Всем читателям БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ. Выдержки из книги.
Особенно обращаюсь, конечно, к moskalkov_opera и xommep
Выдержки из книги: Кристоф Дрёссер. Почему мы все музыкальны? - Пер. с нем. Михаила Рабовского. - М: АСТ: Астрель, 2011. - 320 с.
Я просто хочу, чтобы вы, читатели мои, поняли, чего мы - всё-таки - избежали. Выделения в тексте жирным - мои.
... Недавно вся моя многочисленная родня собралась вместе - около 60 человек, четыре поколения, от малышей до 90-летних. Поздним вечером прозвучало: "Давайте споем!"
Здесь необходимо кое-что пояснить: мои кузины и кузены выросли в ГДР, и в доме моей матери и ее сестер часто пели - при социалистическом режиме люди бережно хранили немецкие народные традиции, и в том числе песни. Моя сестра и я, выросшие на Западе, практически не знаем немецкий фольклор. Ну, а молодежь, поколение объединенной Германии, растерянно молчала, когда старшие завели старинные песни, и в их глазах стоял вопрос: "Как можно петь: "Весела ты, жизнь цыганская", когда столько цыган было уничтожено в концлагерях?" Многим было не по себе.
<...>
Тот факт, что коллективное пение себя скомпрометировало, имеет, особенно в Германии, исторические причины. "После 1933 года пели очень много", - говорит исследователь музыки Эккарт Альтенмюллер. Факельные шествия нацистов сопровождались маршами, а объединяющая сила музыки проявляется и тогда, когда сообщество преследует недобрые цели. После Второй мировой войны многие перенесли свою ненависть к тоталитарной идеологии нацизма на любую форму коллективного пения. "Нигде не написано, что пение есть необходимость", - писал философ и музыкальный теоретик Теодор Адорно. Началось, по крайней мере в кругах культурной элиты, победное шествие абстрактной, атональной музыки, которой невозможно подпевать, а коллективное пение стали считать признаком ограниченности (в ФРГ, а теперь, видимо, и в объединенной Германии? - proseka199)
<...>
... на музыкальных предпочтениях пожилых немцев неизбежно отразилась Вторая мировая война... Карл Фогельманн (1934 года рождения) в письме Роберту Элдриджу говорит о том, что дни его юности вызывают у него двойственные чувства: "Если быть честным с самим собой, то я должен включить в коллекцию своих любимых песен и те, которые сегодня лучше не упоминать. Но ведь я, стоя в строю, вместе с другими пел: "Молодой народ встает, готовые на штурм" с такой страстью, что и теперь при воспоминании об этом у меня по коже бегут мурашки.. Я отлично помню слова. А слушая "Германия, Германия превыше всего", мы готовы были идти в бой и героически погибнуть, как ни дико это звучит сейчас для одиннадцатилетнего подростка... Я многое пережил и переоценил, но то, что было важно для меня в десять лет, так и осталось у меня в голове".
...Я не знаю, исследовал ли кто-либо в этом отношении музыку времен существования ГДР. Но, думаю, люди, которым сегодня от 40 до 60 лет, относятся к песням своей молодости именно так. Песни периода социализм и поп-музыка ГДР, абсолютно не известная на Западе, вызывает у них противоречивые эмоции.
<...>
Я не собираюсь наставлять музыкантов на путь истинный или формулировать заповеди этнической чистоты... Однако хочу сослаться на слова Дэвида Харона о том, что он называет "культурным империализмом", и о последствиях этого явления. Если корейский (из Южной Кореи - proseka199) подросток слушает преимущественно корейскую поп-музыку (базирующуюся на западном музыкальном языке), то впоследствии ему сложно будет воспринимать традиционную музыку своей страны. Хотя он знаком с ее мифологией, историей, политическими, социальными и религиозными традициями и говорит на родном языке, эти знания ему не помогут. Иными словами, недостаточно вырасти в условиях определенной культуры, нужно, чтобы слух был воспитан в ее традициях, - иначе ее музыку не понять.
Специалисты народной музыки могут собирать и архивировать эти звучания, но наступит время, когда не останется никого, способного ее адекватно воспринимать. Это очень похоже на ситуацию с мертвыми языками, такими, как латынь и древнегреческий: они дошли до нас в документах, но никто больше на них не говорит, и они представляют лишь академический интерес.
