Памяти митрополита Никодима
http://www.patriarchia.ru/db/text/5513325.html
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Попечительное отношение к стаду Божию является ярким проявлением любви к Самому Христу, учит святой Иоанн Златоуст. Мы знаем, что две самые главные заповеди, о которых Господь говорит нам в Новом Завете, - это заповеди о любви к Богу и о любви к ближнему. Так вот, слова святого Иоанна Златоуста помогают понять, что не может быть любви к Богу без любви к Церкви, как не может быть любви к Богу без любви к ближнему. Святой Иоанн Златоуст лишь развил двуединую заповедь Нового Завета о любви, включив в нее любовь человека к Церкви. Конечно, эта заповедь в первую очередь касается священнослужителей, которые должны ее запомнить, включить в свое понимание того, чтО есть служение Церкви, осознать, что не может быть ни любви к Богу, ни спасения в Боге, если нет любви к Церкви.
Я вспомнил эти замечательные слова святого Иоанна Златоуста в 90-ю годовщину со дня рождения владыки митрополита Никодима. В свое время его уже назвали «человек Церкви». А я был очень близок к покойному владыке, был его учеником, сопровождал в течение значительной части его жизни и, наконец, имел возможность прибыть в Рим за его гробом, вместе с Преосвященным митрополитом Ювеналием, зде присутствующим, и доставить останки любимого пастыря града Петрова сюда, в этот храм.
Свидетельствую, что сказанное Иоанном Златоустом в полной мере относится к владыке Никодиму. Любовь к Церкви была его единственной любовью в жизни. Что бы он ни делал, чем бы он ни занимался, будь то внешнецерковная деятельность, которой он руководил, будь то управление Ленинградской, ныне Санкт-Петербургской епархией, будь то общение с внешними людьми, далекими от Церкви, все это он делал не во имя своего благополучия, не ради карьеры, не ради желания стать известным и популярным, но во имя любви к Церкви, а значит, во имя любви к Господу и Спасителю.
Церковь была для владыки Никодима его домом, в котором он родился к новой жизни через Крещение, через принятие монашеского пострига в еще юношеском возрасте. Некоторые недоумевали, как такое могло произойти со студентом высшего учебного заведения, современным образованным человеком в те самые 50-е годы, когда все работало на воспитание молодежи в духе атеизма. Его родители не имели никакого отношения к Церкви: отец был партийным работником, мать - учительницей; правда, она сохраняла доброе отношение к Церкви, но семья была нецерковная. И вот в этой советской семье в 1929 году рождается младенец Борис, получивший в постриге имя Никодим.
Его возрастание происходило в условиях советских пятилеток, огромного энтузиазма народа, когда люди верили в светлое будущее, верили, что нужно потрудиться, что-то сделать, прорыть каналы, построить заводы, проложить железнодорожные пути, и светлое будущее непременно наступит. Церковь находилась практически в катакомбах; но на фоне всей этой общественной жизни, на фоне семейной жизни, никак не связанной с Церковью, Борис, ставший впоследствии Никодимом, возрастает верой и силой духа. Единственное место, куда он всегда с радостью устремлялся, вначале со своей бабушкой, а потом и один, порой тайком, чтобы никто не увидел, - это Скорбященский храм в городе Рязани. Там, среди пожилых людей, отрок молился и воцерковлялся - без какого-либо понуждения, без какого-либо обучения со стороны взрослых. Уже на детских годах будущего митрополита лежит печать свидетельства о его избрании Богом для высокого архипастырского служения.
Владыка взошел на эту ступень служения в тяжелейшее для нашей Церкви время - время так называемых хрущевских гонений. Политическая власть поставила задачу полностью искоренить религию к 1980 году, потому что с этого года страна должна была вступить в коммунистическую эпоху. Считалось, что никак нельзя войти в коммунизм с религиозными предрассудками, и вся сила и мощь государства, вся пропаганда, массовая культура, система воспитания, деятельность спецслужб были направлена на то, чтобы религиозная вера ушла из жизни народа. Именно в это время Господь призывает владыку Никодима к архипастырскому служению, и в силу своих Богом данных талантов он очень быстро становится заметен на церковном небосклоне. Престарелый Святейший Патриарх Алексий I увидел в нем человека талантливого, сильного, а потому способствовал его росту.
