К юбилею почетного настоятеля Крестовоздвиженской церкви села Ополье
Гатчинская епархия > Кингисеппский округ
профессор-протоиерей Иоанн Иванович Белевцев
День рождения: 25 февраля 1928 - скончался 2 ноября 2019 года
К юбилею почетного настоятеля Крестовоздвиженской церкви села Ополье протоиерея Иоанна Белевцева
Размещено на 24.02.2018
25 февраля исполняется 90 лет уважаемому батюшке, протоиерею Иоанну Белевцеву, почётному настоятелю Крестовоздвиженского храма в Ополье. Многие, если не сказать иначе - все, кто на своём жизненном пути встретился с этим удивительным человеком, может уверенно о нём сказать: - «Он повлиял на мою судьбу; сделал меня лучше!».
Родился он в Ставрополье в селе Терновское и как сам нам рассказывал: - «Растет у нас в селе очень много дикого терновника - отсюда и название. Потом село переименовали в Труновское в честь участника Гражданской войны Константина Трунова. Он вынужденно перешел на сторону красных, чтобы сохранить жизнь себе и своей семье. Родители мои - простые крестьяне. Во время Гражданской войны отец был еще слишком молод, и ни к одной из противоборствующих сторон не примыкал. Ему надо было хозяйство вести. Была у нас лошадка, которая позволяла мне на нее взбираться, подержаться за гриву, никогда не сбрасывала. Меня учили так: подойди к ней, погладь, дай вкусной травы, и она не станет брыкаться. Так мы с ней и поладили. Отца звали Иваном. Он Иван, и я Иван. Отец Иван Сергеевич, а я Иван Иванович.
Я вырос единственным ребенком в семье - рождались и еще, но все они умирали, не прожив и двух лет. Время было тяжелое. Мне было очень жалко своих братьев и сестер.
Христианское воспитание мне прививала мама, Прасковья Ивановна. Она была очень верующая, богомольная. Она же учила меня читать, хотя сама была неграмотная. Но память у мамы была хорошая: она много молитв знала наизусть.
В нашем селе было три храма. В центре трех престольный Покровский собор, а по окраинам еще два храма - Троицкий и Серафима Саровского. Село длинное, километров пятнадцать - ведь у каждого дом, участок, - и пока всё пройдешь устанешь. Покровский храм поначалу забрали у верующих и отдали клубу, но потом часть храма передали обратно - и получилось, что богослужение и танцы шли одновременно. Шума много, людей много, слава Богу, у батюшки голос был хороший. Священником он стал уже в конце 1920-х - начале 1930-х годов, образования духовного не имел. На клиросе сначала пела его матушка, она хорошо знала службу и постепенно учила этому искусству других. Вот в этот храм мы и ходили на богослужения, а иногда и в Серафимовский - его большевики не сразу закрыли, может быть, потому, что он стоял на окраине села и новым властям не сильно мешал.
Читать по-церковнославянски я научился рано. Моя тетя, двоюродная сестра отца, была послушницей в монастыре в Тифлисе, но родом она из нашего села. В Грузии ведь тогда не было такого гонения на Церковь, как
в России. Иногда тетя приезжала домой, навещала нас. И проверяла мою грамотность.
Я читал. А ребята уже стучатся в окна, подгоняют, выходи к нам. Но я дочитывал до конца. А потом уже и сам, по собственному желанию стал читать, не выходил к друзьям, пока не закончу. В семинарии мне этот навык очень пригодился: многие сокурсники тыкались и мыкались, а я свободно и легко читал и получал удовольствие.
Закончив школу, я встал перед выбором: куда идти? Наш священник мне посоветовал: подумай о том, чтобы учиться в семинарии. Так я и сделал - отправился в Ставрополь. Семинарию вновь открыли в 1946 году. Была проблема, где размещать студентов, особенно нас, приезжих. Ведь одно дело организовать классы, а другое - предоставить ночлег. Мы впятером жили. Такого, чтобы у каждого своя койка, не было - стелили матрацы прямо на пол. У нас в комнате печечка была, и ребята мне, как приехавшему из самых дальних мест, выделили место у нее. «Ну, - говорят, - Иван, терпи. Будем сушить у печки валенки». Приду я, а кровать вся валенками завалена: у кого с накатом, у кого без, у кого-то с галошами, у кого-то они уже порваны.
