«Ромео и Джульетта»: франшиза Беляковича.
Любимые мною искренне и нежно актеры и работники Пензенского театра драмы, поклонники родного театра, обращаюсь к вам: Все ниже написанное не злобы ради, а пользы для…
Хочется глупо каламбурить: «нельзя дважды войти в один и тот же спектакль», «Белякович повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй - как фарс». Бессмертный Шекспир, хрестоматийная пьеса «Ромео и Джульетта» - перезагрузка. Ровно двадцать лет назад энергичный, харизматичный и талантливый режиссер Валерий Романович Белякович перенес на сцену нашего театра своё виденье извечной любовной истории. Именно перенес, потому, что до этого ставил эту пьесу в «Театре на юго-западе» (1992 г.), потом даже в Токио (1993 г.). Беляковича не зря называют «геометрическим» режиссером, у него есть апробированный стиль, точнее принцип работы - выпущен спектакль в одном месте (это, как правило, родной для Беляковича «Театр на юго-западе»), случилась режиссерская удача, а в итоге получается модель для театральной сборки. В этой модели все повторяется: сценография, музыка, костюмы, исключение лишь актеры, на каждом новом месте «сборки» они разные - назвать это можно театральной франшизой. В 90-е годы постановка «Ромео и Джульетты» в Пензе местной театральной публикой воспринималась, как глоток свежего воздуха, как что-то необычное, удачный и кассовый эксперимент, то спустя годы нельзя надеется, что «и повторится всё, как встарь…». Не повторилось.
Уверен, что и нынешняя версия будет популярна у пензенского неискушенного зрителя: режиссерского таланта Беляковичу не занимать, сюжет «попсовый», актеров наших публика любит. Да и сам спектакль обкатается и впишется в репертуар. Но, осадок останется.
Главные претензии к режиссеру. Боюсь даже подумать, неужели Белякович скатился до провинциального режиссерского «чёса»? Белякович, Мастер - не только режиссер-постановщик, но автор сценографии, костюмов. В прошлой постановке костюмы «враждующих родов» были бархатные, теперь из мешковины. Музыка и пластика в любой постановке Беляковича равноправные действующие лица наравне с героями пьесы, тут же чувствуется, что Валерий Романович не доработал. Пластика не видна, как и линии характеров основных персонажей. Понятен стиль работы Беляковича - «буря и натиск», но в этом спектакле не пахнет стихией, механистичность заменила фирменный почерк постановщика. То, что некоторым персонажам не веришь, вина не актеров, а режиссера.
Понятно, что «школа» Беляковича нужна молодым пензенским актерам, через нее пройти дорогого стоит, но почему для постановки был взят Шекспир? Скажут, что в честь 450-летнего юбилея. Но в самом спектакле Шекспира в переводе Пастернака крайне мало, много «отсебятины», а Шекспира мало. Получился Шекспир light. Шекспир дополненный и переработанный. Простите меня старого брюзгу, но почему в финале Джульетта не вонзает себе кинжал в грудь, а гибнет, целуя Ромео у которого на губах остался яд. Оправданность экрана на сцене вызывает большие вопросы. К чему все эти «диафильмы» с картинками площади Вероны, соборных фресок, зажженных свечей, зачем нужна «свадебная» видеография в театре? А вот «черный кабинет» по бокам сцены неплохо было бы организовать, зрителя, которые смотрят спектакль с боковых мест вовсе не нужно видеть театральную «кухню», изнанку спектакля. История о чистой любви должна быть рассказана чисто.
Дабы не завершать всё на ноте: «Ромео нет, Ромео не найдут» скажу следующее, повторюсь - опыт работы с Беляковичем для актеров бесценен и хочется, чтобы спектакль пошёл в народ, но не стал пошлым.
Хочется глупо каламбурить: «нельзя дважды войти в один и тот же спектакль», «Белякович повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй - как фарс». Бессмертный Шекспир, хрестоматийная пьеса «Ромео и Джульетта» - перезагрузка. Ровно двадцать лет назад энергичный, харизматичный и талантливый режиссер Валерий Романович Белякович перенес на сцену нашего театра своё виденье извечной любовной истории. Именно перенес, потому, что до этого ставил эту пьесу в «Театре на юго-западе» (1992 г.), потом даже в Токио (1993 г.). Беляковича не зря называют «геометрическим» режиссером, у него есть апробированный стиль, точнее принцип работы - выпущен спектакль в одном месте (это, как правило, родной для Беляковича «Театр на юго-западе»), случилась режиссерская удача, а в итоге получается модель для театральной сборки. В этой модели все повторяется: сценография, музыка, костюмы, исключение лишь актеры, на каждом новом месте «сборки» они разные - назвать это можно театральной франшизой. В 90-е годы постановка «Ромео и Джульетты» в Пензе местной театральной публикой воспринималась, как глоток свежего воздуха, как что-то необычное, удачный и кассовый эксперимент, то спустя годы нельзя надеется, что «и повторится всё, как встарь…». Не повторилось.
Уверен, что и нынешняя версия будет популярна у пензенского неискушенного зрителя: режиссерского таланта Беляковичу не занимать, сюжет «попсовый», актеров наших публика любит. Да и сам спектакль обкатается и впишется в репертуар. Но, осадок останется.
Главные претензии к режиссеру. Боюсь даже подумать, неужели Белякович скатился до провинциального режиссерского «чёса»? Белякович, Мастер - не только режиссер-постановщик, но автор сценографии, костюмов. В прошлой постановке костюмы «враждующих родов» были бархатные, теперь из мешковины. Музыка и пластика в любой постановке Беляковича равноправные действующие лица наравне с героями пьесы, тут же чувствуется, что Валерий Романович не доработал. Пластика не видна, как и линии характеров основных персонажей. Понятен стиль работы Беляковича - «буря и натиск», но в этом спектакле не пахнет стихией, механистичность заменила фирменный почерк постановщика. То, что некоторым персонажам не веришь, вина не актеров, а режиссера.
Понятно, что «школа» Беляковича нужна молодым пензенским актерам, через нее пройти дорогого стоит, но почему для постановки был взят Шекспир? Скажут, что в честь 450-летнего юбилея. Но в самом спектакле Шекспира в переводе Пастернака крайне мало, много «отсебятины», а Шекспира мало. Получился Шекспир light. Шекспир дополненный и переработанный. Простите меня старого брюзгу, но почему в финале Джульетта не вонзает себе кинжал в грудь, а гибнет, целуя Ромео у которого на губах остался яд. Оправданность экрана на сцене вызывает большие вопросы. К чему все эти «диафильмы» с картинками площади Вероны, соборных фресок, зажженных свечей, зачем нужна «свадебная» видеография в театре? А вот «черный кабинет» по бокам сцены неплохо было бы организовать, зрителя, которые смотрят спектакль с боковых мест вовсе не нужно видеть театральную «кухню», изнанку спектакля. История о чистой любви должна быть рассказана чисто.
Дабы не завершать всё на ноте: «Ромео нет, Ромео не найдут» скажу следующее, повторюсь - опыт работы с Беляковичем для актеров бесценен и хочется, чтобы спектакль пошёл в народ, но не стал пошлым.