группы.
Далее Рылеев повествует о том, что я, приезжая на встречи, говорила, что ехала в маршрутке с лицами неславянской национальности, что я их ненавижу, поэтому их надо убивать. Более абсурдного высказывания даже представить трудно. Все мои знакомые знают, что я при выходе из газели всегда говорю «спасибо» водителю независимо от его национальности. А судя по словам Рылеева, я должна вечно жить с перекошенным от злобы лицом и на суды приезжать искривлённой от ненависти, потому что русских водителей у нас гораздо меньше, чем иностранных. Глядя на меня, даже человек с самой извращённой фантазией навряд ли сможет такое представить.
Вообще все слова свидетеля Рылеева наполнены немотивированной агрессией, что заставляет задуматься о наличии у него психического заболевания.
Хотя у моих знакомых на этот счёт другое мнение: все хорошо знающие меня люди, которым я показывала копию протокола допроса анонима, задавали лишь один вопрос: сколько ему заплатили за то, чтобы он такое про тебя сказал.
Естественно, утверждение Рылеева о моих разговорах опровергается абсолютно всеми остальными свидетелями, которые в зале суда показали, что ни разу не слышали от меня злых высказываний в чей-либо адрес.
Также Рылеев утверждает, что весной 2011 года на встрече группы Сопротивление я ему рассказывала о книгах Добровольского и об их содержании. Эти слова опять же опровергаются показаниями всех остальных свидетелей, которые в зале суда заявили, что весной никаких встреч у группы Сопротивление с моим участием не было.
В общем, показания Рылеева опровергаются всеми, даже сотрудниками правоохранительных органов. Собственно, поэтому он и испугался сказать всё это мне в глаза - я бы на его месте тоже побоялась смотреть в лицо человеку, если бы я его так оболгала.
А лжесвидетельства никак не могут быть доказательством моей вины.
Теперь про ОРМ (оперативно-розыскные мероприятия - Л.П.). Почему-то прокурор очень рьяно настаивал на том, что ОРМ подтверждают наличие у меня умысла.Но исследования ноутбука показали, что в архиве открывался только один файл с книгой, которая не содержится в списке запрещённых. Что список названий с моим предложением почитать книги появился в интернете уже через несколько часов после появления архива в моём ноутбуке. А это свидетельствует о том, что книги я не читала, потому что никто не смог бы прочесть их за пару часов. И во всех остальных ОРМ нет ни слова в подтверждение того, что книги я читала и что у меня был умысел на разжигание розней.
Я считаю, что доказательством моей вины не могут служить домыслы стороны обвинения.
Собственно, какая из всего этого вырисовывается картина - у стороны обвинения нет ни одного ни прямого, ни косвенного доказательства моей виновности в инкриминируемом преступлении. Естественно, их и не могло быть, потому что книги я не читала и никакого умысла у меня не было, поэтому я не считаю и не могу считать себя виноватой в разжигании межнациональных и религиозных розней.
Конечно, можно предположить, что чёрное - это не чёрное, а белое - это не белое. Собственно, сторона обвинения на протяжение восьми месяцев судебного следствия именно этим и занималась. Но всем известно, что в реальности такое невозможно.
И мне хочется верить, что в решении суда белое с чёрным не поменяется местами и не сольётся в одну кучу, потому что результатом такого смешения всегда становится грязь.
Я неукоснительно придерживаюсь одного очень важного жизненного принципа: всё, что человек делает и думает, с удесятерённой силой отражается на его детях. Поэтому я даже в мыслях наедине с собой никогда не желаю никому зла.
Я люблю жизнь, люблю свою страну, я люблю свою планету и мир на ней, я люблю людей, и все, кто меня знает, могут это в любой момент подтвердить".
По этому тексту можно судить о том, что именно предъявлялось стороной обвинения в суде в качестве доказательств Дашиной виновности. Ничего, кроме домыслов и абсолютно не относящихся к Дашиному делу событий. Ах да, ещё "моноброви". Жуткое "розжыгание"!
И вот на этом построен обвинительный приговор :(((
Мне бы хотелось объяснить, что я имею в виду, и подробно остановиться на тех моментах, о которых я сказала выше.
Так, например, было сказано, что у меня на обыске было изъято два текста, один из которых написала я, а другой - Чечушкин (Дашин гражданский муж - Л.П.). И в моём тексте я призывала участников группы «читать литературу по теме».
