Первая любовь.
Помню, как вся семья смотрела вечером телевизор. Папа качал меня, пятилетнюю кроху, на ноге и вдруг неожиданно спросил, не хочу ли я поехать в Берлин. Я, конечно, немного подумала для виду, но вообще-то уже давно и серьезно решила встретить Штирлица, поэтому важно покачала головой в знак согласия. Так и начались мои чудесные четыре года жизни в Германии, о которых я вспоминаю, когда хочется подумать о чем-то очень хорошем.
Совершенно естественно, маленькую меня абсолютно не интересовали многочисленные музеи, картины, концерты, памятники. Я смотрю на фотографии тех лет и переношусь в прошлое, вспоминаю, как, например, здесь я потеряла своего плюшевого медведя, которого мы потом искали с папой вместо экскурсии; около этого музея я больно упала с чугунной ограждающей цепи, когда мама, запретившая на ней качаться, на секунду отвернулась. А в этом парке продавали самое вкусное мороженное с фруктами и вафельными трубочками. Около этой реки на меня напал лебедь, шипел и требовал поделиться с ним бананом. В зоопарке за мной часто гонялись все павлины, пользуясь преимуществом одного роста. А на этой станции ветер вырвал из рук воздушный шарик, и поезд, к моему ужасу, переехал его. Еще я помню самую красивую рождественскую елку, сводящий с ума запах жареных сарделек, и как мы ездили за большущими белыми грибами в лес, со страхом обходили ямы кабанов и восторженно любовались косулями.
Я не знала языка, но мне вполне хватало общения с русскими друзьями. Нас не любили соседи-немцы, за это мы таскали у них неспелые груши и клубнику. Поездка в Западную Германию была равноценна празднику в Диснейленде. Я абсолютно ничего не понимала в политике, но страшно боялась вооруженных солдат около Бранденбургских ворот. А когда рушили стену, нам запретили выходить из дома даже в школу, так что большой день был не только у немцев.
Прощаясь с милым городом, я рыдала и шептала ему, что обязательно приеду навестить. И через семнадцать лет, волнуясь, как на первом свидании, осторожно выглянула из самолета.
Он стал краше, ярче и почему-то моложе. Он уютный, ласковый и головокружительно пахнет. Совсем как тогда, в детстве. Как ни странно, память практически ничего не стерла. Я быстро вспомнила родную улочку со смешным названием Andernacher, обняла наш дом, который стал очень аккуратным, потому что больше не отапливается углем. Нашла свои окна. Я тащила Олега за руку и закидывала бесполезной для него и такой важной для меня информацией. В этом магазине были самые вкусные булочки, а здесь мы с подругой стащили жвачку, и она оказалась совершенно мерзкой на вкус. В том доме мы отмечали всей военной частью праздники, а теперь новые хозяева поделили участок пополам и куда-то убрали огромные наземные шахматы. В парке около школы мы с братом и его классом сеяли траву. Здесь, в ныне заколоченном огромном здании, работал папа и провозил меня мимо охраны практически под сиденьем, чтобы не заметили.
Мой детский Берлин был совсем крохотным. И теперь, при каждой новой встрече, он стремительно растет для меня, а я с трепетом открываю все новые и новые его грани, будто разворачиваю красочные подарки из-под елки. Он разный, удивительный, непредсказуемый и такой уютный. Мне нравится бродить по улицам и трогать шероховатые разноцветные дома, вдыхать аромат многочисленных зеленых парков и дворов, греться в случайном уютном кафе, потягивая капучино, или же сидеть где-то на скамеечке с пивом и сосикой, тайком наблюдая за трогательной пожилой парой или же целующимися татуированными подростками неопределенного пола.
С тех пор я всегда приезжаю обнять свой дом и каждый раз обещаю городу, что очень скоро вернусь. А он верит и терпеливо ждет. Ведь мы, как пылкие влюбленные, нежно храним и оберегаем наше первое, немного смешное и наивное, но такое серьезное и крепкое чувство.