Став архиереем, владыка Никодим быстро продвигается по служебной лестнице. Не потому что кто-то помогал ему извне, как иногда говорят люди нечестные, пытающиеся бросить на него тень, а потому что он был из ряда вон выходящей личностью - человеком невероятно одаренным, обладавшим колоссальной памятью, силой веры, благочестием, замечательной способностью обращаться к людям и совершать богослужения. В 60-е годы, взойдя на высокую церковную свещницу, владыка делал все, чтобы остановить руку гонителей. Став митрополитом Ленинградским и Ладожским, а потом Ленинградским и Новгородским, он прилагал все усилия, чтобы на территории нашей митрополии не закрывались храмы, и ему это удавалось. В то время, когда в стране храмы закрывались десятками и сотнями, в Ленинградской епархии был закрыт лишь один храм, да и то обманом. Владыка по долгу службы должен был уехать за границу, и в его отсутствие закрыли церковь в поселке Котлы, причем тихо, чтобы митрополит не узнал. Как же сокрушался владыка, когда, вернувшись, узнал об этом! Даже годы спустя он себе простить не мог, что не уберег этот поселковый храм от закрытия, - и это во времена, когда, как я уже сказал, храмы закрывались сотнями! Неизвестно, что было бы с нашей митрополией, тогдашней Ленинградской епархией, если бы во главе ее в те суровые годы не был святитель, имя которого мы сегодня вспоминаем.
Владыка положил основу новому поколению епископата нашей Церкви. Гонители намеревались остановить епископские хиротонии, ведь если нет епископа, то нет и Церкви, так Церковь устроена. Но владыка сумел обойти все эти препоны. Будучи ответственным за внешнюю церковную деятельность, он стал рукополагать епископов для зарубежья, убеждая власти, что в наших заграничных учреждениях должны служить архиереи, с тем чтобы укреплялись позиции Русской Церкви за пределами нашей страны. Власти дали разрешение на хиротонию архиереев для зарубежных государств, но очень скоро по воле владыки Никодима эти архиереи стали возвращаться в Советский Союз, замещая пустующие кафедры или сменяя престарелых владык, которые уже не были в состоянии реально управлять, но оставались на кафедрах только потому, что их уход означал закрытие епархий.
Я перечисляю лишь отдельные эпизоды той огромной борьбы, которую вел владыка с атеистической властью, с окружающим его враждебным миром, чтобы сохранить Русскую Православную Церковь, чтобы обеспечить воспроизводство церковных кадров. Сознавая важность епископского служения для Православия, владыка делал все для того, чтобы появилось новое поколение архиереев, некоторые из которых здесь присутствуют, кто-то и сегодня служит в епархиях нашей Церкви, а кто-то уже отошел в мир иной.
Мы вспоминаем имя великого человека, от деятельности которого напрямую зависело само существование многих Божиих храмов, благополучие Ленинградской епархии, ныне Петербургской митрополии. От него зависело сохранение наших духовных школ, потому что властями уже было принято решение закрыть Ленинградскую духовную академию и семинарию. Но владыка, узнав об этом (а эти школы являлись для него родными), попросил Святейшего Патриарха Алексия направить его в Ленинград. Патриарх согласился, возвел его в митрополита Ленинградского и Ладожского, и владыка, вступив на кафедру, в первую очередь остановил закрытие наших духовных школ.
Старшее поколение духовенства, которое сегодня здесь присутствует, помнит все это. Но и все остальные должны хранить память о святителе, благодаря которому мы сегодня стоим в этом храме, ведь и Троицкому собору Александро-Невской лавры реально угрожало закрытие. Пусть в нашей благодарной памяти всегда сохраняется имя митрополита Никодима, великого святителя Русской Церкви XX века, много послужившего тому, чтобы продолжалось церковное служение на берегах Невы, отдавшего Церкви все свои силы и в 48 лет умершего от седьмого инфаркта. Тех, кто бросает грязь в эту светлую личность, обвиняя в разного рода грехах, нужно спросить: а что означает смерть человека, еще молодого, в 48 лет? Мог ли такой человек жить не по закону Божиему, предаваясь разного рода грехам? Если бы было так, он бы жил еще долго. Некий человек, родившийся в один год с митрополитом Никодимом, впоследствии возглавил раскол на Украине и доныне живет припеваючи. А владыка Никодим умер в 48 лет - одно это свидетельствует о том, кто прав, кто виноват, кто прожил жизнь святую и богоугодную, а кто предался греху, последствия которого мы сегодня отчетливо наблюдаем, следя за церковными нестроениями на Украине.
Призываю всех вас хранить молитвенную память о выдающемся святителе земли нашей приснопамятном владыке митрополите Никодиме. Молитесь о нем в своих личных молитвах, и в храме никогда не забывайте возносить его имя. А сейчас мы совершим заупокойную панихиду и испросим у Господа прощения грехов вольных и невольных раба Его, приснопамятного Преосвященного митрополита Никодима, дабы душа его упокоилась в селениях праведных, где нет ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная. Аминь.
Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие участники торжественного собрания!
Я уже много говорил о владыке Никодиме и боюсь, буду повторяться, если вновь произнесу какую-то долгую речь. Поэтому хотел бы просто обратить ваше внимание на одну из сторон личности владыки, которая входила в разительный контраст с тем, что в массовом сознании связывается с личностью архиерея.
