Этюд "Не говорите о политке за обедом!"
Бредящие пряниками вновь получили по тридцать ударов кнутом. Это стало известно расположившимся у корыта гласности сальным свиньям, жрущим капитал, благодаря бывшему чемпиону мира по шахматам Гарри Каспарову, вернее благодаря его очередному пасквилю в «The Wall Street Journal».
Матрена фон Шмалль: - Бедная, бедная Россия!
Чертов долбоеб граф Щукинд: - О чем вы, матушка?
Матрена фон Шмалль: /плачет/ - Она никогда не станет счастливой!
Иоанн Палеолог: - …
Старик и море: /плачут/ - …
Генерал в семнадцатом поколении Петрофф-Альварэз: - Пгостите, но шо есть Госсия? Уж не сыгьевой ли пгидаток Запада вы соизволили иметь в виду? Вы еще вспоминаете о его существовании?
Генерал в шестнадцатом поколении Петрофф-Альварэз-старший убивает сына.
Немая сцена. Матрена фон Шмалль посередине в виде столба, с распростертыми руками и запрокинутой назад головою. За ней Чертов долбоеб граф Щукинд, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Старик и море с растопыренными руками, присевшие почти до земли и сделавшие движенье губами, как бы хотели посвистать или произнесть: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" За ними, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами. Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается. Тело генерала в семнадцатом поколении Петроффа-Альварэза уносят.
Матрена фон Шмалль: - Бедная, бедная Россия!
Чертов долбоеб граф Щукинд: - О чем вы, матушка?
Матрена фон Шмалль: /плачет/ - Она никогда не станет счастливой!
Иоанн Палеолог: - …
Старик и море: /плачут/ - …
Генерал в семнадцатом поколении Петрофф-Альварэз: - Пгостите, но шо есть Госсия? Уж не сыгьевой ли пгидаток Запада вы соизволили иметь в виду? Вы еще вспоминаете о его существовании?
Генерал в шестнадцатом поколении Петрофф-Альварэз-старший убивает сына.
Немая сцена. Матрена фон Шмалль посередине в виде столба, с распростертыми руками и запрокинутой назад головою. За ней Чертов долбоеб граф Щукинд, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Старик и море с растопыренными руками, присевшие почти до земли и сделавшие движенье губами, как бы хотели посвистать или произнесть: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" За ними, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами. Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается. Тело генерала в семнадцатом поколении Петроффа-Альварэза уносят.