Но в судебном заседании, когда мне предъявили оба текста, я подтвердила, что один из них мой, второй при этом я не опознала. Под протокол я сказала, что писала его не я, а кто - не знаю. При этом в тексте нигде не обозначено, что писал его Чечушкин, и для меня остаётся загадкой, с чего прокурор сделал такие выводы.
Что касается моего рукописного текста, то в призыве «читать литературу по теме» не обозначена ни эта самая тема, ни какая-то конкретная литература. Также в тексте не содержится никаких оскорблений в адрес лиц каких-либо национальностей. Не содержится в нём и никаких разжиганий национальных и других розней, текст носит крайне миролюбивый характер.
Соответственно, эти тексты не содержат в себе никакого доказательства моей вины.
Далее было сказано, что, по показаниям свидетелей, на митинге Свиридова был человек в маске, который к чему-то призывал и выкрикивал непонятные лозунги.
В зале суда все свидетели, которые присутствовали на митинге, показали, что я там никого ни к чему не призывала, кроме здорового образа жизни, объединения и получения образования. Также свидетели показали, что и на Русском Марше, и на митинге Егора Свиридова было очень много людей помимо участников Сопротивления.
И выходит, в этом моменте сторона обвинения вообще пытается доказать мою вину на основании действий незнакомых мне людей, которых я видела впервые.
Действия людей, которых я не знаю и личности которых не установлены, никак не доказывают наличия у меня умысла и вообще не имеют ни ко мне, ни к делу никакого отношения. Даже если это были провокаторы, я с ними там вместе ничего не кричала и даже не разговаривала с ними.
Далее прокурором было сказано, что оперативник Дудченко Артём, который зашёл в группу под псевдонимом Рихард Зорге, на суде рассказал, что на собраниях в лесу мы учились драться на ножах.
Хочу напомнить уважаемому суду, что далее Дудченко сказал, что сам он с нами в лесу ни разу не был, своими глазами никаких собраний не видел. На вопрос, откуда он знает про ножи, ответил: «Просто знаю, и всё».
Домыслы оперативников ни в коем случае не могут служить доказательством чьей-то вины.
Потом прокурор говорил о моей переписке ВКонтакте, в которой я называла лиц неславянской национальности «монобровями». Прокурор по какой-то причине сказал, что психо-лингвисттическая экспертиза выявила в этой моей фразе наличие призывов к разжиганию розней.
Хочу заострить особое внимание суда на том, что психо-лингвистическая экспертиза (и в ней это написано чёрным по белому) показала, что в этой переписке содержатся лишь негативные оценочные суждения, но никаких призывов в ней не содержится..
Переписка про «моноброви» - это также отдельная история. Во-первых, как я выяснила после того как на меня было заведено уголовное дело, книги Добровольского были признаны экстремистскими за разжигание межнациональной и религиозной вражды по отношению к евреям. А в переписке ВКонтакте «монобровями» я назвала лиц кавказской национальности (при этом не призывая ни к каким действиям, направленным против них). Во-вторых, эта переписка случилась через месяц после того, как я разослала книги.
Соответственно, она ни логически, ни фактически не имеет отношения к рассылке книг и никоим образом даже косвенно не доказывает наличие у меня в момент пересылки книг умысла на разжигание посредством этих книг национальных и религиозных розней.
Далее прокурор упоминает, что Чечушкин весной, до и после появления у меня в ноутбуке книг, имел доступ к моему компьютеру, что на компьютере не было пароля.
Зачем это было сказано стороной обвинения, мне вообще непонятно, так как это довод в мою защиту. Потому что сам же Чечушкин в зале суда сказал, что книги эти он у меня в компьютере не видел, никогда от меня о них не слышал, а узнал о них только тогда, когда у меня изъяли ноутбук, и я ему рассказала, по какой причине это произошло. Что говорит о том, что я никаким распространением этих книг не занималась помимо той самой группы ВКонтакте.
Свидетель Зайцев после дачи показаний стал скрываться, не явился в суд и ничем свои показания не подтвердил. А его показания опровергаются мной, Чечушкиным и Коротаевым.
Дальше в речи прокурора пошли показания анонимного свидетеля. Он утверждает, что при мне некие молодые люди совершали противоправные действия во вред лицам других национальностей и различных субкультур, а я хвалила их за это и ругала за то, что плохо конспирируются.