Я вырос в церковной среде, и, естественно, присутствовал на архиерейских богослужениях в храмах, где служил мой отец. В отличие от современной молодежи, современных детей я был воспитан так, что всегда клал земной поклон, подходя под благословение к архиерею. Так мы были воспитаны, и я всегда очень боялся этого момента. Я даже отсчитывал минуты до того момента, когда надо было на запричастном стихе, обойдя престол, будь то в храме Смоленской иконы Божией Матери или в Преображенском соборе, подойти к архиерею, совершавшему службу. Всегда был некий трепет, страх, когда я стоял в очереди к служащему архиерею, даже если это был один из викарных, уж не говоря о митрополите Григории. Подходя, я падал ниц, но всегда встречал улыбку, доброе расположение архиерея, который пытался меня поднять, а я не понимал, в чем причина такой реакции, поскольку считал свои действия абсолютно правомерными. С таким отношением к архиерейскому сану я и встретился впервые с владыкой Никодимом.
Цель моей встречи заключалась в том, чтобы по рекомендации моего старшего брата, отца Николая, который в то время уже обучался в духовной академии, испросить благословение владыки на свой дальнейший путь. Наверное, я уже рассказывал, что у меня была мысль поступить вначале в светское учебное заведение, получить высшее образование. В школе меня всегда привлекали точные науки, в частности физика, и мне хотелось сперва прикоснуться к этой сфере человеческого знания, а уже потом непременно пойти в семинарию и стать священником. С этими раздумьями я и приехал к владыке Никодиму.
Он встречал меня там, где ныне находится Крестовый храм наших духовных школ, а тогда была просто прихожая. Если войти в Крестовый храм и повернуть налево, будет маленький коридорчик, а потом совсем маленькая комнатка, которая сейчас используется для каких-то технических нужд, а в то время там располагался кабинет митрополита Ленинградского и Новгородского.
Встретившись с владыкой, я был поражен его простотой. Я все думал, как же я буду разговаривать с митрополитом, ведь я привык только на колени вставать перед владыками, а тут предстоит беседа… Но с первых же фраз я понял, что с этим человеком разговаривать очень просто. Он умел как-то отодвинуть свою должность, свое высокое положение, общаясь с людьми, которые находились на совсем другой ступени с точки зрения общественного регламента, даже такими, как молодой человек, только вступающий в самостоятельную жизнь. Все это он отодвигал куда-то в сторону и разговаривал абсолютно на равных, причем никакого панибратства не было, но сами интонации были такими, что просто вводили собеседника в откровенный, сердечный, спокойный человеческий разговор.
Конечно, это был дар Божий, но не такой, который талантливый человек совершенствует с помощью какой-то техники. Никакой техники не было - владыка просто оставался самим собой в разговоре с простыми людьми, и этим он, конечно, обезоруживал окружающих, в том числе достаточно статусное ленинградское духовенство. Среди этого духовенства были почтенные протоиереи еще дореволюционного рукоположения, составлявшие пресвитерский «костяк» города на Неве. Чтобы пояснить, что это означает, скажу несколько слов об атмосфере, которая была в Петербурге в дореволюционные годы. Совершенно неслучайно революции происходили именно в Петербурге - здесь был очень высокий уровень согласия образованных, интеллигентных горожан с либеральной идеей. Пройдя революции, в том числе события 90-х годов, наше образованное общество - пусть не всё, но значительная его часть - стало понимать, что такое либерализм. А на заре XX века люди, особенно интеллигентные, были очарованы либерализмом.
Либеральная идея предполагала отказ от авторитетов и власти. Конечно, какая-то власть и с точки зрения либералов должна оставаться - не обойтись же без полицейских! - но каждый человек обладает таким достоинством и такими правами, что он и есть сам для себя власть. Собственно говоря, поставление самого себя в центр жизни - это и есть либеральная идея. А если я в центре, что же выше меня?! Конечно, это идея греховная, потому что поставление самого себя в центр жизни - это и есть отпадение от Бога. В центре жизни должен быть Бог. Но либеральная идея убирает Бога из жизни человека, поставляя в центр человеческую личность.
