«…ЭТА ЕГО БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ... БЫЛА МНЕ ОТВРАТИТЕЛЬНА»
Из «Записок белого партизана» генерал-лейтенанта А.Г. Шкуро:
«Около 7 октября мои разъезды встретились с разъездами Покровского в глубине Майкопского отдела. 9 октября, после боя у станицы Отрадной, которой я овладел, появились авангардные сотни Покровского. Я устроил почетную встречу генералу. Перед построенными полками мы выпили на «ты» с Покровским; наши казаки братались; станицы ликовали. Генерал стоял во главе отряда, состоявшего из 1-й Кубанской дивизии, которая включала в себя шесть полков большого состава - до 1000 шашек в полку - и четырехбатальонную пластунскую бригаду под командованием генерала Геймана, поднявшего весь Майкопский отдел и присоединившегося к Покровскому. При отряде была сильная артиллерия, имевшая тяжелые орудия. Покровский приказал выдать мне 100 000 патронов и 500 снарядов. Я доложил генералу, что подчиняюсь ему как старшему по чину.
В Баталпашинской как в столице отдела была устроена торжественная встреча Покровскому; отслужили молебствие перед всем войском; Финансовая комиссия поднесла лично генералу 100 000 рублей (еще раньше она поднесла мне 200 000 рублей, из коих я 100 000 подарил станице Баталпашинской, а 50 000 дал местной гимназии).
Затем генерал Покровский перешел со своим штабом в станицу Беломечетинскую, я же остался в Баталпашинской. В это время у нас произошел НЕПРИЯТНЫЙ ИНЦИДЕНТ. Встав утром и выйдя на крыльцо занимаемого мною дома, на станичной площади против собора я увидел большую толпу народа, окружавшую ВИСЕЛИЦЫ, на которых болтались 5 трупов; человек 12 в одном белье ожидали очереди быть повешенными. Мне доложили, что прибывшие из штаба генерала Покровского офицеры вешают арестованных подследственных. Я ПРИКАЗАЛ НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ ЭТО БЕЗОБРАЗИЕ и поручил атаману отдела произвести расследование происшедшего. Выяснилось, что командир комендантской сотни штаба Покровского Николаев и есаул Раздеришин явились в местную тюрьму и, отобрав по списку часть арестованных, ВИНОВНОСТЬ КОТОРЫХ ОТНЮДЬ ЕЩЕ НЕ БЫЛА УСТАНОВЛЕНА СУДЕБНОЙ ПРОЦЕДУРОЙ, именем генерала Покровского потребовали их выдачи и стали вешать на площади. Я ВЫГНАЛ ВЕШАТЕЛЕЙ из станицы и послал ПРОТЕСТУЮЩЕЕ ПИСЬМО Покровскому. Вместо ответа он сам приехал ко мне разъяснить «недоразумение».
- ТЫ, БРАТ, ЛИБЕРАЛ, КАК Я СЛЫШАЛ, - сказал он мне, - и МАЛО ВЕШАЕШЬ. Я ПРИСЛАЛ СВОИХ ЛЮДЕЙ ПОМОЧЬ ТЕБЕ В ЭТОМ ДЕЛЕ.
Действительно, я НЕ РАЗРЕШАЛ СВОИМ ПОДЧИНЕННЫМ КАКОЙ-ЛИБО РАСПРАВЫ БЕЗ СЛЕДСТВИЯ И СУДА над взятыми большевиками. В состав судей привлекались местные жители из умудренных жизнью стариков, людей суровых, но справедливых и ЗНАВШИХ ЧУВСТВО МЕРЫ. Я просил генерала Покровского избавить меня на будущее время от услуг его палачей.
Покровский сообщил мне, что им получено приказание из Ставки о том, что я официально вхожу в его подчинение и назначаюсь начальником 1-й Кавказской дивизии. Сформированные же мною конная горская дивизия и пластунская бригада пошли под начальство генерала Гартмана. Покровский двинул пластунов обеих бригад на Невинномысскую и овладел ею. Оттуда я произвел внезапный налет на Темнолесскую и взял ее. При этом был пленен эскадрон красных и взяты кое-какие трофеи.
