Хэппи-энд, если мы будем живы
Очень много лет назад я прочитала вопрос-задачку, якобы из Что-Где-Когда.
Про сценариста, который типа придумал прекрасный и очень сладкий сценарий, где пара знакомится в круизе на корабле, и всё кончается хэппи-эндом.
Режиссёр прочитал этот сценарий и сказал:
-Слишком сладко. Надо добавить драмы.
И тогда сценарист добавил последний кадр.
Камера смотрит на влюблённую пару, которая стоит обнявшись на борту; потом неспешно переходит на перила, где висит круг.
На нём написано "Titaniс".
* * *
Скоро мы должны встретиться в нейтральной стране, неважно какой.
На несколько дней. Она летит туда с пересадкой, потому что прямые самолеты из Москвы туда больше не летают.
И я еду туда с пересадкой, потому что из Украины не летает больше вообще ничего.
У нас война.
Я ездила к ней почти 10 лет. Она тоже приезжала ко мне. Но больше я к ней.
В моем телефоне её русский номер записан "Москва".
Я оставалась у неё на месяц, два, три. Она была рада мне, я ей, потом мы уставали друг от друга; а потом всё начиналось снова.
Я сравнивала одесскую и московскую зиму; московская переносилась легче; градусов намного больше, но намного суше и есть снег, и не так промозгло. У нас в -10 невозможно жить, море, очень сыро; в Москве в -25 нужно просто теплее одеться.
Первые вещи из Икеи в моей квартире появились, потому что я привезла их из Москвы. Серьёзно.
Я таскала из Москвы в чемодане Икею. У нас, в Украине, просто не было Икеи. Мы не знали.
Огромный чемодан XL я тоже купила в Москве.
Потом я научилась заказывать Икею домой на сайтах; кажется, везли её из Польши.
Белая мебель дома - это её, я подсмотрела.
Ну а у кого учиться? Только увидеть где-то. Мне кажется, Москва была года на 4 впереди нас. То, что уже было там, к нам доходило только после.
У меня было раньше. Я видела у неё.
Своего бульку я привезла из Москвы. В Украине было очень сложно найти именно такую собаку.
У нас это было "закажите под вязку", в Москве мой щенок был рождён уже.
Заводчица Джема больше не живёт в Москве. Она уехала из россии вместе со своими собаками.
Когда-то я думала, что однажды приеду забрать у неё второго. Уже нет.
Я научилась многому благодаря "Москве".
Делать покупки в интернет-магазинах (смешно? ну да!); носить кеды с платьями; разрешать себе большее; краситься, обставлять, одеваться, задавать вопрос "зачем"; думать именно так.
Во мне огромный её след. Она меня сформировала до того, что есть сейчас. Хотя она меня младше на несколько лет.
Я люблю "Москву".
Я очень люблю её. Очень многим, что я знаю, как я вижу - я обязана ей. Многие рассказы связаны с ней.
* * *
Однажды она меня заблокировала. Везде. По номеру, в фейсбуке, везде.
Она не поддерживает это всё, но однажды нам стало сложно разговаривать, хотя мы говорили об одном и том же.
Не сразу день в день. Прошло какое-то время. И кое-что случилось.
Была конкретная причина. Продолжая дружить, однажды мы стали лицом к лицу. И я решила нажать на спусковой крючок.
Мы были связаны в одном деле.
Я не могу рассказать всего. Но я знаю, что она считает, будто я "предала ее".
А я ничего не считаю. Поступить по-другому было нельзя.
Когда-то я читала Виктора Франкла, про жизнь в концлагере. Он писал отдельной главой про выживание. Он рассказывал, что умирали те, кто морально ломались.
Он рассказывал, как однажды в камеру заходил фашистский надзиратель, подходил к человеку и говорил ему :"У меня есть задание завтра тебя убить; а у меня семья, дети… не хочу брать грех на душу; на тебе верёвку, повесься сам."
И человек вешался.
В моем ментальном мире она протягивала мне верёвку.
Я вешаться не захотела.
Такое... случилось.
Она не виновата. Она живет в россии и там это часть ментальности, как бы ты ни хотел, ты живёшь в этом, и ты сам становишься частью этого.
Частью тех, кто пришел расстреливать нас.
И страх заставляет делать или не делать многие вещи.
Она спасала себя.
Я должна была "умереть". Формально, ментально.