Так вот, в Петербурге духовенство было заражено либеральной идеей. Подобное происходило и в Москве, но в Петербурге особенно; вот почему и обновленчество возникло в Петербурге, а не в Москве. Все это созревало в начале XX века, к тому же церковное сообщество к такому развитию подтолкнули три революции. Теперь мы знаем, что из всего этого получилось, но в начале прошлого века носители либеральных и, говоря откровенно, революционных идей чувствовали себя очень комфортно, в том числе в Церкви. Большинство революционеров вышло из так называемого среднего класса, появившегося в России в XIX веке. Из школьных учебников мы знаем такое понятие, как разночинцы, - это и есть средний класс, достаточно образованный, но не обладавший экономическими возможностями. Амбиции при этом были очень сильны, вот почему в этой среде и стали развиваться революционные настроения. Их носителями, как ни удивительно, нередко становились учащиеся духовных учебных заведений, такие как Добролюбов и прочие, не буду их сейчас перечислять. Этому есть объяснение, которое заключается в том, что духовенство не должно быть сословным. Духовенство не должно быть оторвано от общества и ограничено сословными факторами, иначе оно оказывается в некоем гетто. Так и произошло в XIX веке, поэтому именно в среде духовенства стали развиваться революционные настроения, которые привели, к сожалению, к революциям, обрушившим национальную жизнь. В каждой из них самое активное участие принимали семинаристы.
Здесь есть о чем подумать. Значит, сама принадлежность к Церкви - не панацея от зла и бед, в том числе социальных, не гарантия верности. Можно учиться в семинарии и в какой-то момент предать и Бога, и Церковь, а потом творить дела, приносящие огромный вред Отечеству.
Почему я обо всем этом говорю? Да потому что либеральная идея сохраняла популярность в среде ленинградского духовенства. Конечно, к 60-м годам это были уже рудименты, ведь часть ленинградского духовенства прошла и через ссылки, и лагеря, но в основном через обновленчество. Ведь именно в Петербурге был расцвет обновленчества, и в нашем церковном ленинградском социуме в значительной степени оставалось старое духовенство, в послевоенные годы раскаявшееся по указу правительства в своих обновленческих заблуждениях, но сохранявшее симпатии к обновленчеству.
Владыка Никодим приехал в Петербург еще совсем молодым, ему было 34 года. Конечно, церковному Петербургу он казался человеком очень странным. Во-первых, добропорядочное духовенство видело в нем засланного агента. Как можно в 34 года стать митрополитом Ленинградским? Только с помощью властей! А кого же власти будут продвигать? Да только своего! Поэтому значительная часть духовенства воспринимала владыку как человека постороннего, а значит, опасного. Другие опасались усиления либеральных тенденций в церковной жизни, того, что новый митрополит начнет все ломать, тем более что он уже тогда занимался внешними связями, был известен за границей.
Но ни того, ни другого не произошло. Владыка привнес в жизнь либерального церковного Петербурга, не ломая, в общем, традиции и настроения духовенства, очень здоровый традиционализм, который в сочетании с либеральными петербургскими настроениями произвел очень правильный образ церковной жизни. С одной стороны, опора на традицию во всем - в богослужении, во внешнем виде, в том, как владыка говорил, как он мыслил. С другой стороны, как человек очень умный и чувствительный, владыка понимал настроения церковного Петербурга и был полностью к ним открыт. Сочетание церковного традиционализма и «либерализма» (конечно, это слово в данном случае нужно взять в кавычки), или, может быть, бОльшая открытость церковного Петербурга к светскому миру привели к тому, что жизнь нашей епархии при владыке Никодиме была исключительно интенсивной и эффективной. Действительно, церковная жизнь развивалась, как нигде во всей России. Все ожидали, что приедет непонятный человек, и беда будет для Петербурга. Оказалось, не беда, а великое благословение.
Сейчас уже трудно представить, каким был бы церковный Петербург даже сегодня, если бы значительную часть жизни владыка не посвятил этому городу. Он во многом предопределил церковное развитие не только Петербурга, но и всей нашей Церкви. Ставя во главу угла необходимость рукоположения новых архиереев, он воспитывал их в том самом духе, который помог им сформироваться людьми современными, убедительными для тогдашнего общества, открытыми к обществу и ориентированными на церковную традицию. Вклад владыки в формирование нового поколения епископата является воистину историческим. Даже сегодня представителей этого поколения вы можете наблюдать, в том числе в лице Патриарха. Это было совершенно особое время в истории нашей Церкви, когда, несмотря на внешние трудные обстоятельства, формировался актив епископата, на который легли особые трудности и особая ответственность по преодолению сложностей нашего общественного и церковного развития в конце XX века.
Пусть память о владыке Никодиме будет всегда сохраняться в Петербурге и во всей нашей Церкви. Еще есть люди, которые мало знают о владыке, которые некритически воспринимают сведения из Интернета, очерняющие его личность. Надеюсь, памятные мероприятия в связи с 90-летием митрополита Никодима помогут по-новому взглянуть на эту очень сильную, духовно одаренную личность, которая во многом предопределила церковное развитие во второй половине XX века. Последствия этого развития мы сегодня ощущаем во всем, в том числе в духовной жизни Петербурга. Пусть Господь хранит в наших сердцах вечную память, светлую и молитвенную, о душе покойного.
