О ЛОНДОНСКОЙ «ХРУСТАЛЬНОЙ НОЧИ» И НРАВАХ УЛИЧНЫХ БАНДИТОВ
http://procvetitel.livejournal.com/163822.html (в комментариях)
Видел уже по ссылке самой Хлои. Особый «черный юмор» этому клипу придает тот факт, что он появился на фоне затяжной Лондонской «Хрустальной ночи», т.е. массовых погромов и грабежей, устроенных именно уличными бандами и теперь дошедших даже до «мощных взрывов»:
«Cообщения о взрывах поступают из лондонского района Тоттенхэм, где в выходные вспыхнули беспорядки, сообщает радио «Вести ФМ».
ЧЕТЫРЕ МОЩНЫХ ВЗРЫВА прогремели на одном из складов. На месте находятся оперативные службы, которые решают вопрос об эвакуации местных жителей. Чтобы не допустить повторения погромов в Лондоне, полиция вывела во вторник на улицы 16 тысяч сотрудников. Беспорядки тем временем перекинулись на другие города Великобритании - Бирмингем и Манчестер. В общей сложности за последние несколько дней были арестованы около 700 человек.»
Думается, если бы эти бандиты разграбили и взорвали дом самой Дрю Бэрримор, то у нее пропала бы всякая охота снимать подобные клипы! А придуманная ею татуировка для нежной Хлои вызывает еще ассоциацию с известным «шансонно»-уголовным сюжетом, живописующим реальную участь девушек, легкомысленно «заигрывающих» с бандитами:
«За стеной
В одиночной камере
За стеною каменной
Долго мне, мальчишечке, сидеть.
Молодость погублена
За любовь паскудную,
За девчонку, что в живых уж нет.
Мы с тобою встретились
Теплым летним вечером
В нашем старом парке городском.
Девочка капризная,
Челку твою рыжую
Частов идел я во сне потом.
Сладкими конфетами,
С фильтром сигаретами
Каждый день тебя я угощал.
Ты мне улыбалася,
Но с другим встречалася,
Только я тогда о том не знал.
Как-то, ночкой темною,
Я тебя, нескромную,
Увидал в объятиях мента.
За обиду личную
Финкою привычною
Порешил обоих я тогда.»
За мента с шалавою
На меня с облавою
Вышла вся ментовская братва.
И поймали вскорости,
Долго били, сволочи,
Лучше бы убили до суда.
В одиночной камере
За стеною каменной,
За любовь парнишечка сидит,
А девчонка рыжая,
Подлая, бесстыжая,
Под плитой могильною лежит.»
Кстати, у А.Свидницкого ( http://procvetitel.livejournal.com/158637.html ; http://procvetitel.livejournal.com/158285.html ) в повести «Жебраки (очерк из быта подольских компрачикосов)» тоже есть весьма назидательное для Хлои описание реальной крайне мрачной участи девочек и молодых женщин, попадающих по разным причинам в уличные банды («жебраки» были одной из их наиболее «отмороженных» разновидностей!):
«…-- Отличная каша была! С салом, с луком. Не скоро уже буду есть такую кашу! А может быть, и никогда не удастся!
-- Это почему?
-- Уже нет той кухарки.
-- Ушла?
-- Нет, ОСЛЕПИЛИ.
-- Прошпетилась (провинилась)? - спросил второй.
