Или не знаю, где маяк? До него на трамвае можно доехать, он как раз на 16 станции Фонтанов. По дороге до фуникулера, что строил мой папа, когда был молодым инженером и получал 1600 рублей в месяц, на которые можно было купить почти 20 кило черной икры вовсе не по блату в любой бакалейной лавке, где тогда, как и сегодня, за такую покупку сто раз бы спасибо сказали. Один деятель из бывшей столицы моей бывшей необъятной родины некогда-то, хотя и не пищал, подобно остальным особо одаренным по поводу черной икры, но все равно не поверил в месячный заработок моего папы, потому что «согласно статистическим данным…». Можно подумать, он лучше меня знал сколько получал мой папа, даже с учетом, что абы кому строить тот фуникулер бы не доверили.
И не надо мне ля-ля, все называю своими именами, всегда говорю, как оно на самом деле, а то, что впаривают за фуникулер через дорогу от морвокзала на самом деле - тоже станция, только не та, где маяк на Фонтанах, а подъемной машины. Кстати, за птичек, на ней тоже ездил, во времена после румын, при которых все в Одессе работало, как часики, но только не станция подъемной машины. Тогда Крыжановского, обслуживавшего ее до войны, пару раз даже избили в сигуранце, чтобы выяснить где делись снятые с машины прибимбасы, без которых она отчего-то не хотела ездить ни вверх, ни вниз, но отпустили только потому, что старый механик до войны загремел в лагеря труда и отдыха, сочиненные родившемся в одном веселом на всякие дела городе Королем Черного Моря после того, как его доставили в кабинет не абы кого, а самого Сталина мотающим срок зеком, откуда он затем вышел генералом НКВД, хотя имел за военную службу чересчур смутное представление.
В отличие от Крыжановского. Причем, служил тот на легендарном броненосце «Потемкин». Когда в Одессе стали катать за того броненосца художественный фильм, пользовавшийся успехом во всем мире, Крыжановский вместо восхититься гениальностью режиссера, выдал устную рецензию, начинавшуюся словами «Брэше, як щэня…» За что и был премирован народным судом поездкой по ленинским местам. Но после 10 апреля 1944 года та самая станция подъемной машины вдруг взяла и почему-то заработала, а спустя много лет, я, отложив удочку с ружьем, положил скромный букетик полевых цветов на могилу Крыжановского в его фамильном имении… И вообще зачем говорящему «Фонтаны», а не «Фонтан, совсем не случайно именующему поныне на древний манер «Пересыпь» «Пересыпом» вешать лапшу на уши обо что угодно? Тем более, что не состою ни в одной из хевр. По части лапши - прямо-таки гигантская конкуренция, а я и куда более мелких всю дорогу успешно избегал, хотя и ходил через трамвайные рельсы исключительно с развязанными шнурками.
Вот ровно 10 лет назад в Одессе, как сообщила ее управа и пресса, появился новый трамвайный маршрут, получивший номер 19. Мог конечно выложить фотки маяка на 16 станции Фонтанов вместе со станцией подъемной машины с гигантским разрешением, однако вместо этого слегка покатаю вас на том с большим понтом новом маршруте № 19, где ездил еще совсем пацаненком, как и на древней подъемной машине. Тем более, тот трамвай имел самое непосредственное отношение до 16 станции Фонтанов.
Заодно напомнив, слова некогда суперпопулярной одесской песни за на днях или раньше грядущие события трамвайно-природного значения.
«По бульварам пьяный запах распустившейся сирени,
И трамваи пробивают себе путь в листве весенней».
А мне разве что остается скомандовать самому себе: «Вперед и с песней», причем той же самой.
И в загранке я всегда тебя по памяти рисую,
Молдаванку и булыжную родную мостовую,
И Пересыпь, пробудившийся от первого трамвая,
И, как в детстве, я по солнечному городу шагаю.
Пересыпь, прошу заметить, мужского рода. В загранке рисовать Одессу по памяти мне по новой не приходится, тем более в наше военное время, когда у ее детей по этой части образовалась за европейско-штатовскими буграми также такая самашечая конкуренция, что свет туши, кидай гранату, многие только за рисование по памяти напрягают Сеть по всем ее фронтам. Флаг им в руки, барабан на горло, семи футов под килем и полную кастрюлю смачной башмалы.
Я с тобой, Мама. До последнего вздоха.