Click to viewВо имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Попечительное отношение к стаду Божию является ярким проявлением любви к Самому Христу, учит святой Иоанн Златоуст. Мы знаем, что две самые главные заповеди, о которых Господь говорит нам в Новом Завете, - это заповеди о любви к Богу и о любви к ближнему. Так вот, слова святого Иоанна Златоуста помогают понять, что не может быть любви к Богу без любви к Церкви, как не может быть любви к Богу без любви к ближнему. Святой Иоанн Златоуст лишь развил двуединую заповедь Нового Завета о любви, включив в нее любовь человека к Церкви. Конечно, эта заповедь в первую очередь касается священнослужителей, которые должны ее запомнить, включить в свое понимание того, чтО есть служение Церкви, осознать, что не может быть ни любви к Богу, ни спасения в Боге, если нет любви к Церкви.
Я вспомнил эти замечательные слова святого Иоанна Златоуста в 90-ю годовщину со дня рождения владыки митрополита Никодима. В свое время его уже назвали «человек Церкви». А я был очень близок к покойному владыке, был его учеником, сопровождал в течение значительной части его жизни и, наконец, имел возможность прибыть в Рим за его гробом, вместе с Преосвященным митрополитом Ювеналием, зде присутствующим, и доставить останки любимого пастыря града Петрова сюда, в этот храм.
Свидетельствую, что сказанное Иоанном Златоустом в полной мере относится к владыке Никодиму. Любовь к Церкви была его единственной любовью в жизни. Что бы он ни делал, чем бы он ни занимался, будь то внешнецерковная деятельность, которой он руководил, будь то управление Ленинградской, ныне Санкт-Петербургской епархией, будь то общение с внешними людьми, далекими от Церкви, все это он делал не во имя своего благополучия, не ради карьеры, не ради желания стать известным и популярным, но во имя любви к Церкви, а значит, во имя любви к Господу и Спасителю.
Церковь была для владыки Никодима его домом, в котором он родился к новой жизни через Крещение, через принятие монашеского пострига в еще юношеском возрасте. Некоторые недоумевали, как такое могло произойти со студентом высшего учебного заведения, современным образованным человеком в те самые 50-е годы, когда все работало на воспитание молодежи в духе атеизма. Его родители не имели никакого отношения к Церкви: отец был партийным работником, мать - учительницей; правда, она сохраняла доброе отношение к Церкви, но семья была нецерковная. И вот в этой советской семье в 1929 году рождается младенец Борис, получивший в постриге имя Никодим.
Его возрастание происходило в условиях советских пятилеток, огромного энтузиазма народа, когда люди верили в светлое будущее, верили, что нужно потрудиться, что-то сделать, прорыть каналы, построить заводы, проложить железнодорожные пути, и светлое будущее непременно наступит. Церковь находилась практически в катакомбах; но на фоне всей этой общественной жизни, на фоне семейной жизни, никак не связанной с Церковью, Борис, ставший впоследствии Никодимом, возрастает верой и силой духа. Единственное место, куда он всегда с радостью устремлялся, вначале со своей бабушкой, а потом и один, порой тайком, чтобы никто не увидел, - это Скорбященский храм в городе Рязани. Там, среди пожилых людей, отрок молился и воцерковлялся - без какого-либо понуждения, без какого-либо обучения со стороны взрослых. Уже на детских годах будущего митрополита лежит печать свидетельства о его избрании Богом для высокого архипастырского служения.
Владыка взошел на эту ступень служения в тяжелейшее для нашей Церкви время - время так называемых хрущевских гонений. Политическая власть поставила задачу полностью искоренить религию к 1980 году, потому что с этого года страна должна была вступить в коммунистическую эпоху. Считалось, что никак нельзя войти в коммунизм с религиозными предрассудками, и вся сила и мощь государства, вся пропаганда, массовая культура, система воспитания, деятельность спецслужб были направлена на то, чтобы религиозная вера ушла из жизни народа. Именно в это время Господь призывает владыку Никодима к архипастырскому служению, и в силу своих Богом данных талантов он очень быстро становится заметен на церковном небосклоне. Престарелый Святейший Патриарх Алексий I увидел в нем человека талантливого, сильного, а потому способствовал его росту.