-- И да и нет, -- ответил первый. Ее любили два старцi - один знатный, в цехмiстри метит, а другой так себе - ни се ни то, недавно приставший к табору, из беглых солдат. Полюбили оба и КАЖДЫЙ ХОЧЕТ ВЗЯТЬ СЕБЕ; НЕ ПОМИРЯТСЯ, НЕ ПОДЕЛЯТСЯ. Вот и сдались на ее суд: кого сама выберет, тому и достанется. ПЕРВЫЙ ДУМАЛ, ЧТО ОНА ПОЛЬСТИТСЯ НА ЗНАТНОСТЬ, НО ОНА ИЗБРАЛА МОЛОДОГО. «ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ МЕНЯ?» -- СПРОСИЛ ОТВЕРГНУТЫЙ. «БО ТИ СТАРИЙ ТА ПОГАНИЙ» -- ОТВЕТИЛА ДЕВКА. «ТЫ КАК ЗНАЕШЬ?» -- «ВИЖУ, ПОТОМУ И ЗНАЮ». - «ТАК НЕ БУДЕШЬ БОЛЬШЕ ВИДЕТЬ», -- СКАЗАЛ ОБИЖЕННЫЙ И, УЛУЧИВ ВРЕМЯ, КОГДА ЕЕ КОХАННОГО НЕ БЫЛО, ВЫКОЛОЛ ГЛАЗА СРЕДИ ТАБОРА. ОНО БЫ И НЕ СЛЕДОВАЛО, НО УЖ ОН ТАКОЙ ЗАВЗЯТИЙ (УПОРНЫЙ)… СЛАВНЫЙ БУДЕТ ЦЕХМIСТЕР! - заключил говоривший и спросил: -- А ты сам ослеп?
-- Я сам - от оспы. А ты?
-- Я не сам. Меня ослепили. Я был поводырем, когда старцi УКРАЛИ ДИТЯ - ТАКОЕ ХОРОШЕНЬКОЕ! УКРАЛИ, ДУМАЮ, ТАК УКРАЛИ! ПУСТЬ СЕБЕ. НО КОГДА Я УЗНАЛ, ЧТО МАЛЮТКУ ХОТЯТ ИСКАЛЕЧИТЬ, ЧТОБЫ ВОЗБУЖДАТЬ БОЛЬШЕ СОСТРАДАНИЯ, ТО РЕШИЛСЯ ЕЕ СПАСТИ. Для этого бежал из табора и дал знать в село. Люди отняли дитя вовремя, а старцi поймали меня и помстились: «Не будешь, говорят, видеть дороги - не будешь и бегать с доносами». Еще хотели и язык вырезать, да забыли, что ли, а глаза висолили (солью вытравили глаза). Да, больно было!
«НЕ В ТАКИХ ЛИ РУКАХ И НАША ПАНЯНОЧКА» -- подумал парень и начал вслушиваться в разговор еще с большим вниманием. ДОЛГО, ТО С НЕГОДОВАНИЕМ, ТО С ОМЕРЗЕНИЕМ, СЛУШАЛ ОН РАССКАЗЫ О РАЗЛИЧНЫХ ПОДВИГАХ, пока наконец, разразившаяся гроза не прервала разговор.
/…/
Три года прошло с тех пор, но о дитяти не было ни малейшего слуху. И по ярмаркам викликали, и по вiдпусту, но все напрасно. Тем не менее поиски не прекращались. Особенно старалась мать. Она не знала ни отдыха, ни утомления, ни сна, ни покоя; проникала всюду, куда только вела какая-нибудь молва; НАШЛА НЕСКОЛЬКО ЧУЖИХ ДЕТЕЙ, КОТОРЫХ ИМЕЛИ ОБЫКНОВЕНИЕ УВОЗИТЬ НЕКОТОРЫЕ ИЗ МЕЛКИХ ПОМЕЩИКОВ И ЗАПИСЫВАТЬ В СВОИ КРЕПОСТНЫЕ, но своего собственного дитяти нигде не находила.
-- Полно хлопотать, -- советовали соседи, -- вероятно, ЗАБЛУДИЛАСЬ В ЛЕСУ, И ВОЛКИ СЪЕЛИ.
-- Не перестану хлопотать, -- отвечала несчастная мать, -- не перестану, пока не узнаю досконально, что моего дитятки, моего голубятки нет в живых. Я не буду иметь сил держаться дома, пока будет оставаться хоть малейшее сомнение в его смерти, пока буду питать хоть малейшую надежду на отыскание своей крошечки. Буду ходить всю жизнь и ТОЛЬКО ИЗ ГРОБА НЕ ВСТАНУ ДЛЯ ПОИСКОВ.