Приехавший вскоре генерал Покровский РАСПОРЯДИЛСЯ ПОВЕСИТЬ ВСЕХ ПЛЕННЫХ И ДАЖЕ ПЕРЕБЕЖЧИКОВ. У меня произошло с ним по этому поводу столкновение, но он ЛИШЬ ОТШУЧИВАЛСЯ И СМЕЯЛСЯ В ОТВЕТ НА МОИ НАРЕКАНИЯ. Однажды, когда мы с ним завтракали, он внезапно открыл дверь во двор, где уже болтались на веревках несколько повешенных.
- ЭТО ДЛЯ УЛУЧШЕНИЯ АППЕТИТА, - сказал он.
Покровский НЕ СКУПИЛСЯ НА ОСТРОТЫ ВРОДЕ: «ПРИРОДА ЛЮБИТ ЧЕЛОВЕКА», «ВИД ПОВЕШЕННОГО ОЖИВЛЯЕТ ЛАНДШАФТ» и т.п. ЭТА ЕГО БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ, ОСОБЕННО ПРИМЕНЯЕМАЯ БЕССУДНО, БЫЛА МНЕ ОТВРАТИТЕЛЬНА. Его ЛЮБИМЕЦ, МЕРЗАВЕЦ И ПРОХВОСТ есаул Раздеришин, СТАРАЛСЯ В АМПЛУА ПАЛАЧА УГОДИТЬ КРОВОЖАДНЫМ ИНСТИНКТАМ СВОЕГО НАЧАЛЬНИКА И РАЗВРАЩАЛ КАЗАКОВ, ПРИВЫКШИХ В КОНЦЕ КОНЦОВ НЕ СТАВИТЬ НИ В ГРОШ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ. Это ОТНЮДЬ НЕ ПРОШЛО БЕССЛЕДНО И ЯВИЛОСЬ ВПОСЛЕДСТВИИ ОДНОЙ ИЗ ПРИЧИН НЕУДАЧИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ.
Тем временем начались холода, сильно отзывавшиеся на моих плохо экипированных казаках: были случаи обмораживаний, начали развиваться простудные болезни. Местность, в которой приходилось действовать, была разорена рядом многократно происходивших здесь военных действий; продовольствие и фураж приходилось привозить издалека.
Большевики прочно держались в Ставрополе. Наши отряды с разных сторон нажимали на них: дивизии Боровского и Улагая с севера, дроздовцы от Армавира, которым они владели совместно с дивизией Врангеля, дивизии моя и Покровского с востока и юго-востока; пластуны остались в Невинномысской. Я получил приказ от Покровского овладеть большевистской позицией на горе Холодной, что у селения Татарки, причем было приказано взять ее в конном строю. Я СЧИТАЛ НЕЛЕПОСТЬЮ ПОДОБНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КОННИЦЫ, но пришлось повиноваться. Посланная мною бригада хоперцев овладела было с налета окопами, но подошедший сильный резерв противника энергично выбил ее и, нанеся значительные потери, обратил в беспорядочное бегство. Тем временем Покровский УСПЕЛ УЖЕ РАЗМЕТАТЬ И МОЙ РЕЗЕРВ - я остался лишь со своей конвойной сотней и с хором трубачей. Бросившись навстречу улепетывавшим хоперцам и приказав трубачам играть марш, я собрал вокруг себя несколько сотен и повел их в контратаку. Позиция была вновь занята, но с ТЯЖЕЛЫМИ ЖЕРТВАМИ.