Став архиереем, владыка Никодим быстро продвигается по служебной лестнице. Не потому что кто-то помогал ему извне, как иногда говорят люди нечестные, пытающиеся бросить на него тень, а потому что он был из ряда вон выходящей личностью - человеком невероятно одаренным, обладавшим колоссальной памятью, силой веры, благочестием, замечательной способностью обращаться к людям и совершать богослужения. В 60-е годы, взойдя на высокую церковную свещницу, владыка делал все, чтобы остановить руку гонителей. Став митрополитом Ленинградским и Ладожским, а потом Ленинградским и Новгородским, он прилагал все усилия, чтобы на территории нашей митрополии не закрывались храмы, и ему это удавалось. В то время, когда в стране храмы закрывались десятками и сотнями, в Ленинградской епархии был закрыт лишь один храм, да и то обманом. Владыка по долгу службы должен был уехать за границу, и в его отсутствие закрыли церковь в поселке Котлы, причем тихо, чтобы митрополит не узнал. Как же сокрушался владыка, когда, вернувшись, узнал об этом! Даже годы спустя он себе простить не мог, что не уберег этот поселковый храм от закрытия, - и это во времена, когда, как я уже сказал, храмы закрывались сотнями! Неизвестно, что было бы с нашей митрополией, тогдашней Ленинградской епархией, если бы во главе ее в те суровые годы не был святитель, имя которого мы сегодня вспоминаем.
Владыка положил основу новому поколению епископата нашей Церкви. Гонители намеревались остановить епископские хиротонии, ведь если нет епископа, то нет и Церкви, так Церковь устроена. Но владыка сумел обойти все эти препоны. Будучи ответственным за внешнюю церковную деятельность, он стал рукополагать епископов для зарубежья, убеждая власти, что в наших заграничных учреждениях должны служить архиереи, с тем чтобы укреплялись позиции Русской Церкви за пределами нашей страны. Власти дали разрешение на хиротонию архиереев для зарубежных государств, но очень скоро по воле владыки Никодима эти архиереи стали возвращаться в Советский Союз, замещая пустующие кафедры или сменяя престарелых владык, которые уже не были в состоянии реально управлять, но оставались на кафедрах только потому, что их уход означал закрытие епархий.
Я перечисляю лишь отдельные эпизоды той огромной борьбы, которую вел владыка с атеистической властью, с окружающим его враждебным миром, чтобы сохранить Русскую Православную Церковь, чтобы обеспечить воспроизводство церковных кадров. Сознавая важность епископского служения для Православия, владыка делал все для того, чтобы появилось новое поколение архиереев, некоторые из которых здесь присутствуют, кто-то и сегодня служит в епархиях нашей Церкви, а кто-то уже отошел в мир иной.
Мы вспоминаем имя великого человека, от деятельности которого напрямую зависело само существование многих Божиих храмов, благополучие Ленинградской епархии, ныне Петербургской митрополии. От него зависело сохранение наших духовных школ, потому что властями уже было принято решение закрыть Ленинградскую духовную академию и семинарию. Но владыка, узнав об этом (а эти школы являлись для него родными), попросил Святейшего Патриарха Алексия направить его в Ленинград. Патриарх согласился, возвел его в митрополита Ленинградского и Ладожского, и владыка, вступив на кафедру, в первую очередь остановил закрытие наших духовных школ.
Старшее поколение духовенства, которое сегодня здесь присутствует, помнит все это. Но и все остальные должны хранить память о святителе, благодаря которому мы сегодня стоим в этом храме, ведь и Троицкому собору Александро-Невской лавры реально угрожало закрытие. Пусть в нашей благодарной памяти всегда сохраняется имя митрополита Никодима, великого святителя Русской Церкви XX века, много послужившего тому, чтобы продолжалось церковное служение на берегах Невы, отдавшего Церкви все свои силы и в 48 лет умершего от седьмого инфаркта. Тех, кто бросает грязь в эту светлую личность, обвиняя в разного рода грехах, нужно спросить: а что означает смерть человека, еще молодого, в 48 лет? Мог ли такой человек жить не по закону Божиему, предаваясь разного рода грехам? Если бы было так, он бы жил еще долго. Некий человек, родившийся в один год с митрополитом Никодимом, впоследствии возглавил раскол на Украине и доныне живет припеваючи. А владыка Никодим умер в 48 лет - одно это свидетельствует о том, кто прав, кто виноват, кто прожил жизнь святую и богоугодную, а кто предался греху, последствия которого мы сегодня отчетливо наблюдаем, следя за церковными нестроениями на Украине.
Призываю всех вас хранить молитвенную память о выдающемся святителе земли нашей приснопамятном владыке митрополите Никодиме. Молитесь о нем в своих личных молитвах, и в храме никогда не забывайте возносить его имя. А сейчас мы совершим заупокойную панихиду и испросим у Господа прощения грехов вольных и невольных раба Его, приснопамятного Преосвященного митрополита Никодима, дабы душа его упокоилась в селениях праведных, где нет ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная. Аминь.
Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие участники торжественного собрания!
Я уже много говорил о владыке Никодиме и боюсь, буду повторяться, если вновь произнесу какую-то долгую речь. Поэтому хотел бы просто обратить ваше внимание на одну из сторон личности владыки, которая входила в разительный контраст с тем, что в массовом сознании связывается с личностью архиерея.