/…/
С разбитым сердцем отсюда пошла несчастная раздавать милостыню, сопровождаемая большою толпою сострадательных людей. По-всегдашнему, между нищими встречались разные калеки - и уроды безрукие, безногие, косые, слепые, старые, молодые, дети, мужчины и женщины. Каждому подавала она, но особенно старалась не прозевать дитяти: «МОЛИТВА НЕВИННОГО ВЗОЙДЕТ КО ГОСПОДУ, И ОН ВОЗВРАТИТ МОЮ ДОЧЕЧКУ» -- думала несчастная. Так дошла она до уродливой безрукой старухи, запряженной в маленькую повозочку:
-- И моей калеке, Христа ради! - взмолилась нищая.
Шляхтянка положила шажок в повозочку. В этой повозке сидела ДЕВОЧКА. РУКИ ЕЕ БЫЛИ СТРАШНО ВЫКРУЧЕНЫ, НОГИ ВЫСМАТРИВАЛИ ИЗ-ЗА ПЛЕЧЕЙ, ШЕЯ СВЕРНУТА; НО ЛИЧИКО У НЕСЧАСТНОЙ КАЛЕКИ БЫЛО ОЧЕНЬ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНО. Целая толпа невольно остановилась перед нею.
-- БЕДНОЕ, НЕСЧАСТНОЕ ДИТЯТКО! - СКАЗАЛА ШЛЯХТЯНКА И ДАЛА КОПЕЙКУ.
Калека посмотрела на подающую и говорит:
ДАЙТЕ, МАМО, БОЛЬШЕ; ОТ ЭТОГО НЕ ОБЕДНЕЕТЕ.
Шляхтянка вздрогнула, услыхавши этот голос. Может быть, ее поразило слово: «мама», которым никто не называл ее уже три года? Может быть, такое страшное калечество?
-- ЦИТЬ, БО ЗАДУШУ, ЯК ГАДИНУ! - КРИКНУЛА СТАРУХА.
Толпа между тем росла все более, ШЛЯХТЯНКА ВСЕ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ ВСМАТРИВАЛАСЬ В ЛИЦО КАЛЕКИ.
-- ЧИ ТИ НЕ МОЯ ГАЛОЧКА? - спросила она, наконец.
-- Я, МАМО, -- ОТВЕТИЛО ДИТЯ.
Мать взвизгнула и упала без чувств. Мгновенно воскресла в ее памяти ночь на липе, в грозу, и слышанный тогда детский крик. Как молния, явилась мысль: «Это я твой голос слыхала! Это тогда у тебя в самом деле ножка болела!» Явилась, как молния, и поразила, как гром. Засуетилась толпа, заревела и бросилась на нищих. ПО УКАЗАНИЮ ДИТЯТИ НАШЛИ ВСЕХ - КТО НОГИ ЛОМАЛ, КТО РУКИ КРУТИЛ, КТО ШЕЮ СВЕРНУЛ, КТО ПОМОГАЛ, КТО ОДОБРЯЛ, -- И КОГО ПРОСТО РАСТЕРЗАЛИ, КОГО УБИЛИ, КОГО ПОВЕСИЛИ. Остервенение убийства прекратилось только тогда, когда игумен с монахами в полном облачении вмешался в толпу. Во время суматохи несчастная мать, нашедшая свое дитя, несколько раз приходила в чувство и тотчас же снова падала в обморок. Когда же она в последний раз очнулась, то была уже сумасшедшею.