Люди моей страны умирали в это время физически. Просто умирали. Их просто убивали.
И моего решения никогда не поймёт тот, кто не прятался в подъезде своего дома во время воздушной тревоги.
Как и мы, даже пережившие это, никогда на самом деле не поймем до конца чувства тех, кого откапывали из под завалов домов, после ударивших в них ракет.
Я в Одессе, и у нас прилетает не так часто. Нам просто повезло.
Я думаю: а что если бы я жила в Мариуполе? Где погибли десятки тысяч жителей. Людей закапывали во дворах их домов.
Мне просто повезло, что я не из мученика Мариуполя. Или из любого другого уничтоженного до камней украинского города.
Что если бы? Что она сказала бы тогда?
Я говорила с женщиной - они с сыном из Херсона; они жили в подвале своего частного дома, когда случилось нападение русских. Когда ракета ударила просто в двор - и они поняли, что надо уезжать, потому что больше ничего не осталось. Россияне пришли. Дома нет, только подвал от дома.
Я рассказывала ей, как платить за интернет на съемной квартире в Одессе.
Я много с кем говорила, это просто одна из. Это наш фон жизни. Это жизнь, которую расстреляли русские.
* * *
Уже года два "Москва" не звонит мне со своего русского номера.
Мы начали потихоньку общаться. Мы никогда не трогаем именно ту ситуацию, что развела нас.
Она могла бы меня разблокировать.
Но она завела номер соседней страны, потому что с него безопасно звонить на мой украинский номер, даже в мессенджере.
Я конечно понимаю.
Я правда понимаю. Я слишком часто бывала в Москве, чтобы запомнить, что такое страх.
Я помню, что с каждым годом там становилось все больше ментов. Я всё это знаю и всё это помню. И я понимаю, почему у неё другой номер.
Но. Сейчас бомбят мою страну.
И все эти люди - часть этого.
* * *
Я уже всё пережила. Она видимо тоже.
Мы аккуратно общаемся раз в месяц. Мы рассказываем друг другу про людей и как дела в наших странах.
Недавно мы вспоминали, как разговаривали перед войной.
Она почему-то помнит, как я сказала: "Да, ладно, ничего не будет", и она мне поверила.
А я почему-то помню, как стояла перед дверью своей квартиры; мы не успели ещё договорить, и она говорила мне: "Ты не понимаешь, что здесь сейчас происходит, из каждого утюга, что говорят про Украину" - это было осенью перед войной; а я ответила: "Я думаю, что Киев будут бомбить. Он психопат, он сделает это."
Я не верила в то что говорю. Это выскакивает в бессознательном и вырывается само собой - у меня была картинка в глазах, горящей многоэтажки.
Конечно, этого не могло быть никогда. Это была просто буйная фантазия.
Я это помню. Как стоя перед своей квартирой, говорила такую глупость, что Киев будут бомбить.
Наверное, сейчас бы стоило показать фото, как мы с ней в веночках на Контрактовой отмечаем День Независимости в Киеве.
Она приезжала в Киев из Москвы. Я приезжала из Одессы.
* * * * * *
В глубине души я виню всех русских. Всех до единого.
Есть какие-то фантомы уехавших, которых я не виню. Но это как фантомы.
Как заводчица моей собаки Джема. Её я не могу винить тоже.
И отдельно стоит она, "Москва".
Она отдельно. Я не могу ненавидеть её.
Я знаю, что она тоже ненавидит всё это. Искренне. Она очень умная, она всё понимает. Она понимает, что ждет её страну. Она понимает всё до последней строчки.
Она не хочет, чтобы её страна вырвала то, что можно назвать "победой". Потому что это никакая не "победа", а полный мрак. Это в любом случае мрак. Она знает, что происходящее - преступление.
Она также до сих пор говорит с Ирой из Киева, муж которой сейчас на войне.
Ирка тоже любит "Москву". Так получилось.
Я не могу винить именно её ни в чём.
Но она по происхождению - русская.
И это просто стоит у меня отдельно от всего, что произошло.
Скоро мы должны встретиться в нейтральной стране. Мы приедем/прилетим туда из разных, очень далеко находящихся друг от друга мест.
Я очень хочу её видеть. Я собираю подарки, которые повезу ей. То, что я хотела бы, чтоб было у неё, и то что нравится мне самой. Жаль, что у неё ручная кладь, и надо выбирать что маленькое.