Вечером этого же дня у Покровского было собрание старших начальников, на котором я, поддержанный моим начальником штаба полковником Шифнер-Маркевичем, горячо нападал на БЕССИСТЕМНОСТЬ НАШЕЙ РАБОТЫ И НА МАНЕРУ ПОКРОВСКОГО РУКОВОДИТЬ БОЕМ. Действительно, он СОВЕРШЕННО НЕ УМЕЛ РУКОВОДИТЬ БОЕМ КОННИЦЫ: СТРАШНО ГОРЯЧИЛСЯ ВО ВРЕМЯ БОЯ, РАЗДЕРГИВАЛ ЧАСТИ ПО СОТНЯМ, РАСПЫЛЯЛ РЕЗЕРВ И ПРИНИМАЛ ЛИЧНОЕ УЧАСТИЕ В БОЮ, МЕЧАСЬ С КОНВОЙНОЙ СОТНЕЙ ПО ПОЛЮ СРАЖЕНИЯ И ВИДЯ ЛИШЬ ТОТ УЧАСТОК, НА КОТОРОМ В ДАННОМ СЛУЧАЕ НАХОДИЛСЯ. Части, уже нацеленные и ввязавшиеся в бой, выдергивались внезапно обратно, чем компрометировался достигнутый ими успех, часто добытый дорогой ценой, и перебрасывались иногда на другой фланг, где нужды в них не ощущалось.
Командиры полков 1-й Кубанской дивизии были СОВЕРШЕННО ОБЕЗЛИЧЕНЫ Покровским и НЕ СМЕЛИ ПИКНУТЬ. Равным образом не считался он и со своим начальником штаба полковником Сербиным. Меня и Шифнера он хотя и выслушивал, но не считался и с нашим мнением, тотчас же принимаясь писать боевой приказ или диктовать своему начальнику штаба. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, НУЖНО ЕМУ ОТДАТЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ПОКРОВСКИЙ БЫЛ ПРЕВОСХОДНЫМ ОРГАНИЗАТОРОМ, ЧЕЛОВЕКОМ БОЛЬШОЙ ЛИЧНОЙ ХРАБРОСТИ И ГРОМАДНОЙ СИЛЫ ВОЛИ.»
Дополнительно:
КАК ГЕНЕРАЛ А.Г.ШКУРО БОРОЛСЯ С КРАСНЫМ ТЕРРОРОМ
http://procvetitel.livejournal.com/68625.html
«Около 7 октября мои разъезды встретились с разъездами Покровского в глубине Майкопского отдела. 9 октября, после боя у станицы Отрадной, которой я овладел, появились авангардные сотни Покровского. Я устроил почетную встречу генералу. Перед построенными полками мы выпили на «ты» с Покровским; наши казаки братались; станицы ликовали. Генерал стоял во главе отряда, состоявшего из 1-й Кубанской дивизии, которая включала в себя шесть полков большого состава - до 1000 шашек в полку - и четырехбатальонную пластунскую бригаду под командованием генерала Геймана, поднявшего весь Майкопский отдел и присоединившегося к Покровскому. При отряде была сильная артиллерия, имевшая тяжелые орудия. Покровский приказал выдать мне 100 000 патронов и 500 снарядов. Я доложил генералу, что подчиняюсь ему как старшему по чину.
В Баталпашинской как в столице отдела была устроена торжественная встреча Покровскому; отслужили молебствие перед всем войском; Финансовая комиссия поднесла лично генералу 100 000 рублей (еще раньше она поднесла мне 200 000 рублей, из коих я 100 000 подарил станице Баталпашинской, а 50 000 дал местной гимназии).