Я вырос в церковной среде, и, естественно, присутствовал на архиерейских богослужениях в храмах, где служил мой отец. В отличие от современной молодежи, современных детей я был воспитан так, что всегда клал земной поклон, подходя под благословение к архиерею. Так мы были воспитаны, и я всегда очень боялся этого момента. Я даже отсчитывал минуты до того момента, когда надо было на запричастном стихе, обойдя престол, будь то в храме Смоленской иконы Божией Матери или в Преображенском соборе, подойти к архиерею, совершавшему службу. Всегда был некий трепет, страх, когда я стоял в очереди к служащему архиерею, даже если это был один из викарных, уж не говоря о митрополите Григории. Подходя, я падал ниц, но всегда встречал улыбку, доброе расположение архиерея, который пытался меня поднять, а я не понимал, в чем причина такой реакции, поскольку считал свои действия абсолютно правомерными. С таким отношением к архиерейскому сану я и встретился впервые с владыкой Никодимом.
Цель моей встречи заключалась в том, чтобы по рекомендации моего старшего брата, отца Николая, который в то время уже обучался в духовной академии, испросить благословение владыки на свой дальнейший путь. Наверное, я уже рассказывал, что у меня была мысль поступить вначале в светское учебное заведение, получить высшее образование. В школе меня всегда привлекали точные науки, в частности физика, и мне хотелось сперва прикоснуться к этой сфере человеческого знания, а уже потом непременно пойти в семинарию и стать священником. С этими раздумьями я и приехал к владыке Никодиму.
Он встречал меня там, где ныне находится Крестовый храм наших духовных школ, а тогда была просто прихожая. Если войти в Крестовый храм и повернуть налево, будет маленький коридорчик, а потом совсем маленькая комнатка, которая сейчас используется для каких-то технических нужд, а в то время там располагался кабинет митрополита Ленинградского и Новгородского.
Встретившись с владыкой, я был поражен его простотой. Я все думал, как же я буду разговаривать с митрополитом, ведь я привык только на колени вставать перед владыками, а тут предстоит беседа… Но с первых же фраз я понял, что с этим человеком разговаривать очень просто. Он умел как-то отодвинуть свою должность, свое высокое положение, общаясь с людьми, которые находились на совсем другой ступени с точки зрения общественного регламента, даже такими, как молодой человек, только вступающий в самостоятельную жизнь. Все это он отодвигал куда-то в сторону и разговаривал абсолютно на равных, причем никакого панибратства не было, но сами интонации были такими, что просто вводили собеседника в откровенный, сердечный, спокойный человеческий разговор.
Конечно, это был дар Божий, но не такой, который талантливый человек совершенствует с помощью какой-то техники. Никакой техники не было - владыка просто оставался самим собой в разговоре с простыми людьми, и этим он, конечно, обезоруживал окружающих, в том числе достаточно статусное ленинградское духовенство. Среди этого духовенства были почтенные протоиереи еще дореволюционного рукоположения, составлявшие пресвитерский «костяк» города на Неве. Чтобы пояснить, что это означает, скажу несколько слов об атмосфере, которая была в Петербурге в дореволюционные годы. Совершенно неслучайно революции происходили именно в Петербурге - здесь был очень высокий уровень согласия образованных, интеллигентных горожан с либеральной идеей. Пройдя революции, в том числе события 90-х годов, наше образованное общество - пусть не всё, но значительная его часть - стало понимать, что такое либерализм. А на заре XX века люди, особенно интеллигентные, были очарованы либерализмом.
Либеральная идея предполагала отказ от авторитетов и власти. Конечно, какая-то власть и с точки зрения либералов должна оставаться - не обойтись же без полицейских! - но каждый человек обладает таким достоинством и такими правами, что он и есть сам для себя власть. Собственно говоря, поставление самого себя в центр жизни - это и есть либеральная идея. А если я в центре, что же выше меня?! Конечно, это идея греховная, потому что поставление самого себя в центр жизни - это и есть отпадение от Бога. В центре жизни должен быть Бог. Но либеральная идея убирает Бога из жизни человека, поставляя в центр человеческую личность.