Но я в суде давала показания о том, что никогда этих людей не видела ни вживую, ни в интернете, потому что на момент моего вступления в группу их из неё выгнали как раз за эти противоправные действия. Мне потом лишь рассказали об этом и назвали пару фамилий. И это подтверждается очень существенным фактом - в уголовном деле присутствует отказ следователя в возбуждении ещё одного уголовного дела по организации преступного экстремистского сообщества. И отказ был дан как раз на основании того, что во время моего присутствия в группе не было выявлено никаких противоправных действий со стороны участников группы.
Далее Рылеев повествует о том, что я, приезжая на встречи, говорила, что ехала в маршрутке с лицами неславянской национальности, что я их ненавижу, поэтому их надо убивать. Более абсурдного высказывания даже представить трудно. Все мои знакомые знают, что я при выходе из газели всегда говорю «спасибо» водителю независимо от его национальности. А судя по словам Рылеева, я должна вечно жить с перекошенным от злобы лицом и на суды приезжать искривлённой от ненависти, потому что русских водителей у нас гораздо меньше, чем иностранных. Глядя на меня, даже человек с самой извращённой фантазией навряд ли сможет такое представить.
Вообще все слова свидетеля Рылеева наполнены немотивированной агрессией, что заставляет задуматься о наличии у него психического заболевания.
Хотя у моих знакомых на этот счёт другое мнение: все хорошо знающие меня люди, которым я показывала копию протокола допроса анонима, задавали лишь один вопрос: сколько ему заплатили за то, чтобы он такое про тебя сказал.
Естественно, утверждение Рылеева о моих разговорах опровергается абсолютно всеми остальными свидетелями, которые в зале суда показали, что ни разу не слышали от меня злых высказываний в чей-либо адрес.
Также Рылеев утверждает, что весной 2011 года на встрече группы Сопротивление я ему рассказывала о книгах Добровольского и об их содержании. Эти слова опять же опровергаются показаниями всех остальных свидетелей, которые в зале суда заявили, что весной никаких встреч у группы Сопротивление с моим участием не было.
В общем, показания Рылеева опровергаются всеми, даже сотрудниками правоохранительных органов. Собственно, поэтому он и испугался сказать всё это мне в глаза - я бы на его месте тоже побоялась смотреть в лицо человеку, если бы я его так оболгала.
А лжесвидетельства никак не могут быть доказательством моей вины.
Теперь про ОРМ (оперативно-розыскные мероприятия - Л.П.). Почему-то прокурор очень рьяно настаивал на том, что ОРМ подтверждают наличие у меня умысла.Но исследования ноутбука показали, что в архиве открывался только один файл с книгой, которая не содержится в списке запрещённых. Что список названий с моим предложением почитать книги появился в интернете уже через несколько часов после появления архива в моём ноутбуке. А это свидетельствует о том, что книги я не читала, потому что никто не смог бы прочесть их за пару часов. И во всех остальных ОРМ нет ни слова в подтверждение того, что книги я читала и что у меня был умысел на разжигание розней.
Я считаю, что доказательством моей вины не могут служить домыслы стороны обвинения.
Собственно, какая из всего этого вырисовывается картина - у стороны обвинения нет ни одного ни прямого, ни косвенного доказательства моей виновности в инкриминируемом преступлении. Естественно, их и не могло быть, потому что книги я не читала и никакого умысла у меня не было, поэтому я не считаю и не могу считать себя виноватой в разжигании межнациональных и религиозных розней.
Конечно, можно предположить, что чёрное - это не чёрное, а белое - это не белое. Собственно, сторона обвинения на протяжение восьми месяцев судебного следствия именно этим и занималась. Но всем известно, что в реальности такое невозможно.
И мне хочется верить, что в решении суда белое с чёрным не поменяется местами и не сольётся в одну кучу, потому что результатом такого смешения всегда становится грязь.
Я неукоснительно придерживаюсь одного очень важного жизненного принципа: всё, что человек делает и думает, с удесятерённой силой отражается на его детях. Поэтому я даже в мыслях наедине с собой никогда не желаю никому зла.
Я люблю жизнь, люблю свою страну, я люблю свою планету и мир на ней, я люблю людей, и все, кто меня знает, могут это в любой момент подтвердить".
По этому тексту можно судить о том, что именно предъявлялось стороной обвинения в суде в качестве доказательств Дашиной виновности. Ничего, кроме домыслов и абсолютно не относящихся к Дашиному делу событий. Ах да, ещё "моноброви". Жуткое "розжыгание"!
И вот на этом построен обвинительный приговор :(((