Допоздна сидим с ребятами, не ложимся. Выучили уже все занятия. Это сейчас бы полежать, а тогда ни за что не заставишь. И мы давай играть в лошадей и всадников: один другому запрыгивает на плечи и так едет. Я всегда был наездником, потому что силенок было мало возить других. И вдруг навстречу преподаватель: «Смотрю, у вас силы появились, а ну-ка все, и кони, и всадники, на чистку снега». А лопаты тогда огромные были, по двое мы брали одну и гребли снег. Чистили территорию не только семинарии, но и ближайшие улицы. Была такая обязанность у нас - отрабатывать на государство.
Годы были голодные, еды мало. Бывало, делили одну картофелину на двоих. На каникулы нас не оставляли, я уезжал домой. Добирался на попутках, расплачивался хлебом, семинарским пайком, специально его откладывал и собирал.
Ехали в кузове по несколько человек. Если дождь, промокали до нитки, но всё равно дорога в Труновское была радостной: домой же еду. Нипочём грязь, бездорожье.
А однажды не было машин, чтобы уехать. Иду степью. На спине перинка, на которой я спал, - ведь всё должны были забирать с собой, сторожей не было, если оставишь, вернувшись, не найдешь ничего. Навстречу мне волк. Сил не было не то что бежать, а даже и идти. Сколько верст прошагал, и еще больше - впереди. Сначала испугался, а потом думаю: «Будь что будет, как Бог даст». Еще мысль: «Волк в загривок не вцепится, у меня там перинка». Я стою, и волк стоит. Он худой, ветром колеблемый, я такой же. Он пошел, и я пошел. И даже не обернулся.
Ну, а дома уже на молочке и творожке отъешься.
Вернешься в семинарию - не узнают.
Семинарию я закончил с отличием. И преподаватель один мне говорит: давай, поезжай в академию. Он имел в виду Ленинградскую духовную академию. Можно было и в Москву поехать, он лично советовал в Питер. Он сам там учился и многих знал. Даже бумагу мне написал, чтобы содействовали мне в учебе. Тогда приемные испытания были не такими трудными, это уже потом ужесточились.
В Ленинграде я помучался от холода. Вещей теплых, кроме плащика, не было никаких. Когда все расходились гулять в город, я оставался на месте сидеть. Пойду в библиотеку, найду столик ближе к печке, и сижу, завернувшись в плащ, читаю. Это сейчас батареи, а раньше отопление печное было, помещения плохо прогревались.
Три года я в Академии отучился. И меня оставили еще на четвертый профессорским стипендиатом. Я увлекался историей Русской Церкви, память хорошая была, даты знал. Отвечал и на основные, и на дополнительные вопросы. Неплохо сдавал экзамены, в общем. На профессорский стипендиат обычно отправляли самых лучших учеников. И практика педагогическая была. Сначала тяжело, но ничего, потом привыкаешь.
Академический храм Иоанна Богослова в те годы был приходским. Здесь я познакомился со своей будущей супругой Анной Сергеевной Горбуновой, дочерью блокадницы, да и сама она всю блокаду прожила в Ленинграде. Поженились, теща, Анна Адамовна, прописала нас в свою комнату в коммунальной квартире, мы там прожили все вместе почти 15 лет, у нас родились двое детей, дочь Наталья и сын Сергей. У тещи возникли проблемы из-за того, что она выдала дочь за священника. Ей как ветерану и блокаднице была положена квартира для улучшения жилищных условий. Но вместо этого вызвали в Большой дом и сказали: «Хорошего же ты себе зятька нашла». Но теща моя старый ветеран, она сразу нашлась, что ответить: «А свою бы дочь, выйди она за священника, вы бы выставили на улицу?» И её оставили в очереди, но отодвинули в самый конец. Она квартиры так и не дождалась. Лишь моя супруга смогла получить новое жилье - она ведь тоже блокадница, плела маскировочные сетки во время войны.
