(no subject)
Энгельс прослужил в прусской армии около года, изучал там артиллерийское дело, новую тактику ведения боя, улучшенную Наполеоном, много думал и писал о катапультах, картечи, штыковой атаке, разных моделях винтовок и зажигательных снарядов. Сослуживцы называли его «философ-бомбардир».
Весной 1849 вспыхнуло восстание рейнских областей. Узнав об этом, Энгельс немедленно пустился туда, добрался до Золингена и начал там неистово агитировать рабочих брать в руки оружие и власть. Уже назавтра у него был отряд из четырехсот разагитированных пролетариев, возглавив которых, он выдвинулся на Эльберфельд.
Там первым делом пролетарии, распевая весенние немецкие песни, открыли тюрьму и разогнали магистрат, проклиная прошлое. Теперь восставшие рабочие уважительно называли Энгельса «генерал». Но новоизбранное руководство города состояло в основном из умеренных демократов и осторожных социалистов, а не из таких отвязных коммунистов, как Энгельс. Поэтому было решено поручить ему защиту города от контрреволюционных сил, минирование мостов, баррикадирование дорог, рытье траншей и всё такое, а от реальной власти держать этого харизматичного молодца подальше.
И вот воскресным утром он мечется по окраинам города, объясняя восставшим, что вся фортификация тут ни к черту, что штурма правительственных войск город не выдержит, что вот тут надо раскопать, а тут наоборот, пускай саперы зароют бочки с порохом. Он увлеченно жестикулирует, показывая народным саперам, что делать, и вдруг слышит за спиной знакомый голос: «Мой сын Фридрих! Ты ли это и что ты тут делаешь?».
Дело в том, что с отцом они на тот момент вообще не общаются. Энгельс даже не знает, в городе ли его отец или нет. Разочарованный отец пару лет назад проклял сына за то, что сын увлекся опасными левацкими идеями, связался с Марксом, примкнул к экстремистам, занялся подготовкой народной революции вместо того, чтобы унаследовать отцовский бизнес, усовершенствовать его, увеличить прибыль и всё такое. Когда началось восстание, Энгельс-старший, уважаемый тут всеми человек, решил, что пока что никакой опасности для него во всем этом нет, продолжил свои дела, не изменил привычек и вот он идет в воскресенье в лютеранскую церковь и видит издали, как некий безумный харизмат, которого охреневшая чернь называет «народным генералом», всеми тут командует, всё тут минирует и показывает всем необходимую высоту баррикады на мосту. Приглядевшись, он поражен: «Да ведь это же мой 28летний сынок, Фридрих!».
Ну и Энгельс говорит ему, стоя на баррикаде и пересчитывая винтовки: «Батя, ты иди отсюда по-хорошему, ладно? У нас тут революция, если ты не понял! Тут все траншеи неправильно прорыты, а нам со дня на день вести бои против имперского правительства, не до тебя сейчас. Семья это не важно и вообще обусловлено формой собственности. И винтовок у нас меньше, чем мне обещали!». А отец отвечает ему в том смысле что: Мальчик мой, ты болен! Ты заигрался и не с теми связался. Я в вашем Комитете знаю же всех и завтра же поговорю, чтобы тебя тут не было, потому что я не хочу, чтобы тебе прострелили башку прямо на моих глазах, для меня это будет ударом! На том они и расстались. Папа пошел в церковь, а сын продолжил рулить фортификацией и считать оружие.
На следующий день городской Комитет в мягких, вежливых, но настойчивых выражениях сообщил Энгельсу, что его дальнейшее присутствие в городе нежелательно, потому что он перегибает во всех смыслах, провоцирует и многих здесь смущает своим богоборческим коммунизмом. Ну что ж - подумал народный генерал - если в этом городе нет места для двух таких разных Энгельсов (элита и контрэлита), будем распространять нашу революцию дальше. С верными ему людьми он покидает город и примыкает к отряду коммуниста Виллиха.
В июне начинаются бои с правительственной армией. Кроме планирования военных операций и всяких вылазок, Энгельс любит сам ходить в разведку, а если повстанцам приходится отступать, всегда примыкает к стрелкам, которые остаются на поле битвы до последнего, чтобы прикрыть огнем отход основных сил. Это вызывает восторг у простых солдат революции. Через полтора месяца стрельбы восстание окончательно подавлено. Их с Виллихом отряд был последним, который не сложил оружия и в итоге ушел на швейцарскую территорию.
Сразу после провала революции, уже в Лозанне, Энгельс получает от отца некоторую сумму и вежливое напоминание о том, что никогда не поздно остепениться и прийти в себя. Вместо этого Фридрих пишет большую работу, отвечающую, почему революция провалилась, что следует учесть и как нужно действовать в следующий раз.
И во Франции и в Германии на него готов арестный ордер. Добирается до Генуи и скрываясь от полиции садится там на британскую шхуну, чтобы в пять недель достигнуть Лондона, где уже ждет его Маркс. В этот морской месяц он пишет трактат о мореплавании, зарисовывая всё, что не понятно из слов. Ну и в Лондоне уже примиряется с отцом, устраивается в манчестерский офис семейной фирмы, помогает Марксу деньгами, пишет для американской энциклопедии статьи по военному делу, это все знают.