Затем генерал Покровский перешел со своим штабом в станицу Беломечетинскую, я же остался в Баталпашинской. В это время у нас произошел НЕПРИЯТНЫЙ ИНЦИДЕНТ. Встав утром и выйдя на крыльцо занимаемого мною дома, на станичной площади против собора я увидел большую толпу народа, окружавшую ВИСЕЛИЦЫ, на которых болтались 5 трупов; человек 12 в одном белье ожидали очереди быть повешенными. Мне доложили, что прибывшие из штаба генерала Покровского офицеры вешают арестованных подследственных. Я ПРИКАЗАЛ НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ ЭТО БЕЗОБРАЗИЕ и поручил атаману отдела произвести расследование происшедшего. Выяснилось, что командир комендантской сотни штаба Покровского Николаев и есаул Раздеришин явились в местную тюрьму и, отобрав по списку часть арестованных, ВИНОВНОСТЬ КОТОРЫХ ОТНЮДЬ ЕЩЕ НЕ БЫЛА УСТАНОВЛЕНА СУДЕБНОЙ ПРОЦЕДУРОЙ, именем генерала Покровского потребовали их выдачи и стали вешать на площади. Я ВЫГНАЛ ВЕШАТЕЛЕЙ из станицы и послал ПРОТЕСТУЮЩЕЕ ПИСЬМО Покровскому. Вместо ответа он сам приехал ко мне разъяснить «недоразумение».
- ТЫ, БРАТ, ЛИБЕРАЛ, КАК Я СЛЫШАЛ, - сказал он мне, - и МАЛО ВЕШАЕШЬ. Я ПРИСЛАЛ СВОИХ ЛЮДЕЙ ПОМОЧЬ ТЕБЕ В ЭТОМ ДЕЛЕ.
Действительно, я НЕ РАЗРЕШАЛ СВОИМ ПОДЧИНЕННЫМ КАКОЙ-ЛИБО РАСПРАВЫ БЕЗ СЛЕДСТВИЯ И СУДА над взятыми большевиками. В состав судей привлекались местные жители из умудренных жизнью стариков, людей суровых, но справедливых и ЗНАВШИХ ЧУВСТВО МЕРЫ. Я просил генерала Покровского избавить меня на будущее время от услуг его палачей.
Покровский сообщил мне, что им получено приказание из Ставки о том, что я официально вхожу в его подчинение и назначаюсь начальником 1-й Кавказской дивизии. Сформированные же мною конная горская дивизия и пластунская бригада пошли под начальство генерала Гартмана. Покровский двинул пластунов обеих бригад на Невинномысскую и овладел ею. Оттуда я произвел внезапный налет на Темнолесскую и взял ее. При этом был пленен эскадрон красных и взяты кое-какие трофеи.
Приехавший вскоре генерал Покровский РАСПОРЯДИЛСЯ ПОВЕСИТЬ ВСЕХ ПЛЕННЫХ И ДАЖЕ ПЕРЕБЕЖЧИКОВ. У меня произошло с ним по этому поводу столкновение, но он ЛИШЬ ОТШУЧИВАЛСЯ И СМЕЯЛСЯ В ОТВЕТ НА МОИ НАРЕКАНИЯ. Однажды, когда мы с ним завтракали, он внезапно открыл дверь во двор, где уже болтались на веревках несколько повешенных.
- ЭТО ДЛЯ УЛУЧШЕНИЯ АППЕТИТА, - сказал он.
Покровский НЕ СКУПИЛСЯ НА ОСТРОТЫ ВРОДЕ: «ПРИРОДА ЛЮБИТ ЧЕЛОВЕКА», «ВИД ПОВЕШЕННОГО ОЖИВЛЯЕТ ЛАНДШАФТ» и т.п. ЭТА ЕГО БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ, ОСОБЕННО ПРИМЕНЯЕМАЯ БЕССУДНО, БЫЛА МНЕ ОТВРАТИТЕЛЬНА. Его ЛЮБИМЕЦ, МЕРЗАВЕЦ И ПРОХВОСТ есаул Раздеришин, СТАРАЛСЯ В АМПЛУА ПАЛАЧА УГОДИТЬ КРОВОЖАДНЫМ ИНСТИНКТАМ СВОЕГО НАЧАЛЬНИКА И РАЗВРАЩАЛ КАЗАКОВ, ПРИВЫКШИХ В КОНЦЕ КОНЦОВ НЕ СТАВИТЬ НИ В ГРОШ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ. Это ОТНЮДЬ НЕ ПРОШЛО БЕССЛЕДНО И ЯВИЛОСЬ ВПОСЛЕДСТВИИ ОДНОЙ ИЗ ПРИЧИН НЕУДАЧИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ.