Как-то недавно мы говорили с этого её иностранного номера.
Она написала и спросила:
-Как такое может быть? Десять лет мы разговаривали каждый день. каждый вечер. а потом хоп и всё.
Я ответила:
-Война разрушила много связей. Форс-мажор. По крайней мере мы живы. Могло быть и хуже.
* * *
На самом деле я до конца никогда не смогу объяснить ей, что произошло.
Просто третий год подряд воздушная тревога. Просто моей жизни, как было до, больше нет.
И я понимаю, что мне 42 (или 43? ччёрт) года, и разрушена половина моей страны.
Однажды нам нужно было придумать новый пароль кое-где. Коллега сказал: давай то, что мы никогда не забудем.
И мы нажали: 240222. Это даже не нужно было объяснять, это молча. Как и много всяких других моментов.
В пизду все то, что мы учили в школе, всю эту замшелую давно историю.
У нас война. Она вот - при нашей жизни. Зачем нам думать о том, что было когда-то? Вот, война. И на этой войне не какие-то деды… на войне умираем мы.
* * * * *
Мы о чём-то будем говорить, когда встретимся.
Уже куплены билеты, но я до сих пор думаю "если состоится".
Я не произношу в голове заготовленных диалогов. Всё как-то будет. Мы два умных человека.
Я знаю, что воздержусь от слов, постоянно сидящих в моей голове.
Если мы не напьёмся.
Я думаю, что очень постараюсь держать себя в руках, потому что я её люблю. Потому что она важный человек в моей жизни.
Но я два с половиной года живу с этими словами внутри. Каждый день того, что случилось. Подонки. Выродки. Подонки.
Я помню, что нужно держать себя в руках.
Она этого всего не хотела. Мы разговаривали с ней каждый вечер десять лет.
Но я знаю, что если не дай бог возникнет тема…
* * *
И тогда я скажу ей:
-Знаешь... Я могла бы столько всего тебе сказать... и я имею на это право. И я никогда не буду думать внутри по-другому... но наверное сейчас давай я буду молчать.
Ты не глупая девочка, ты же всё понимаешь. Давай я буду молчать и не спрашивай.
Потому что у меня нет других слов.
Потому что единственное, что заставляет меня сдерживаться... единственное, что меня связывает с русскими - это ты.
Про сценариста, который типа придумал прекрасный и очень сладкий сценарий, где пара знакомится в круизе на корабле, и всё кончается хэппи-эндом.
Режиссёр прочитал этот сценарий и сказал:
-Слишком сладко. Надо добавить драмы.
И тогда сценарист добавил последний кадр.
Камера смотрит на влюблённую пару, которая стоит обнявшись на борту; потом неспешно переходит на перила, где висит круг.
На нём написано "Titaniс".
* * *
Скоро мы должны встретиться в нейтральной стране, неважно какой.
На несколько дней. Она летит туда с пересадкой, потому что прямые самолеты из Москвы туда больше не летают.
И я еду туда с пересадкой, потому что из Украины не летает больше вообще ничего.
У нас война.
Я ездила к ней почти 10 лет. Она тоже приезжала ко мне. Но больше я к ней.
В моем телефоне её русский номер записан "Москва".
Я оставалась у неё на месяц, два, три. Она была рада мне, я ей, потом мы уставали друг от друга; а потом всё начиналось снова.
Я сравнивала одесскую и московскую зиму; московская переносилась легче; градусов намного больше, но намного суше и есть снег, и не так промозгло. У нас в -10 невозможно жить, море, очень сыро; в Москве в -25 нужно просто теплее одеться.
Первые вещи из Икеи в моей квартире появились, потому что я привезла их из Москвы. Серьёзно.
Я таскала из Москвы в чемодане Икею. У нас, в Украине, просто не было Икеи. Мы не знали.
Огромный чемодан XL я тоже купила в Москве.
Потом я научилась заказывать Икею домой на сайтах; кажется, везли её из Польши.
Белая мебель дома - это её, я подсмотрела.
Ну а у кого учиться? Только увидеть где-то. Мне кажется, Москва была года на 4 впереди нас. То, что уже было там, к нам доходило только после.
У меня было раньше. Я видела у неё.
Своего бульку я привезла из Москвы. В Украине было очень сложно найти именно такую собаку.
У нас это было "закажите под вязку", в Москве мой щенок был рождён уже.