Летом 1957-го меня рукоположили в диаконы, а уже через две недели - в священники. Священникам жилось тогда тяжело, 80 процентов от зарплаты забирало государство. И на оставшиеся 20 процентов нам предлагалось кормить семью. Жену-то мою сразу лишили диплома - за то, что вышла за священника. Всю жизнь она отработала уборщицей. И детям чинили препятствия в школе, говорили, что священники обманывают людей, позорили перед классом.
Большую часть жизни, 54 года, я преподавал в Духовной академии. Сначала экзегетику Священного Писания Нового Завета, но мне-то больше хотелось заниматься историей, поэтому, когда появилась возможность, я перешел туда.
В хрущёвские времена Академию пытались закрыть. Никита Сергеевич обещал показать по телевизору «последнего попа», и под угрозой закрытия были все духовные учреждения. Мы, конечно, боялись потерять работу. Но и это не самое страшное. Многие еще помнили 30-е годы, когда священников и верующих судили и расстреливали. Это сейчас люди позабыли, что такое Большой террор, а тогда помнили - поэтому никто ни о чем не просил, ни на чем не настаивал. Главное, живы. И всегда надо было следить за собой и своими словами, ни в коем случае не болтать лишнего, блюсти мир и никого не провоцировать: в Академии и семинарии среди студентов и священников были осведомители, которые и тайну Исповеди раскрывали. Меня тоже вызывали в органы и предлагали стать осведомителем, я отказался. Потом были большие проблемы.
Много сделал, чтобы спасти Академию от закрытия, митрополит Никодим (Ротов). Я много проработал под его началом. Помню, я только начал преподавать, как владыка меня вызывает:
- Отец Иоанн, хотите помочь Русской Православной Церкви? - и улыбается так. У вас большой отпуск, два месяца. Первый месяц вы отдыхаете, а второй месяц прошу заменять на приходах других священников - им тоже надо отдыхать.
И до самого моего настоятельства в храме в Ополье - первого и единственного - я исполнял это его благословение, заменял отсутствующих священников в разных храмах. Их ведь в Ленинграде было немного, всего 12 на весь город.
Многих своих учеников я не помню - память на лица плохая. Сейчас они приходят ко мне, благодарят, что я их выучил. А я очень рад, что они служат, что не забывают и, самое главное, что они порядочные люди и умеют сказать спасибо.
Но некоторых учеников, конечно, помню. Нынешний архимандрит Гурий (Кузьмин), он сейчас служит в Кингисеппе, очень вспыльчивый по характеру человек. У него часто возникали неприятности в Академии, и с преподавателями, и со студентами. Я старался его покрывать. Прихожу к нему:
- Ну что ты разнервничался. Пойдем лучше на улицу погуляем.
Выходим, а он раздражен, всё успокоиться не может. Нервничает.
- Подыми наверх голову, отче Гурий.
- А что там?
- А там Господь на нас взирает и спрашивает: что же вы всё бегаете вокруг Академии? Отец Иоанн, утешь ты, наконец, отца Гурия, а то он разнервничался.
И отец Гурий улыбнется и успокоится.
Мы с ним дружны были, хотя и разница в возрасте 10 лет. Но он и мне мог начать недовольство высказывать. Ну, а я ему в таких случаях говорил:
- Отец Гурий, посмотри же на небо!
Главное достоинство священника - это его доброта. Пастырь должен быть добрым: не умным, не красивым, не статным, не голосистым - а добрым. Иначе овцы разбегутся.
И Патриарха Кирилла помню, конечно. Что могу сказать - способный был ученик. Сначала он у меня учился, потом я под его началом работал, когда он ректором стал. Когда отправляли его в Калининградскую епархию, я ему так напутствовал: здесь христиане и там христиане, вот на них и опирайся.
Я всю жизнь мечтал служить один. И лучше в сельском приходе - в городе-то кто одного священника на целый храм поставит? Тем более, я сам человек сельский. И вот под конец жизни моя мечта и исполнилась. Был настоятелем и единственным священником в Ополье с 1996 по 2015 годы. Теперь почётный настоятель. А оказался я здесь так: в 1990 году приехал заменить уехавшего в отпуск отца Гурия - всё еще исполнял так давно данное мне послушание. Так и остался в этом храме, вместе с отцом Гурием служил еще шесть лет. Он был настоятелем, я - вторым священником. Отец Гурий был благочинным и часто отлучался служить во вновь открываемых храмах, нередко бывал у митрополита, поэтому можно сказать, что я все эти годы служил в Ополье один. А в 1996 году отца Гурия перевели в Кингисепп, а я попросил митрополита Владимира оставить меня здесь настоятелем».
