Сегодня он помыл руки более тщательно, но не стал вытираться полотенцем, потому что того требует ритуал. Два вдоха - один выдох. Ритуал этого не требует, но просто сегодня можно делать все, что захочется. Сегодня бывает регулярно - два раза в год, всего по несколько минут, но это те минуты наивысшего наслаждения, ради которых он в промежутках дышит, спит и ест. Смахнув пыль накопившуюся за несколько месяцев со склянок он одну за другой выпил "тупость", "надоедливость" и "глупые вопросы". Он с особой тщательностью посмаковал их во рту и тихо уселся на диване. Скоро должно подействовать. И когда в воздухе повисли образы октябрьской революции, прогремевшей в 17 году он понял, что час настал. Разделся ли он?
Он аккуратно взял в руки серую массу, зная что сразу приниматься за дело нельзя. Тогда не получишь явного наслаждения. Аккуратно поглаживал ее пальцами, перебирая извилины и играя ими как на струнах алюминевой скрипки, купаясь в мягком исходящем тепле. Он поливал ее только что достатым из холодильника шоколадным соусом с откровенным запахом рвоты. Звезды уже потрескивали в стакане, с нетерпением ожидая своей очереди. Волнистыми движениями, как фокусник он стал обволакивать серую массу искрящимися осколками хрусталя, рисуя свой млечный путь на карте черепной коробки. Он останавливается, как он делает это во время каждого ритуала и хитро поглядывает в надежде сделать коктейль, лучше с клубникой, но у него всегда не работает миксер. Потом починю думает он, потом...
А потом он пристально испепеляет ее взглядом - она и так серая - остается обдуть ее вентилятором досуха и вот тебе - пепел готов. Но сушить его он сегодня тоже не будет, он готовится совсем к другой процедуре, практически ритуальной, как омовение кровью вековых камней или прокалывание острым кинжалом череды бьящихся сердец. Образы революции перекрещиваются с петровскими временами, у Пушкина вырастает голова Милюкова, компьютер воплощается в вековой предмет из стони мерцающих экранов - он на пике блаженства, там, где достойны обитать только боги, он достиг наивысшего наслаждения в слиянии с серой массой, совершая все более медленные движения и только когда белые снежинки парацетамола закружат в вихре серую массу он остановится, отступая в тень. Он успокоится и снова начнет жить, для того, чтобы через пол года вновь совершить свой обычный ритуал. Но он не знает, что исчезнет через полтора года, он даже не заметит этого.