Так вот, в Петербурге духовенство было заражено либеральной идеей. Подобное происходило и в Москве, но в Петербурге особенно; вот почему и обновленчество возникло в Петербурге, а не в Москве. Все это созревало в начале XX века, к тому же церковное сообщество к такому развитию подтолкнули три революции. Теперь мы знаем, что из всего этого получилось, но в начале прошлого века носители либеральных и, говоря откровенно, революционных идей чувствовали себя очень комфортно, в том числе в Церкви. Большинство революционеров вышло из так называемого среднего класса, появившегося в России в XIX веке. Из школьных учебников мы знаем такое понятие, как разночинцы, - это и есть средний класс, достаточно образованный, но не обладавший экономическими возможностями. Амбиции при этом были очень сильны, вот почему в этой среде и стали развиваться революционные настроения. Их носителями, как ни удивительно, нередко становились учащиеся духовных учебных заведений, такие как Добролюбов и прочие, не буду их сейчас перечислять. Этому есть объяснение, которое заключается в том, что духовенство не должно быть сословным. Духовенство не должно быть оторвано от общества и ограничено сословными факторами, иначе оно оказывается в некоем гетто. Так и произошло в XIX веке, поэтому именно в среде духовенства стали развиваться революционные настроения, которые привели, к сожалению, к революциям, обрушившим национальную жизнь. В каждой из них самое активное участие принимали семинаристы.
Здесь есть о чем подумать. Значит, сама принадлежность к Церкви - не панацея от зла и бед, в том числе социальных, не гарантия верности. Можно учиться в семинарии и в какой-то момент предать и Бога, и Церковь, а потом творить дела, приносящие огромный вред Отечеству.
Почему я обо всем этом говорю? Да потому что либеральная идея сохраняла популярность в среде ленинградского духовенства. Конечно, к 60-м годам это были уже рудименты, ведь часть ленинградского духовенства прошла и через ссылки, и лагеря, но в основном через обновленчество. Ведь именно в Петербурге был расцвет обновленчества, и в нашем церковном ленинградском социуме в значительной степени оставалось старое духовенство, в послевоенные годы раскаявшееся по указу правительства в своих обновленческих заблуждениях, но сохранявшее симпатии к обновленчеству.
Владыка Никодим приехал в Петербург еще совсем молодым, ему было 34 года. Конечно, церковному Петербургу он казался человеком очень странным. Во-первых, добропорядочное духовенство видело в нем засланного агента. Как можно в 34 года стать митрополитом Ленинградским? Только с помощью властей! А кого же власти будут продвигать? Да только своего! Поэтому значительная часть духовенства воспринимала владыку как человека постороннего, а значит, опасного. Другие опасались усиления либеральных тенденций в церковной жизни, того, что новый митрополит начнет все ломать, тем более что он уже тогда занимался внешними связями, был известен за границей.
Но ни того, ни другого не произошло. Владыка привнес в жизнь либерального церковного Петербурга, не ломая, в общем, традиции и настроения духовенства, очень здоровый традиционализм, который в сочетании с либеральными петербургскими настроениями произвел очень правильный образ церковной жизни. С одной стороны, опора на традицию во всем - в богослужении, во внешнем виде, в том, как владыка говорил, как он мыслил. С другой стороны, как человек очень умный и чувствительный, владыка понимал настроения церковного Петербурга и был полностью к ним открыт. Сочетание церковного традиционализма и «либерализма» (конечно, это слово в данном случае нужно взять в кавычки), или, может быть, бОльшая открытость церковного Петербурга к светскому миру привели к тому, что жизнь нашей епархии при владыке Никодиме была исключительно интенсивной и эффективной. Действительно, церковная жизнь развивалась, как нигде во всей России. Все ожидали, что приедет непонятный человек, и беда будет для Петербурга. Оказалось, не беда, а великое благословение.
Сейчас уже трудно представить, каким был бы церковный Петербург даже сегодня, если бы значительную часть жизни владыка не посвятил этому городу. Он во многом предопределил церковное развитие не только Петербурга, но и всей нашей Церкви. Ставя во главу угла необходимость рукоположения новых архиереев, он воспитывал их в том самом духе, который помог им сформироваться людьми современными, убедительными для тогдашнего общества, открытыми к обществу и ориентированными на церковную традицию. Вклад владыки в формирование нового поколения епископата является воистину историческим. Даже сегодня представителей этого поколения вы можете наблюдать, в том числе в лице Патриарха. Это было совершенно особое время в истории нашей Церкви, когда, несмотря на внешние трудные обстоятельства, формировался актив епископата, на который легли особые трудности и особая ответственность по преодолению сложностей нашего общественного и церковного развития в конце XX века.
Пусть память о владыке Никодиме будет всегда сохраняться в Петербурге и во всей нашей Церкви. Еще есть люди, которые мало знают о владыке, которые некритически воспринимают сведения из Интернета, очерняющие его личность. Надеюсь, памятные мероприятия в связи с 90-летием митрополита Никодима помогут по-новому взглянуть на эту очень сильную, духовно одаренную личность, которая во многом предопределила церковное развитие во второй половине XX века. Последствия этого развития мы сегодня ощущаем во всем, в том числе в духовной жизни Петербурга. Пусть Господь хранит в наших сердцах вечную память, светлую и молитвенную, о душе покойного.