<...>
Выдержки из книги: Кристоф Дрёссер. Почему мы все музыкальны? - Пер. с нем. Михаила Рабовского. - М: АСТ: Астрель, 2011. - 320 с.
Я просто хочу, чтобы вы, читатели мои, поняли, чего мы - всё-таки - избежали. Выделения в тексте жирным - мои.
... Недавно вся моя многочисленная родня собралась вместе - около 60 человек, четыре поколения, от малышей до 90-летних. Поздним вечером прозвучало: "Давайте споем!"
Здесь необходимо кое-что пояснить: мои кузины и кузены выросли в ГДР, и в доме моей матери и ее сестер часто пели - при социалистическом режиме люди бережно хранили немецкие народные традиции, и в том числе песни. Моя сестра и я, выросшие на Западе, практически не знаем немецкий фольклор. Ну, а молодежь, поколение объединенной Германии, растерянно молчала, когда старшие завели старинные песни, и в их глазах стоял вопрос: "Как можно петь: "Весела ты, жизнь цыганская", когда столько цыган было уничтожено в концлагерях?" Многим было не по себе.
<...>
Тот факт, что коллективное пение себя скомпрометировало, имеет, особенно в Германии, исторические причины. "После 1933 года пели очень много", - говорит исследователь музыки Эккарт Альтенмюллер. Факельные шествия нацистов сопровождались маршами, а объединяющая сила музыки проявляется и тогда, когда сообщество преследует недобрые цели. После Второй мировой войны многие перенесли свою ненависть к тоталитарной идеологии нацизма на любую форму коллективного пения. "Нигде не написано, что пение есть необходимость", - писал философ и музыкальный теоретик Теодор Адорно. Началось, по крайней мере в кругах культурной элиты, победное шествие абстрактной, атональной музыки, которой невозможно подпевать, а коллективное пение стали считать признаком ограниченности (в ФРГ, а теперь, видимо, и в объединенной Германии? - proseka199)
<...>
... на музыкальных предпочтениях пожилых немцев неизбежно отразилась Вторая мировая война... Карл Фогельманн (1934 года рождения) в письме Роберту Элдриджу говорит о том, что дни его юности вызывают у него двойственные чувства: "Если быть честным с самим собой, то я должен включить в коллекцию своих любимых песен и те, которые сегодня лучше не упоминать. Но ведь я, стоя в строю, вместе с другими пел: "Молодой народ встает, готовые на штурм" с такой страстью, что и теперь при воспоминании об этом у меня по коже бегут мурашки.. Я отлично помню слова. А слушая "Германия, Германия превыше всего", мы готовы были идти в бой и героически погибнуть, как ни дико это звучит сейчас для одиннадцатилетнего подростка... Я многое пережил и переоценил, но то, что было важно для меня в десять лет, так и осталось у меня в голове".
...Я не знаю, исследовал ли кто-либо в этом отношении музыку времен существования ГДР. Но, думаю, люди, которым сегодня от 40 до 60 лет, относятся к песням своей молодости именно так. Песни периода социализм и поп-музыка ГДР, абсолютно не известная на Западе, вызывает у них противоречивые эмоции.
<...>
Я не собираюсь наставлять музыкантов на путь истинный или формулировать заповеди этнической чистоты... Однако хочу сослаться на слова Дэвида Харона о том, что он называет "культурным империализмом", и о последствиях этого явления. Если корейский (из Южной Кореи - proseka199) подросток слушает преимущественно корейскую поп-музыку (базирующуюся на западном музыкальном языке), то впоследствии ему сложно будет воспринимать традиционную музыку своей страны. Хотя он знаком с ее мифологией, историей, политическими, социальными и религиозными традициями и говорит на родном языке, эти знания ему не помогут. Иными словами, недостаточно вырасти в условиях определенной культуры, нужно, чтобы слух был воспитан в ее традициях, - иначе ее музыку не понять.
Специалисты народной музыки могут собирать и архивировать эти звучания, но наступит время, когда не останется никого, способного ее адекватно воспринимать. Это очень похоже на ситуацию с мертвыми языками, такими, как латынь и древнегреческий: они дошли до нас в документах, но никто больше на них не говорит, и они представляют лишь академический интерес.
<...>