Вот так просто может повествовать о себе наш любимый батюшка. Но за этим его рассказом возможно разглядеть и его любовь, и, как он сам говорит, - доброту, так естественно ему свойственную и обнаруживаемую всяким обратившемуся к нему человеком. Его мудрость, скрытая в житейском совете, не раз выручала из беды оступившихся людей; его благословение люди воспринимают как путёвку в светлое будущее, как непререкаемый путь, оставляя все свои сомнения. И разве просили бы у него люди совета, благословения если бы всё это было впустую?
За скобками его рассказа скрыто то, что с 1955 года он был помощником инспектора, преподавал историю русской православной церкви, в Ленинградской духовной семинарии. 9 июня 1957 года рукоположен во дьякона, 16 июня того же года - во священника. С марта 1958 года он доцент духовной академии, с 1959 года - заведующий кафедрой истории и разбора русского раскола и сектантства с 1961 года - заведующий кафедрой истории РПЦ.
В 1964-1967 годах вёл занятия на факультете африканской христианской молодёжи при Ленинградской духовной академии, с 1967 года член редколлегии сборника «Богословские труды». С 1970 профессор, учувствовал в международных церковно-научных конференциях, посвящённых 1000-летию крещения Руси, проходивших в Киеве, Ленинграде, Москве. В 1987-1993 годах - член синодальной комиссии по канонизации святых. Награждён многими медалями русской православной церкви.
Сейчас наш батюшка болен. Мы так хотели бы встретить его почтенный юбилей вместе с ним, но даже если этого и не случиться - он не сможет приехать к нам в Ополье, то мы просто с глубоким уважением, с искренним чувством христианской любви, кланяемся ему низко и желаем здоровья
http://gatchina-eparhia.ru/2018/02/24/k-yubileyu-pochetnogo-nastoyatelya-krestovozdvizhenskoj-cerkvi-sela-opole-protoiereya-ioanna-belevceva/
профессор-протоиерей Иоанн Иванович Белевцев
День рождения: 25 февраля 1928 - скончался 2 ноября 2019 года
К юбилею почетного настоятеля Крестовоздвиженской церкви села Ополье протоиерея Иоанна Белевцева
Размещено на 24.02.2018
25 февраля исполняется 90 лет уважаемому батюшке, протоиерею Иоанну Белевцеву, почётному настоятелю Крестовоздвиженского храма в Ополье. Многие, если не сказать иначе - все, кто на своём жизненном пути встретился с этим удивительным человеком, может уверенно о нём сказать: - «Он повлиял на мою судьбу; сделал меня лучше!».
Родился он в Ставрополье в селе Терновское и как сам нам рассказывал: - «Растет у нас в селе очень много дикого терновника - отсюда и название. Потом село переименовали в Труновское в честь участника Гражданской войны Константина Трунова. Он вынужденно перешел на сторону красных, чтобы сохранить жизнь себе и своей семье. Родители мои - простые крестьяне. Во время Гражданской войны отец был еще слишком молод, и ни к одной из противоборствующих сторон не примыкал. Ему надо было хозяйство вести. Была у нас лошадка, которая позволяла мне на нее взбираться, подержаться за гриву, никогда не сбрасывала. Меня учили так: подойди к ней, погладь, дай вкусной травы, и она не станет брыкаться. Так мы с ней и поладили. Отца звали Иваном. Он Иван, и я Иван. Отец Иван Сергеевич, а я Иван Иванович.
Я вырос единственным ребенком в семье - рождались и еще, но все они умирали, не прожив и двух лет. Время было тяжелое. Мне было очень жалко своих братьев и сестер.
Христианское воспитание мне прививала мама, Прасковья Ивановна. Она была очень верующая, богомольная. Она же учила меня читать, хотя сама была неграмотная. Но память у мамы была хорошая: она много молитв знала наизусть.
