Кузены
Церемония похорон закончилась.
Она произвела очень гнетущее впечатление. Настроение у всех было тягостным и маетным.
Для пожилого мужчины, шедшего по коридору старинного дома, похороны были особенно гнетущими. Умерший был его ровесником. Произошедшее напоминало о бренности всего сущего и краткости жизни.
Он, словно бы бесцельно, вышагивал длинными сумрачными коридорами мрачного дома. Его гнало вперед острое желание скрыться от окружающего многолюдья и побыть в тишине. Мужчина заглядывал в каждую незапертую дверь. Но в комнатах были люди. Эти люди что-то обсуждали, пили, курили, изображали скорбь и горесть от ухода покойного.
Наконец, он нашел комнату, которую посчитал пустой. Приспущенные шторы создавали достаточно сумрака, чтобы обмануть немолодые глаза. К тому же, мужчина был погружен в свои невеселые думы. Он прошел к паре кресел, стоявших возле камина. Тут его ждал неприятный сюрприз. Одно из кресел было занято.
-- Здравствуйте, кузен, -- неохотно проговорил он.
Сидевший отвлекся от своих мыслей:
-- Ах, здравствуйте, хм, кузен.
-- Я вам не помешаю?
-- Чего уж там. Если нельзя побыть одному, то лучше второй человек, чем десятый.
Сидевший выглядел старше, был бородат и усат. Вошедший тоже носил аккуратную бородку и усы. Но был моложе.
Младший кузен сел в свободное кресло. Десяток секунд прошел в тягостной тишине. Потом Младший достал из внутреннего кармана портсигар. Предложил Старшему. Тот отрицательно кивнул головой:
-- Сердце… Хотя… Пусть эти доктора катятся к черту. Сегодня можно, - Он взял предложенную папиросу.
Пока Младший доставал себе, Старший поднялся, прошел к камину и вернулся со спичками и пепельницей. Оба прикурили. Минуту или две в комнате стояла тишина. Только слышны были вдохи и выдохи табачного дыма, потрескивал тлеющий в папиросах табак .
-- Нас становится все меньше…
-- Говорят, под конец он потерял ясность ума и твердость памяти.
Старший неопределенно махнул рукой с папиросой:
-- Говорят… Много разных слухов.
Они встречались нечасто. Но за прошедшие восемнадцать лет исчезли любые поводы для существовавших некогда разногласий. Кузены уже давно поняли, что в сложившейся ситуации виноваты оба. Теперь они могли просто сидеть перед камином, просто курить папиросы, просто говорить друг с другом.
Младший затянулся:
-- Сейчас Алексу было бы тридцать два…
Старший понимающе посмотрел на него. Несколько лет назад он сам потерял одного из сыновей.
-- Сколько ему было, когда он ушел?
-- Два. Кто бы мог подумать, что обычный синяк может так закончиться.
Они снова замолчали. Каждый думал о своем.
Младший докурил папиросу. Потянулся к портсигару за другой. По порывистости движений было заметно, что он сильно раздражен. И с каждой секундой раздражение становилось все сильнее. Только с третьей попытки Младшему удалось зажечь спичку и прикурить. Он затянулся, выпустил через сжатые зубы клуб дыма.
-- Иногда я жалею, что не погиб девятнадцать лет назад.
-- Мда? - промычал Старший через густые усы.
Младший нервно и быстро затягивался папиросой. Когда дошел почти что до мундштука, зло раздавил ее в пепельнице, прикурил другую. Было заметно, что он сильно устал и хочет выговориться:
-- Чтобы навестить могилу сына или отца, мне за месяц приходится подавать прошение в посольство! - он выпустил большой клуб табачного дыма. - Мне приходится подписывать кучу обязательств! Когда я приезжаю, то за мной по пятам ходят два паршивых шпика! Якобы для моей безопасности! - Младший закурил следующую папиросу, гневно бросил коробок спичек на столик. - На самом деле, они следят, чтобы я не встретил кого-нибудь не нужного, не сказал чего-нибудь лишнего, не передал что-нибудь недозволенное.
Во время этой тирады Старший встал, подошел к окну. Во дворе стоял автомобиль. Закутанная в траур женщина толкала к нему инвалидную коляску с мужчиной. Пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, кто сидел в коляске. «Старый вассал долг свой последний отдал сюзерену…» -- вспомнилась строчка из Китса, читанная когда-то в далекой юности.
Высказавшись Младший немного успокоился, расслабился:
-- А, давайте сегодня напьемся? Надеремся, как два грузчика!
Старший, стоявший еще у окна, поперхнулся табачным дымом:
-- Думаете, стоит отдать таким образом дань памяти кузену?
-- Мы это сделаем не потому что должны отдать дань памяти, а потому что хочется!
В вечер после похорон Его Величества Короля Георга-V Виндзора, Николай Романов и Вильгельм Гогенцоллерн напились почти что до скотского состояния. Их портмоне, часы и прочие ценные вещи пропали где-то в злачных местах Уайтчепела. Они бы оказались перед куда как большими неприятностями, если бы не соглядатаи, любезно приставленные к ним Скотленд-ярдом.