А Виллих тоже оказался в Лондоне, но жить ему там было не на что, потому что от своего дворянства он демонстративно отказался в знак поддержки народной революции. Тогда он научился плотничать, с Энгельсом раздружился, Маркса вызывал на дуэль, перебрался в США, где во время гражданской войны дослужился до генерал-майора. Энгельс писал, что Виллих «исповедует что-то вроде коммунистического ислама». Но это уже совсем другая история.
https://vk.com/tankies
Весной 1849 вспыхнуло восстание рейнских областей. Узнав об этом, Энгельс немедленно пустился туда, добрался до Золингена и начал там неистово агитировать рабочих брать в руки оружие и власть. Уже назавтра у него был отряд из четырехсот разагитированных пролетариев, возглавив которых, он выдвинулся на Эльберфельд.
Там первым делом пролетарии, распевая весенние немецкие песни, открыли тюрьму и разогнали магистрат, проклиная прошлое. Теперь восставшие рабочие уважительно называли Энгельса «генерал». Но новоизбранное руководство города состояло в основном из умеренных демократов и осторожных социалистов, а не из таких отвязных коммунистов, как Энгельс. Поэтому было решено поручить ему защиту города от контрреволюционных сил, минирование мостов, баррикадирование дорог, рытье траншей и всё такое, а от реальной власти держать этого харизматичного молодца подальше.
И вот воскресным утром он мечется по окраинам города, объясняя восставшим, что вся фортификация тут ни к черту, что штурма правительственных войск город не выдержит, что вот тут надо раскопать, а тут наоборот, пускай саперы зароют бочки с порохом. Он увлеченно жестикулирует, показывая народным саперам, что делать, и вдруг слышит за спиной знакомый голос: «Мой сын Фридрих! Ты ли это и что ты тут делаешь?».
Дело в том, что с отцом они на тот момент вообще не общаются. Энгельс даже не знает, в городе ли его отец или нет. Разочарованный отец пару лет назад проклял сына за то, что сын увлекся опасными левацкими идеями, связался с Марксом, примкнул к экстремистам, занялся подготовкой народной революции вместо того, чтобы унаследовать отцовский бизнес, усовершенствовать его, увеличить прибыль и всё такое. Когда началось восстание, Энгельс-старший, уважаемый тут всеми человек, решил, что пока что никакой опасности для него во всем этом нет, продолжил свои дела, не изменил привычек и вот он идет в воскресенье в лютеранскую церковь и видит издали, как некий безумный харизмат, которого охреневшая чернь называет «народным генералом», всеми тут командует, всё тут минирует и показывает всем необходимую высоту баррикады на мосту. Приглядевшись, он поражен: «Да ведь это же мой 28летний сынок, Фридрих!».
Ну и Энгельс говорит ему, стоя на баррикаде и пересчитывая винтовки: «Батя, ты иди отсюда по-хорошему, ладно? У нас тут революция, если ты не понял! Тут все траншеи неправильно прорыты, а нам со дня на день вести бои против имперского правительства, не до тебя сейчас. Семья это не важно и вообще обусловлено формой собственности. И винтовок у нас меньше, чем мне обещали!». А отец отвечает ему в том смысле что: Мальчик мой, ты болен! Ты заигрался и не с теми связался. Я в вашем Комитете знаю же всех и завтра же поговорю, чтобы тебя тут не было, потому что я не хочу, чтобы тебе прострелили башку прямо на моих глазах, для меня это будет ударом! На том они и расстались. Папа пошел в церковь, а сын продолжил рулить фортификацией и считать оружие.
На следующий день городской Комитет в мягких, вежливых, но настойчивых выражениях сообщил Энгельсу, что его дальнейшее присутствие в городе нежелательно, потому что он перегибает во всех смыслах, провоцирует и многих здесь смущает своим богоборческим коммунизмом. Ну что ж - подумал народный генерал - если в этом городе нет места для двух таких разных Энгельсов (элита и контрэлита), будем распространять нашу революцию дальше. С верными ему людьми он покидает город и примыкает к отряду коммуниста Виллиха.
В июне начинаются бои с правительственной армией. Кроме планирования военных операций и всяких вылазок, Энгельс любит сам ходить в разведку, а если повстанцам приходится отступать, всегда примыкает к стрелкам, которые остаются на поле битвы до последнего, чтобы прикрыть огнем отход основных сил. Это вызывает восторг у простых солдат революции. Через полтора месяца стрельбы восстание окончательно подавлено. Их с Виллихом отряд был последним, который не сложил оружия и в итоге ушел на швейцарскую территорию.
Сразу после провала революции, уже в Лозанне, Энгельс получает от отца некоторую сумму и вежливое напоминание о том, что никогда не поздно остепениться и прийти в себя. Вместо этого Фридрих пишет большую работу, отвечающую, почему революция провалилась, что следует учесть и как нужно действовать в следующий раз.
И во Франции и в Германии на него готов арестный ордер. Добирается до Генуи и скрываясь от полиции садится там на британскую шхуну, чтобы в пять недель достигнуть Лондона, где уже ждет его Маркс. В этот морской месяц он пишет трактат о мореплавании, зарисовывая всё, что не понятно из слов. Ну и в Лондоне уже примиряется с отцом, устраивается в манчестерский офис семейной фирмы, помогает Марксу деньгами, пишет для американской энциклопедии статьи по военному делу, это все знают.
А Виллих тоже оказался в Лондоне, но жить ему там было не на что, потому что от своего дворянства он демонстративно отказался в знак поддержки народной революции. Тогда он научился плотничать, с Энгельсом раздружился, Маркса вызывал на дуэль, перебрался в США, где во время гражданской войны дослужился до генерал-майора. Энгельс писал, что Виллих «исповедует что-то вроде коммунистического ислама». Но это уже совсем другая история.
https://vk.com/tankies