Мой октябрь 1993 года
Я зарекался не писать в этом ЖЖ ничего биографического, ничего похожего на лытбыр, но сегодня такой день, что надо писать только и именно такое.
У меня очень хорошая память. Свою жизнь с возрастающей степенью подробности я помню с четырех лет, а значит с 1992 года. И естественно события осени 1993 года в Москве не могли не оставить в моей памяти следа. Я помню даже не сам расстрел Верховного Совета, а предшествующие ему майские столкновения на Ленинском, если не ошибаюсь, проспекте. О, что это были за времена! Телевизор ещё долго, до того момента, как я научусь сносно читать, будет для меня окном в мир. Я рос в семье, где все мужчины воевали, благодаря этому, вокруг меня сложился культ милитаристского образа жизни. Ничто не смотрелось мною с большим упоением, чем фильмы про войну, и, конечно же, нововости о войне. Вести из горящих Карабаха и Боснии были для меня самым упоительным зрелищем. "Горят дома, за залпом залп, неугомонно бьют из пулемёта. Пуль рикошет и взрыв гранат, а с неба бьют нас самолеты...", - как спел один человек по поводу уже другой войны. Новости из какого-то большого помещения, где сидит много мужиков в костюмах меня не интересовали совершенно. Всё изменилось осенью 1993 года.
Мне было пять лет, я ходил в доживающий последние дни сельский детский садик. Я, как всегда, не спал в тихий час. От воспитателей услышал, что, дескать, белый дом осадили, что вокруг натянули колючую проволку. Вечером новости мною смотрелись с гораздо большим интересом. В тех выпусках я впервые увидел милицейские щиты с дырочками, дубинки, экзотический городской серый камуфляж и бронежилеты. Для меня было огромным и даже приятным шоком узнать, что существует защита от пуль. Теперь я новости смотрел каждый день, пытаясь выхватить из телевизионной картинки бронижилеты и щиты. А вот обилие кумачевых знамен меня напрягало. Нет, в ту пору я ещё не был ни антисоветчиком, ни советским патриотом. Просто это было так обычно. В 1993 году Советский Союз ещё только погружался в пучины истории, а красные флаги вывешивались по привычке на домах в дни больших праздников. А вот зачем ими было махать просто так, мне было непонятно. К тому же, новый трехцветный российский флаг мне нравился больше. Он был таким новым и свежим, полным неведомой энергии. Прекрасно помню, как отец путал цвета полос, когда рисовал его по моей просьбе.
Вечером 3 октября у меня дома была истоплена баня, пришли родственники, которые болели за "Спартак". По телевизору шла трансляция матча с "Ротором", как вдруг она оборвалась. Вот этот провинциальный, тёмный октябрьский страх я запомню надолго. Это было тягучее молчание, с тихими разговорами. В сотнях километров от Москвы было ничего неизвестно о происходящем в столице в данный момент. То есть вообще ничего. Когда, говоря об этих событий, указывают, что на них никак не среагировала провинция, я всегда вспоминаю повисшусшую в тишине неизвестность. Следующее утро было солнечное и по-осеннему теплое. Я крутился вокруг деда, а родители были на работе. Бабушка вышла на крыльцо и сказала, что по Белому дому стреляют из танков. Ту трансляцию я досмотрел до конца. Я видел как загорается здание, я слышал треск автоматов. И я почему-то грустил, что теперь, видимо, всё закончится, и по телевизору будет нечего смотреть.
Click to viewНо те осенние события на меня произвели глубокое впечатление: вот это противостояние в центре большого города - эта была более шокирующая картинка, чем горящие танки где-то далекой в стране с непонятным названием "Босния и Герцоговина". И, да. Пятелетний ребенок играл в разгон Верховного Совета, естественно, на стороне ОМОНа. Потому что они круче выглядели: у них были щиты и бронижилеты. Я даже одно место в Клюкве прозвал Красной Пресней, и долго разыгрывал штурм Верховного Совета.
А потом началась Чеченская война, за ней Вторая Чеченская, терракты, и как-то картинки сгоревшего Белого дома из моей памяти исчезла...
...В июне 2007 года, будучи первокурсником, со своими общежитскими соседями я поехал в Московский зоопарк, который к тому моменту был уже закрыт. И мы дружно решили дойти до покровской общаги ГУ-ВШЭ пешком. И случайно мы набрели на улицу Дружинниковскую. Издали поразило какое-то дикое сочетание имперок и советских флагов, крестов и серпов с молотами. Подойдя поближе, я понял, куда мы пришли. Знаете, то что я тогда испытал, чувствуют, наверное, аквалангисты, когда ныряют под воду сфотографировать кораллы, а находят затонувший корабль или город. Память меня моментально вернула в пятилетний возраст. Выяснилось, что не смотря на хорошую память о тех событиях и получаемое образование, я совершенно ничего не знал о тех днях. То есть знал, что есть щиты и бронежилеты. А про кровавую баню 3-4 октября, я знал как-то отдаленно и непонятно.
И с тех пор у меня начался длительный период изучения тех событий. И совершенно в русской традиции, я оказался на стороне слабых: я искренне переживал за защитников Дома Советов, никогда и нисколько не сопереживая Хасбулатову, Руцкому, Бабурину и прочим Прохановым. Меня упоительно восхищала своей эклектикой так называемая красно-коричневая идеология, хотя в ней и ощущалось какое-то дикое первобытное невежество. И, естественно, я никак не сопереживал Ельцину и его компании. Я вырос в той среде, где может и можно было простить, плачущего под Новый год Бориса Николаевича, но никак этого не заслуживали на тот момент здравствующий Гайдар и до сих пор живой Чубайс.
Я погружался в чтение свидетельств очевидцев и документов. В какой-то момент я стал понимать, что этим событиям, которые дали начало той России, в которой я вырос, уделяется непропорционально мало внимания в публичных разговорах разных деятелей и в учебниках истории. То есть две недели в центре столицы шло противостояние (а в провинция стояла тёмная осенняя тишина), а об этом никто и ничего не говорит. Как будто (так и есть) все хотели забыть этот образ рождающейся из шороха долларов и танковых залпов страны. Страшны были родовые муки. И, как и положенно, этот страх сопутствует нам до сих пор. Наверное, в нём кроется это подсознательное одинаковое стремление сегодняшних оппозиции и власти избежать крови. В 1993, а не в 1917 году. Для себя тему октября 1993 года я закрыл в год пятнадцатилетия тех событий, когда "Русский клуб" провёл свою первую конференцию, посвященную тем событиям: люди из разных лагерей того противостояния, выступали перед студентами, среди которых, наверное, один только я помнил те дни. В атмосфере 2008 года на лицах молодых людей было немалое удивление, когда они видели кадры массовых столкновений в центре Москвы. В тот год, в такое не верилось. Теперь, не побоюсь этого слова, почти обыденность. Хотя, надо быть честным, сегодня не так жёстко. Ах, да. В тот же год мне Мохов подарил книжку, которую подписал такими словами: "У нас будет свой Верховный Совет. И мы встанем на баррикады". Мы любим это вспоминать на каждой протестной акции последних лет.
Эту большую простыню я написал, потому что в современной России на официальном и полу-официальном уровне никто не хочет всерьез рассуждать и спорить о роли тех событий в общей истории. Так пусть хотя бы они останутся частью моей личной истории. Такой памяти истории в принципе достаточно.