Ни шагу в сторону
Который день меня огорчает и злит вот что. Закончив главу (ну, довольно обширный кусок) из - скажем так - второй трети жизни героя, я перешла к самому началу, оставив таким образом середину на десерт. Так вот, в той главе было все, чем сердце успокоится: эмиграция, измена, добропорядочная гулящая женщина, политика и издательство, запрещенная литература и чувство вины, предательство, два военных мятежа, рождение трех младенцев, смерть двух из них, одна неудавшаяся попытка самоубийства, истерики, месть за украденные деньги, стихотворения и викторианский Лондон. Пир духа, в общем. И вот после всего этого приходится писать о родителях и месте рождения героя. Он был титулярный совееетник, она генерааальская дооочь! Когда был Ленин маленький с кудрявой головой.
Сведений, конечно, мало, все они тщательно перетасованы и пересказаны авторами, деваться с обтоптанной тропы некуда.
Сведения причем подаются порой в умилительном виде: «Очаровательными были окрестные *полянковские* леса. Во все времена года, особенно - в разгар лета, в период буйного их развития… Не забывал автор глубокого оврага и кривой березы, на которой качался».
Нет, я понимаю, советский автор гнал объем и пребывал в глубокой летаргии, только в которой и можно поминать березу, на которой еще при жизни кто-то качался.
А.А. как-то сказала про Пастернака: «Я предложила ему прочесть «Старик и море» Хемингуэя. Он ответил: «Пока не кончу романа - ничего читать не буду». А я думаю наоборот: в это время, как кормящей матери, следует питаться всем».
А.А.-то хорошо: она гений, могла писать на чемодане при любом хаосе.
А тут страшновато даже питаться естественной пищей - так сказать, подножным кормом. А ну как напитаешься, и тоже пойдут у тебя в тексте березы с качающимися на них героями?
Сведений, конечно, мало, все они тщательно перетасованы и пересказаны авторами, деваться с обтоптанной тропы некуда.
Сведения причем подаются порой в умилительном виде: «Очаровательными были окрестные *полянковские* леса. Во все времена года, особенно - в разгар лета, в период буйного их развития… Не забывал автор глубокого оврага и кривой березы, на которой качался».
Нет, я понимаю, советский автор гнал объем и пребывал в глубокой летаргии, только в которой и можно поминать березу, на которой еще при жизни кто-то качался.
А.А. как-то сказала про Пастернака: «Я предложила ему прочесть «Старик и море» Хемингуэя. Он ответил: «Пока не кончу романа - ничего читать не буду». А я думаю наоборот: в это время, как кормящей матери, следует питаться всем».
А.А.-то хорошо: она гений, могла писать на чемодане при любом хаосе.
А тут страшновато даже питаться естественной пищей - так сказать, подножным кормом. А ну как напитаешься, и тоже пойдут у тебя в тексте березы с качающимися на них героями?