-- МОЯ БАБУШКА, МАМИНА ТЕТЯ, МЕНЯ ОТДАЛА НИЩИМ, -- СКАЗАЛА ДЕВОЧКА НА ВОПРОС игумена О ТОМ, КТО ЕЕ ПОХИТИЛ. Эта бабушка, эта мамина тетя, наблюдавшая за всем издали, видя, что озлобленный народ кинулся искать ее, САМА РЕТИРОВАЛАСЬ НА ТОТ СВЕТ: ПОСПЕШИЛА ПОВЕСИТЬСЯ. Но прошло около месяца, прежде нежели сумасшедшую мать и изуродованную дочку отдали мужу и отцу. Дитя не знало, откуда оно родом, а мать ПЛЯСАЛА И ТВЕРДИЛА ТОЛЬКО ОДНО СЛОВА «НАШЛА». Надо было ждать, пока молва сама призовет отца. Так и случилось. Шляхтич приехал и забрал обеих, и МНОГО, МНОГО ЛЕТ СТРАДАЛ, СМОТРЯ НА ПОМЕШАННУЮ ЖЕНУ И НА ИСКАЛЕЧЕННУЮ ДОЧЬ. Наконец, жена, ТАНЦУЯ НА ЛЮДУ, ПОПАЛА В ПРОРУБЬ И УТОНУЛА, А ДОЧЬ ПРИЮТИЛАСЬ В КАКОЙ-ТО ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ, В ПОЛЬЗУ КОТОРОГО ОТЕЦ ЕЕ, УМИРАЯ, ОТДАЛ ВСЕ СВОЕ ИМЕНЬЕ КАК ПРИДАНОЕ ДОЧЕРИ СВОЕЙ.
ЧУЖИМ НЕСЧАСТЬЕМ ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ ЛУЧШЕ ВСЕХ НАЙМИТ. Он выкупился из крепостного состояния и зажил припеваючи.
1869»
Видел уже по ссылке самой Хлои. Особый «черный юмор» этому клипу придает тот факт, что он появился на фоне затяжной Лондонской «Хрустальной ночи», т.е. массовых погромов и грабежей, устроенных именно уличными бандами и теперь дошедших даже до «мощных взрывов»:
«Cообщения о взрывах поступают из лондонского района Тоттенхэм, где в выходные вспыхнули беспорядки, сообщает радио «Вести ФМ».
ЧЕТЫРЕ МОЩНЫХ ВЗРЫВА прогремели на одном из складов. На месте находятся оперативные службы, которые решают вопрос об эвакуации местных жителей. Чтобы не допустить повторения погромов в Лондоне, полиция вывела во вторник на улицы 16 тысяч сотрудников. Беспорядки тем временем перекинулись на другие города Великобритании - Бирмингем и Манчестер. В общей сложности за последние несколько дней были арестованы около 700 человек.»
Думается, если бы эти бандиты разграбили и взорвали дом самой Дрю Бэрримор, то у нее пропала бы всякая охота снимать подобные клипы! А придуманная ею татуировка для нежной Хлои вызывает еще ассоциацию с известным «шансонно»-уголовным сюжетом, живописующим реальную участь девушек, легкомысленно «заигрывающих» с бандитами:
«За стеной
В одиночной камере
За стеною каменной
Долго мне, мальчишечке, сидеть.
Молодость погублена
За любовь паскудную,
За девчонку, что в живых уж нет.
Мы с тобою встретились
Теплым летним вечером
В нашем старом парке городском.
Девочка капризная,
Челку твою рыжую
Частов идел я во сне потом.
Сладкими конфетами,
С фильтром сигаретами
Каждый день тебя я угощал.
Ты мне улыбалася,
Но с другим встречалася,
Только я тогда о том не знал.
Как-то, ночкой темною,
Я тебя, нескромную,
Увидал в объятиях мента.
За обиду личную
Финкою привычною
Порешил обоих я тогда.»
За мента с шалавою
На меня с облавою
Вышла вся ментовская братва.
И поймали вскорости,
Долго били, сволочи,
Лучше бы убили до суда.
В одиночной камере
За стеною каменной,
За любовь парнишечка сидит,
А девчонка рыжая,
Подлая, бесстыжая,
Под плитой могильною лежит.»
Кстати, у А.Свидницкого ( http://procvetitel.livejournal.com/158637.html ; http://procvetitel.livejournal.com/158285.html ) в повести «Жебраки (очерк из быта подольских компрачикосов)» тоже есть весьма назидательное для Хлои описание реальной крайне мрачной участи девочек и молодых женщин, попадающих по разным причинам в уличные банды («жебраки» были одной из их наиболее «отмороженных» разновидностей!):
«…-- Отличная каша была! С салом, с луком. Не скоро уже буду есть такую кашу! А может быть, и никогда не удастся!