В нашем селе было три храма. В центре трех престольный Покровский собор, а по окраинам еще два храма - Троицкий и Серафима Саровского. Село длинное, километров пятнадцать - ведь у каждого дом, участок, - и пока всё пройдешь устанешь. Покровский храм поначалу забрали у верующих и отдали клубу, но потом часть храма передали обратно - и получилось, что богослужение и танцы шли одновременно. Шума много, людей много, слава Богу, у батюшки голос был хороший. Священником он стал уже в конце 1920-х - начале 1930-х годов, образования духовного не имел. На клиросе сначала пела его матушка, она хорошо знала службу и постепенно учила этому искусству других. Вот в этот храм мы и ходили на богослужения, а иногда и в Серафимовский - его большевики не сразу закрыли, может быть, потому, что он стоял на окраине села и новым властям не сильно мешал.
Читать по-церковнославянски я научился рано. Моя тетя, двоюродная сестра отца, была послушницей в монастыре в Тифлисе, но родом она из нашего села. В Грузии ведь тогда не было такого гонения на Церковь, как
в России. Иногда тетя приезжала домой, навещала нас. И проверяла мою грамотность.
Я читал. А ребята уже стучатся в окна, подгоняют, выходи к нам. Но я дочитывал до конца. А потом уже и сам, по собственному желанию стал читать, не выходил к друзьям, пока не закончу. В семинарии мне этот навык очень пригодился: многие сокурсники тыкались и мыкались, а я свободно и легко читал и получал удовольствие.
Закончив школу, я встал перед выбором: куда идти? Наш священник мне посоветовал: подумай о том, чтобы учиться в семинарии. Так я и сделал - отправился в Ставрополь. Семинарию вновь открыли в 1946 году. Была проблема, где размещать студентов, особенно нас, приезжих. Ведь одно дело организовать классы, а другое - предоставить ночлег. Мы впятером жили. Такого, чтобы у каждого своя койка, не было - стелили матрацы прямо на пол. У нас в комнате печечка была, и ребята мне, как приехавшему из самых дальних мест, выделили место у нее. «Ну, - говорят, - Иван, терпи. Будем сушить у печки валенки». Приду я, а кровать вся валенками завалена: у кого с накатом, у кого без, у кого-то с галошами, у кого-то они уже порваны.
Допоздна сидим с ребятами, не ложимся. Выучили уже все занятия. Это сейчас бы полежать, а тогда ни за что не заставишь. И мы давай играть в лошадей и всадников: один другому запрыгивает на плечи и так едет. Я всегда был наездником, потому что силенок было мало возить других. И вдруг навстречу преподаватель: «Смотрю, у вас силы появились, а ну-ка все, и кони, и всадники, на чистку снега». А лопаты тогда огромные были, по двое мы брали одну и гребли снег. Чистили территорию не только семинарии, но и ближайшие улицы. Была такая обязанность у нас - отрабатывать на государство.
Годы были голодные, еды мало. Бывало, делили одну картофелину на двоих. На каникулы нас не оставляли, я уезжал домой. Добирался на попутках, расплачивался хлебом, семинарским пайком, специально его откладывал и собирал.
Ехали в кузове по несколько человек. Если дождь, промокали до нитки, но всё равно дорога в Труновское была радостной: домой же еду. Нипочём грязь, бездорожье.
А однажды не было машин, чтобы уехать. Иду степью. На спине перинка, на которой я спал, - ведь всё должны были забирать с собой, сторожей не было, если оставишь, вернувшись, не найдешь ничего. Навстречу мне волк. Сил не было не то что бежать, а даже и идти. Сколько верст прошагал, и еще больше - впереди. Сначала испугался, а потом думаю: «Будь что будет, как Бог даст». Еще мысль: «Волк в загривок не вцепится, у меня там перинка». Я стою, и волк стоит. Он худой, ветром колеблемый, я такой же. Он пошел, и я пошел. И даже не обернулся.
Ну, а дома уже на молочке и творожке отъешься.
Вернешься в семинарию - не узнают.
Семинарию я закончил с отличием. И преподаватель один мне говорит: давай, поезжай в академию. Он имел в виду Ленинградскую духовную академию. Можно было и в Москву поехать, он лично советовал в Питер. Он сам там учился и многих знал. Даже бумагу мне написал, чтобы содействовали мне в учебе. Тогда приемные испытания были не такими трудными, это уже потом ужесточились.
