Про больничку.
На днях медицина пыталась найти во мне лишние органы, но оказалась бессильна и с расстройства оставила все как есть. Впрочем, был и положительный момент. Вместо запланированной беготни по Барселоне с Лиссабоном с комфортом отвисла в палате номер 306 на 6 коек.
По ту сторону падал снежок, из окон сквозила зима, а я училась свистеть дырочкой в правом боку и подставлять менее исколотое полупопие под укол.
Но это было потом. А сначала было слово. И звучало оно как-то не очень, что-то вроде «срочно резать, не дожидаясь перитонита».
От бодрого голоса доктора в сочетании со словом «резать» я слегка труханула и стала на всякий случай вспоминать лучшие моменты своей жизни. А потом меня стали готовить к операции.
Процедура эта, надо заметить, призвана начисто погубить в человеке всякую веру в счастливый исход мероприятия.
Мама предупреждала, вечером должен придти анестезиолог и очень внимательно обо всем расспросить, что-то вроде бросила ли я пить коньяк по утрам, сколько мужчин у меня бывало за раз и самый неприличный вопрос сколько я вешу. Меж тем, настало утро, час икс близился, я приготовилась что буду врать, а доктора все не было. Когда мы нашлись, этот трогательный момент стоило запечатлеть в кино.
- Так вот вы какая, - нежно сказал доктор.
- Но я вас ждала вчера, - с упреком бросила ему в лицо я.
- Прости, я был с другой, но думал о тебе, - ответил коварный и мне пришлось его простить.
Что особенно впечатлило - это когда еще вполне живого человека кладут на скрипучую каталку и везут в операционную по больничному коридору с проплывающими над головой светильниками и любопытствующими лицами пациентов, а после, как в собесе, сажают на табуреточку у дверей операционной, ждать своей скорбной очереди.
В самой экзекуторской соблюдается строгая стерильность. Доктора скромно смолят в открытое окошко и не позволяют себе всяких вольностей, вроде начать оперировать с пахитоской во рту.
Пока они поправляют здоровье, больному привязывают все, что могут привязать, чтобы он не сбежал в самый ответственный момент и не начал шататься по коридорам, распространяя дурные слухи об эскулапах, предлагая нечто непристойное молодым интернам или распугивая законопослушных пациентов, изображая тень мадам Баттерфляй.
Хорошенько зафиксировав больного, его начинают обкладывать «стерильными простынями». В кавычках, так как цвет простыней далек не только от белого, но и вовсе наводил на мысль о всех предыдущих кровавых расправах, которые под ними проводили.
А потом был крупным облом. Муж на голубом глазу обещал «полетаешь, покайфуешь». Но у меня все случилось как-то по-английски. Была Света, и нет Светы. Вот только что рассматривала лампу с кружочками, а потом сразу слышу «ну хулиганка, Светка, ну хулиганка, третью повязку срывает» и вижу маму над собой почему-то в шапке. Вот, в общем-то, и весь кайф. А учитывая, что мама действительно была и действительно в шапке, так и вообще никакого.
Впрочем, сумеречное сознание было. Но как мне показалось буквально пару минут, в течение которых я как всегда не могла не споказучшничать. Изображая из себя интеллектуалку, сообщила окружающим, что «Ничего не понимаю».
А потом было часа три неприятно. В руке катетер, на пузе грелка со льдом, на бок не повернуться, пить нельзя, от всего мира тошнит. Но к моменту вечернего торжественного посещения родственников у кровати тяжелобольной, я была уже вполне человеком.
На ночь пришел дежурный доктор. Веселый и буйный. На мое неосторожное замечание что мол «мутит», ответил буквально следующее: «Это вас, - говорит, - от родственников». А на прощание доверительно сообщил: «Вас, больная, щупать не буду, с такой операцией на следующей день к станку ставить можно, » - после чего изображать нечеловеческие страдания мне стало неловко.
Впрочем доктор косил на левый глаз и обладал специфическим чувством юмора, поэтому на работу на следующей день не отпустили, а напротив как приличного больного положили в общую палату.
И вот тут-то случился приход. Входит медсестра, которая за мной целые сутки после операции ухаживала и все называла «Светкой - артисткой», и спрашивает, как меня зовут. «Понтовый наркоз, второй день не отпускает», - подумала я и многозначительно заглянула прямо в самую медсестру. Хорошо хоть она не была склонна к черному йумору, и честно призналась, что они близнецы, а то бы анестезиологу несдобровать.
Впрочем несдобровать от анестезиолога было мне. Каждый день, ровно в 7 утра он как бородатый ураган врывался в палату, держал меня за руку и травил анекдоты, невзирая на всеобщую повальную спячку. Разумеется, палата 306 всем составом была мне за анестезиолога благодарна.
Но это уже все мелочи, ведь когда грозились отрезать, но не отрезали - это оказывается такое счастье.
А еще, конечно же, хочется сказать спасибо, или даже не так -СПАСИБО! Всем докторам и медсестрам больницы. Обычной городской больницы, с потрескавшимися стенами, дикими сквозняками и старыми простынями, но с таким душевным, заботливым и отзывчивым персоналом.