Тем временем начались холода, сильно отзывавшиеся на моих плохо экипированных казаках: были случаи обмораживаний, начали развиваться простудные болезни. Местность, в которой приходилось действовать, была разорена рядом многократно происходивших здесь военных действий; продовольствие и фураж приходилось привозить издалека.
Большевики прочно держались в Ставрополе. Наши отряды с разных сторон нажимали на них: дивизии Боровского и Улагая с севера, дроздовцы от Армавира, которым они владели совместно с дивизией Врангеля, дивизии моя и Покровского с востока и юго-востока; пластуны остались в Невинномысской. Я получил приказ от Покровского овладеть большевистской позицией на горе Холодной, что у селения Татарки, причем было приказано взять ее в конном строю. Я СЧИТАЛ НЕЛЕПОСТЬЮ ПОДОБНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КОННИЦЫ, но пришлось повиноваться. Посланная мною бригада хоперцев овладела было с налета окопами, но подошедший сильный резерв противника энергично выбил ее и, нанеся значительные потери, обратил в беспорядочное бегство. Тем временем Покровский УСПЕЛ УЖЕ РАЗМЕТАТЬ И МОЙ РЕЗЕРВ - я остался лишь со своей конвойной сотней и с хором трубачей. Бросившись навстречу улепетывавшим хоперцам и приказав трубачам играть марш, я собрал вокруг себя несколько сотен и повел их в контратаку. Позиция была вновь занята, но с ТЯЖЕЛЫМИ ЖЕРТВАМИ.
Вечером этого же дня у Покровского было собрание старших начальников, на котором я, поддержанный моим начальником штаба полковником Шифнер-Маркевичем, горячо нападал на БЕССИСТЕМНОСТЬ НАШЕЙ РАБОТЫ И НА МАНЕРУ ПОКРОВСКОГО РУКОВОДИТЬ БОЕМ. Действительно, он СОВЕРШЕННО НЕ УМЕЛ РУКОВОДИТЬ БОЕМ КОННИЦЫ: СТРАШНО ГОРЯЧИЛСЯ ВО ВРЕМЯ БОЯ, РАЗДЕРГИВАЛ ЧАСТИ ПО СОТНЯМ, РАСПЫЛЯЛ РЕЗЕРВ И ПРИНИМАЛ ЛИЧНОЕ УЧАСТИЕ В БОЮ, МЕЧАСЬ С КОНВОЙНОЙ СОТНЕЙ ПО ПОЛЮ СРАЖЕНИЯ И ВИДЯ ЛИШЬ ТОТ УЧАСТОК, НА КОТОРОМ В ДАННОМ СЛУЧАЕ НАХОДИЛСЯ. Части, уже нацеленные и ввязавшиеся в бой, выдергивались внезапно обратно, чем компрометировался достигнутый ими успех, часто добытый дорогой ценой, и перебрасывались иногда на другой фланг, где нужды в них не ощущалось.
Командиры полков 1-й Кубанской дивизии были СОВЕРШЕННО ОБЕЗЛИЧЕНЫ Покровским и НЕ СМЕЛИ ПИКНУТЬ. Равным образом не считался он и со своим начальником штаба полковником Сербиным. Меня и Шифнера он хотя и выслушивал, но не считался и с нашим мнением, тотчас же принимаясь писать боевой приказ или диктовать своему начальнику штаба. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, НУЖНО ЕМУ ОТДАТЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ПОКРОВСКИЙ БЫЛ ПРЕВОСХОДНЫМ ОРГАНИЗАТОРОМ, ЧЕЛОВЕКОМ БОЛЬШОЙ ЛИЧНОЙ ХРАБРОСТИ И ГРОМАДНОЙ СИЛЫ ВОЛИ.»
Дополнительно:
КАК ГЕНЕРАЛ А.Г.ШКУРО БОРОЛСЯ С КРАСНЫМ ТЕРРОРОМ
http://procvetitel.livejournal.com/68625.html