Заводчица Джема больше не живёт в Москве. Она уехала из россии вместе со своими собаками.
Когда-то я думала, что однажды приеду забрать у неё второго. Уже нет.
Я научилась многому благодаря "Москве".
Делать покупки в интернет-магазинах (смешно? ну да!); носить кеды с платьями; разрешать себе большее; краситься, обставлять, одеваться, задавать вопрос "зачем"; думать именно так.
Во мне огромный её след. Она меня сформировала до того, что есть сейчас. Хотя она меня младше на несколько лет.
Я люблю "Москву".
Я очень люблю её. Очень многим, что я знаю, как я вижу - я обязана ей. Многие рассказы связаны с ней.
* * *
Однажды она меня заблокировала. Везде. По номеру, в фейсбуке, везде.
Она не поддерживает это всё, но однажды нам стало сложно разговаривать, хотя мы говорили об одном и том же.
Не сразу день в день. Прошло какое-то время. И кое-что случилось.
Была конкретная причина. Продолжая дружить, однажды мы стали лицом к лицу. И я решила нажать на спусковой крючок.
Мы были связаны в одном деле.
Я не могу рассказать всего. Но я знаю, что она считает, будто я "предала ее".
А я ничего не считаю. Поступить по-другому было нельзя.
Когда-то я читала Виктора Франкла, про жизнь в концлагере. Он писал отдельной главой про выживание. Он рассказывал, что умирали те, кто морально ломались.
Он рассказывал, как однажды в камеру заходил фашистский надзиратель, подходил к человеку и говорил ему :"У меня есть задание завтра тебя убить; а у меня семья, дети… не хочу брать грех на душу; на тебе верёвку, повесься сам."
И человек вешался.
В моем ментальном мире она протягивала мне верёвку.
Я вешаться не захотела.
Такое... случилось.
Она не виновата. Она живет в россии и там это часть ментальности, как бы ты ни хотел, ты живёшь в этом, и ты сам становишься частью этого.
Частью тех, кто пришел расстреливать нас.
И страх заставляет делать или не делать многие вещи.
Она спасала себя.
Я должна была "умереть". Формально, ментально.
Люди моей страны умирали в это время физически. Просто умирали. Их просто убивали.
И моего решения никогда не поймёт тот, кто не прятался в подъезде своего дома во время воздушной тревоги.
Как и мы, даже пережившие это, никогда на самом деле не поймем до конца чувства тех, кого откапывали из под завалов домов, после ударивших в них ракет.
Я в Одессе, и у нас прилетает не так часто. Нам просто повезло.
Я думаю: а что если бы я жила в Мариуполе? Где погибли десятки тысяч жителей. Людей закапывали во дворах их домов.
Мне просто повезло, что я не из мученика Мариуполя. Или из любого другого уничтоженного до камней украинского города.
Что если бы? Что она сказала бы тогда?
Я говорила с женщиной - они с сыном из Херсона; они жили в подвале своего частного дома, когда случилось нападение русских. Когда ракета ударила просто в двор - и они поняли, что надо уезжать, потому что больше ничего не осталось. Россияне пришли. Дома нет, только подвал от дома.
Я рассказывала ей, как платить за интернет на съемной квартире в Одессе.
Я много с кем говорила, это просто одна из. Это наш фон жизни. Это жизнь, которую расстреляли русские.
* * *
Уже года два "Москва" не звонит мне со своего русского номера.
Мы начали потихоньку общаться. Мы никогда не трогаем именно ту ситуацию, что развела нас.
Она могла бы меня разблокировать.
Но она завела номер соседней страны, потому что с него безопасно звонить на мой украинский номер, даже в мессенджере.
Я конечно понимаю.
Я правда понимаю. Я слишком часто бывала в Москве, чтобы запомнить, что такое страх.
Я помню, что с каждым годом там становилось все больше ментов. Я всё это знаю и всё это помню. И я понимаю, почему у неё другой номер.
Но. Сейчас бомбят мою страну.
И все эти люди - часть этого.
* * *
Я уже всё пережила. Она видимо тоже.
Мы аккуратно общаемся раз в месяц. Мы рассказываем друг другу про людей и как дела в наших странах.
Недавно мы вспоминали, как разговаривали перед войной.
Она почему-то помнит, как я сказала: "Да, ладно, ничего не будет", и она мне поверила.