В Ленинграде я помучался от холода. Вещей теплых, кроме плащика, не было никаких. Когда все расходились гулять в город, я оставался на месте сидеть. Пойду в библиотеку, найду столик ближе к печке, и сижу, завернувшись в плащ, читаю. Это сейчас батареи, а раньше отопление печное было, помещения плохо прогревались.
Три года я в Академии отучился. И меня оставили еще на четвертый профессорским стипендиатом. Я увлекался историей Русской Церкви, память хорошая была, даты знал. Отвечал и на основные, и на дополнительные вопросы. Неплохо сдавал экзамены, в общем. На профессорский стипендиат обычно отправляли самых лучших учеников. И практика педагогическая была. Сначала тяжело, но ничего, потом привыкаешь.
Академический храм Иоанна Богослова в те годы был приходским. Здесь я познакомился со своей будущей супругой Анной Сергеевной Горбуновой, дочерью блокадницы, да и сама она всю блокаду прожила в Ленинграде. Поженились, теща, Анна Адамовна, прописала нас в свою комнату в коммунальной квартире, мы там прожили все вместе почти 15 лет, у нас родились двое детей, дочь Наталья и сын Сергей. У тещи возникли проблемы из-за того, что она выдала дочь за священника. Ей как ветерану и блокаднице была положена квартира для улучшения жилищных условий. Но вместо этого вызвали в Большой дом и сказали: «Хорошего же ты себе зятька нашла». Но теща моя старый ветеран, она сразу нашлась, что ответить: «А свою бы дочь, выйди она за священника, вы бы выставили на улицу?» И её оставили в очереди, но отодвинули в самый конец. Она квартиры так и не дождалась. Лишь моя супруга смогла получить новое жилье - она ведь тоже блокадница, плела маскировочные сетки во время войны.
Летом 1957-го меня рукоположили в диаконы, а уже через две недели - в священники. Священникам жилось тогда тяжело, 80 процентов от зарплаты забирало государство. И на оставшиеся 20 процентов нам предлагалось кормить семью. Жену-то мою сразу лишили диплома - за то, что вышла за священника. Всю жизнь она отработала уборщицей. И детям чинили препятствия в школе, говорили, что священники обманывают людей, позорили перед классом.
Большую часть жизни, 54 года, я преподавал в Духовной академии. Сначала экзегетику Священного Писания Нового Завета, но мне-то больше хотелось заниматься историей, поэтому, когда появилась возможность, я перешел туда.
В хрущёвские времена Академию пытались закрыть. Никита Сергеевич обещал показать по телевизору «последнего попа», и под угрозой закрытия были все духовные учреждения. Мы, конечно, боялись потерять работу. Но и это не самое страшное. Многие еще помнили 30-е годы, когда священников и верующих судили и расстреливали. Это сейчас люди позабыли, что такое Большой террор, а тогда помнили - поэтому никто ни о чем не просил, ни на чем не настаивал. Главное, живы. И всегда надо было следить за собой и своими словами, ни в коем случае не болтать лишнего, блюсти мир и никого не провоцировать: в Академии и семинарии среди студентов и священников были осведомители, которые и тайну Исповеди раскрывали. Меня тоже вызывали в органы и предлагали стать осведомителем, я отказался. Потом были большие проблемы.
Много сделал, чтобы спасти Академию от закрытия, митрополит Никодим (Ротов). Я много проработал под его началом. Помню, я только начал преподавать, как владыка меня вызывает:
- Отец Иоанн, хотите помочь Русской Православной Церкви? - и улыбается так. У вас большой отпуск, два месяца. Первый месяц вы отдыхаете, а второй месяц прошу заменять на приходах других священников - им тоже надо отдыхать.
И до самого моего настоятельства в храме в Ополье - первого и единственного - я исполнял это его благословение, заменял отсутствующих священников в разных храмах. Их ведь в Ленинграде было немного, всего 12 на весь город.
Многих своих учеников я не помню - память на лица плохая. Сейчас они приходят ко мне, благодарят, что я их выучил. А я очень рад, что они служат, что не забывают и, самое главное, что они порядочные люди и умеют сказать спасибо.