На следующее утро кузены лечились зельтерской и пили сердечные капли…
Она произвела очень гнетущее впечатление. Настроение у всех было тягостным и маетным.
Для пожилого мужчины, шедшего по коридору старинного дома, похороны были особенно гнетущими. Умерший был его ровесником. Произошедшее напоминало о бренности всего сущего и краткости жизни.
Он, словно бы бесцельно, вышагивал длинными сумрачными коридорами мрачного дома. Его гнало вперед острое желание скрыться от окружающего многолюдья и побыть в тишине. Мужчина заглядывал в каждую незапертую дверь. Но в комнатах были люди. Эти люди что-то обсуждали, пили, курили, изображали скорбь и горесть от ухода покойного.
Наконец, он нашел комнату, которую посчитал пустой. Приспущенные шторы создавали достаточно сумрака, чтобы обмануть немолодые глаза. К тому же, мужчина был погружен в свои невеселые думы. Он прошел к паре кресел, стоявших возле камина. Тут его ждал неприятный сюрприз. Одно из кресел было занято.
-- Здравствуйте, кузен, -- неохотно проговорил он.
Сидевший отвлекся от своих мыслей:
-- Ах, здравствуйте, хм, кузен.
-- Я вам не помешаю?
-- Чего уж там. Если нельзя побыть одному, то лучше второй человек, чем десятый.
Сидевший выглядел старше, был бородат и усат. Вошедший тоже носил аккуратную бородку и усы. Но был моложе.
Младший кузен сел в свободное кресло. Десяток секунд прошел в тягостной тишине. Потом Младший достал из внутреннего кармана портсигар. Предложил Старшему. Тот отрицательно кивнул головой:
-- Сердце… Хотя… Пусть эти доктора катятся к черту. Сегодня можно, - Он взял предложенную папиросу.
Пока Младший доставал себе, Старший поднялся, прошел к камину и вернулся со спичками и пепельницей. Оба прикурили. Минуту или две в комнате стояла тишина. Только слышны были вдохи и выдохи табачного дыма, потрескивал тлеющий в папиросах табак .
-- Нас становится все меньше…
-- Говорят, под конец он потерял ясность ума и твердость памяти.
Старший неопределенно махнул рукой с папиросой:
-- Говорят… Много разных слухов.
Они встречались нечасто. Но за прошедшие восемнадцать лет исчезли любые поводы для существовавших некогда разногласий. Кузены уже давно поняли, что в сложившейся ситуации виноваты оба. Теперь они могли просто сидеть перед камином, просто курить папиросы, просто говорить друг с другом.
Младший затянулся:
-- Сейчас Алексу было бы тридцать два…
Старший понимающе посмотрел на него. Несколько лет назад он сам потерял одного из сыновей.
-- Сколько ему было, когда он ушел?
-- Два. Кто бы мог подумать, что обычный синяк может так закончиться.
Они снова замолчали. Каждый думал о своем.
Младший докурил папиросу. Потянулся к портсигару за другой. По порывистости движений было заметно, что он сильно раздражен. И с каждой секундой раздражение становилось все сильнее. Только с третьей попытки Младшему удалось зажечь спичку и прикурить. Он затянулся, выпустил через сжатые зубы клуб дыма.
-- Иногда я жалею, что не погиб девятнадцать лет назад.
-- Мда? - промычал Старший через густые усы.
Младший нервно и быстро затягивался папиросой. Когда дошел почти что до мундштука, зло раздавил ее в пепельнице, прикурил другую. Было заметно, что он сильно устал и хочет выговориться:
-- Чтобы навестить могилу сына или отца, мне за месяц приходится подавать прошение в посольство! - он выпустил большой клуб табачного дыма. - Мне приходится подписывать кучу обязательств! Когда я приезжаю, то за мной по пятам ходят два паршивых шпика! Якобы для моей безопасности! - Младший закурил следующую папиросу, гневно бросил коробок спичек на столик. - На самом деле, они следят, чтобы я не встретил кого-нибудь не нужного, не сказал чего-нибудь лишнего, не передал что-нибудь недозволенное.
Во время этой тирады Старший встал, подошел к окну. Во дворе стоял автомобиль. Закутанная в траур женщина толкала к нему инвалидную коляску с мужчиной. Пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, кто сидел в коляске. «Старый вассал долг свой последний отдал сюзерену…» -- вспомнилась строчка из Китса, читанная когда-то в далекой юности.
Высказавшись Младший немного успокоился, расслабился:
-- А, давайте сегодня напьемся? Надеремся, как два грузчика!
Старший, стоявший еще у окна, поперхнулся табачным дымом:
-- Думаете, стоит отдать таким образом дань памяти кузену?
-- Мы это сделаем не потому что должны отдать дань памяти, а потому что хочется!
В вечер после похорон Его Величества Короля Георга-V Виндзора, Николай Романов и Вильгельм Гогенцоллерн напились почти что до скотского состояния. Их портмоне, часы и прочие ценные вещи пропали где-то в злачных местах Уайтчепела. Они бы оказались перед куда как большими неприятностями, если бы не соглядатаи, любезно приставленные к ним Скотленд-ярдом.
На следующее утро кузены лечились зельтерской и пили сердечные капли…