А я почему-то помню, как стояла перед дверью своей квартиры; мы не успели ещё договорить, и она говорила мне: "Ты не понимаешь, что здесь сейчас происходит, из каждого утюга, что говорят про Украину" - это было осенью перед войной; а я ответила: "Я думаю, что Киев будут бомбить. Он психопат, он сделает это."
Я не верила в то что говорю. Это выскакивает в бессознательном и вырывается само собой - у меня была картинка в глазах, горящей многоэтажки.
Конечно, этого не могло быть никогда. Это была просто буйная фантазия.
Я это помню. Как стоя перед своей квартирой, говорила такую глупость, что Киев будут бомбить.
Наверное, сейчас бы стоило показать фото, как мы с ней в веночках на Контрактовой отмечаем День Независимости в Киеве.
Она приезжала в Киев из Москвы. Я приезжала из Одессы.
* * * * * *
В глубине души я виню всех русских. Всех до единого.
Есть какие-то фантомы уехавших, которых я не виню. Но это как фантомы.
Как заводчица моей собаки Джема. Её я не могу винить тоже.
И отдельно стоит она, "Москва".
Она отдельно. Я не могу ненавидеть её.
Я знаю, что она тоже ненавидит всё это. Искренне. Она очень умная, она всё понимает. Она понимает, что ждет её страну. Она понимает всё до последней строчки.
Она не хочет, чтобы её страна вырвала то, что можно назвать "победой". Потому что это никакая не "победа", а полный мрак. Это в любом случае мрак. Она знает, что происходящее - преступление.
Она также до сих пор говорит с Ирой из Киева, муж которой сейчас на войне.
Ирка тоже любит "Москву". Так получилось.
Я не могу винить именно её ни в чём.
Но она по происхождению - русская.
И это просто стоит у меня отдельно от всего, что произошло.
Скоро мы должны встретиться в нейтральной стране. Мы приедем/прилетим туда из разных, очень далеко находящихся друг от друга мест.
Я очень хочу её видеть. Я собираю подарки, которые повезу ей. То, что я хотела бы, чтоб было у неё, и то что нравится мне самой. Жаль, что у неё ручная кладь, и надо выбирать что маленькое.
Как-то недавно мы говорили с этого её иностранного номера.
Она написала и спросила:
-Как такое может быть? Десять лет мы разговаривали каждый день. каждый вечер. а потом хоп и всё.
Я ответила:
-Война разрушила много связей. Форс-мажор. По крайней мере мы живы. Могло быть и хуже.
* * *
На самом деле я до конца никогда не смогу объяснить ей, что произошло.
Просто третий год подряд воздушная тревога. Просто моей жизни, как было до, больше нет.
И я понимаю, что мне 42 (или 43? ччёрт) года, и разрушена половина моей страны.
Однажды нам нужно было придумать новый пароль кое-где. Коллега сказал: давай то, что мы никогда не забудем.
И мы нажали: 240222. Это даже не нужно было объяснять, это молча. Как и много всяких других моментов.
В пизду все то, что мы учили в школе, всю эту замшелую давно историю.
У нас война. Она вот - при нашей жизни. Зачем нам думать о том, что было когда-то? Вот, война. И на этой войне не какие-то деды… на войне умираем мы.
* * * * *
Мы о чём-то будем говорить, когда встретимся.
Уже куплены билеты, но я до сих пор думаю "если состоится".
Я не произношу в голове заготовленных диалогов. Всё как-то будет. Мы два умных человека.
Я знаю, что воздержусь от слов, постоянно сидящих в моей голове.
Если мы не напьёмся.
Я думаю, что очень постараюсь держать себя в руках, потому что я её люблю. Потому что она важный человек в моей жизни.
Но я два с половиной года живу с этими словами внутри. Каждый день того, что случилось. Подонки. Выродки. Подонки.
Я помню, что нужно держать себя в руках.
Она этого всего не хотела. Мы разговаривали с ней каждый вечер десять лет.
Но я знаю, что если не дай бог возникнет тема…
* * *
И тогда я скажу ей:
-Знаешь... Я могла бы столько всего тебе сказать... и я имею на это право. И я никогда не буду думать внутри по-другому... но наверное сейчас давай я буду молчать.
Ты не глупая девочка, ты же всё понимаешь. Давай я буду молчать и не спрашивай.
Потому что у меня нет других слов.
Потому что единственное, что заставляет меня сдерживаться... единственное, что меня связывает с русскими - это ты.