Но некоторых учеников, конечно, помню. Нынешний архимандрит Гурий (Кузьмин), он сейчас служит в Кингисеппе, очень вспыльчивый по характеру человек. У него часто возникали неприятности в Академии, и с преподавателями, и со студентами. Я старался его покрывать. Прихожу к нему:
- Ну что ты разнервничался. Пойдем лучше на улицу погуляем.
Выходим, а он раздражен, всё успокоиться не может. Нервничает.
- Подыми наверх голову, отче Гурий.
- А что там?
- А там Господь на нас взирает и спрашивает: что же вы всё бегаете вокруг Академии? Отец Иоанн, утешь ты, наконец, отца Гурия, а то он разнервничался.
И отец Гурий улыбнется и успокоится.
Мы с ним дружны были, хотя и разница в возрасте 10 лет. Но он и мне мог начать недовольство высказывать. Ну, а я ему в таких случаях говорил:
- Отец Гурий, посмотри же на небо!
Главное достоинство священника - это его доброта. Пастырь должен быть добрым: не умным, не красивым, не статным, не голосистым - а добрым. Иначе овцы разбегутся.
И Патриарха Кирилла помню, конечно. Что могу сказать - способный был ученик. Сначала он у меня учился, потом я под его началом работал, когда он ректором стал. Когда отправляли его в Калининградскую епархию, я ему так напутствовал: здесь христиане и там христиане, вот на них и опирайся.
Я всю жизнь мечтал служить один. И лучше в сельском приходе - в городе-то кто одного священника на целый храм поставит? Тем более, я сам человек сельский. И вот под конец жизни моя мечта и исполнилась. Был настоятелем и единственным священником в Ополье с 1996 по 2015 годы. Теперь почётный настоятель. А оказался я здесь так: в 1990 году приехал заменить уехавшего в отпуск отца Гурия - всё еще исполнял так давно данное мне послушание. Так и остался в этом храме, вместе с отцом Гурием служил еще шесть лет. Он был настоятелем, я - вторым священником. Отец Гурий был благочинным и часто отлучался служить во вновь открываемых храмах, нередко бывал у митрополита, поэтому можно сказать, что я все эти годы служил в Ополье один. А в 1996 году отца Гурия перевели в Кингисепп, а я попросил митрополита Владимира оставить меня здесь настоятелем».
Вот так просто может повествовать о себе наш любимый батюшка. Но за этим его рассказом возможно разглядеть и его любовь, и, как он сам говорит, - доброту, так естественно ему свойственную и обнаруживаемую всяким обратившемуся к нему человеком. Его мудрость, скрытая в житейском совете, не раз выручала из беды оступившихся людей; его благословение люди воспринимают как путёвку в светлое будущее, как непререкаемый путь, оставляя все свои сомнения. И разве просили бы у него люди совета, благословения если бы всё это было впустую?
За скобками его рассказа скрыто то, что с 1955 года он был помощником инспектора, преподавал историю русской православной церкви, в Ленинградской духовной семинарии. 9 июня 1957 года рукоположен во дьякона, 16 июня того же года - во священника. С марта 1958 года он доцент духовной академии, с 1959 года - заведующий кафедрой истории и разбора русского раскола и сектантства с 1961 года - заведующий кафедрой истории РПЦ.
В 1964-1967 годах вёл занятия на факультете африканской христианской молодёжи при Ленинградской духовной академии, с 1967 года член редколлегии сборника «Богословские труды». С 1970 профессор, учувствовал в международных церковно-научных конференциях, посвящённых 1000-летию крещения Руси, проходивших в Киеве, Ленинграде, Москве. В 1987-1993 годах - член синодальной комиссии по канонизации святых. Награждён многими медалями русской православной церкви.
Сейчас наш батюшка болен. Мы так хотели бы встретить его почтенный юбилей вместе с ним, но даже если этого и не случиться - он не сможет приехать к нам в Ополье, то мы просто с глубоким уважением, с искренним чувством христианской любви, кланяемся ему низко и желаем здоровья
http://gatchina-eparhia.ru/2018/02/24/k-yubileyu-pochetnogo-nastoyatelya-krestovozdvizhenskoj-cerkvi-sela-opole-protoiereya-ioanna-belevceva/