-- Это почему?
-- Уже нет той кухарки.
-- Ушла?
-- Нет, ОСЛЕПИЛИ.
-- Прошпетилась (провинилась)? - спросил второй.
-- И да и нет, -- ответил первый. Ее любили два старцi - один знатный, в цехмiстри метит, а другой так себе - ни се ни то, недавно приставший к табору, из беглых солдат. Полюбили оба и КАЖДЫЙ ХОЧЕТ ВЗЯТЬ СЕБЕ; НЕ ПОМИРЯТСЯ, НЕ ПОДЕЛЯТСЯ. Вот и сдались на ее суд: кого сама выберет, тому и достанется. ПЕРВЫЙ ДУМАЛ, ЧТО ОНА ПОЛЬСТИТСЯ НА ЗНАТНОСТЬ, НО ОНА ИЗБРАЛА МОЛОДОГО. «ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ МЕНЯ?» -- СПРОСИЛ ОТВЕРГНУТЫЙ. «БО ТИ СТАРИЙ ТА ПОГАНИЙ» -- ОТВЕТИЛА ДЕВКА. «ТЫ КАК ЗНАЕШЬ?» -- «ВИЖУ, ПОТОМУ И ЗНАЮ». - «ТАК НЕ БУДЕШЬ БОЛЬШЕ ВИДЕТЬ», -- СКАЗАЛ ОБИЖЕННЫЙ И, УЛУЧИВ ВРЕМЯ, КОГДА ЕЕ КОХАННОГО НЕ БЫЛО, ВЫКОЛОЛ ГЛАЗА СРЕДИ ТАБОРА. ОНО БЫ И НЕ СЛЕДОВАЛО, НО УЖ ОН ТАКОЙ ЗАВЗЯТИЙ (УПОРНЫЙ)… СЛАВНЫЙ БУДЕТ ЦЕХМIСТЕР! - заключил говоривший и спросил: -- А ты сам ослеп?
-- Я сам - от оспы. А ты?
-- Я не сам. Меня ослепили. Я был поводырем, когда старцi УКРАЛИ ДИТЯ - ТАКОЕ ХОРОШЕНЬКОЕ! УКРАЛИ, ДУМАЮ, ТАК УКРАЛИ! ПУСТЬ СЕБЕ. НО КОГДА Я УЗНАЛ, ЧТО МАЛЮТКУ ХОТЯТ ИСКАЛЕЧИТЬ, ЧТОБЫ ВОЗБУЖДАТЬ БОЛЬШЕ СОСТРАДАНИЯ, ТО РЕШИЛСЯ ЕЕ СПАСТИ. Для этого бежал из табора и дал знать в село. Люди отняли дитя вовремя, а старцi поймали меня и помстились: «Не будешь, говорят, видеть дороги - не будешь и бегать с доносами». Еще хотели и язык вырезать, да забыли, что ли, а глаза висолили (солью вытравили глаза). Да, больно было!
«НЕ В ТАКИХ ЛИ РУКАХ И НАША ПАНЯНОЧКА» -- подумал парень и начал вслушиваться в разговор еще с большим вниманием. ДОЛГО, ТО С НЕГОДОВАНИЕМ, ТО С ОМЕРЗЕНИЕМ, СЛУШАЛ ОН РАССКАЗЫ О РАЗЛИЧНЫХ ПОДВИГАХ, пока наконец, разразившаяся гроза не прервала разговор.
/…/
Три года прошло с тех пор, но о дитяти не было ни малейшего слуху. И по ярмаркам викликали, и по вiдпусту, но все напрасно. Тем не менее поиски не прекращались. Особенно старалась мать. Она не знала ни отдыха, ни утомления, ни сна, ни покоя; проникала всюду, куда только вела какая-нибудь молва; НАШЛА НЕСКОЛЬКО ЧУЖИХ ДЕТЕЙ, КОТОРЫХ ИМЕЛИ ОБЫКНОВЕНИЕ УВОЗИТЬ НЕКОТОРЫЕ ИЗ МЕЛКИХ ПОМЕЩИКОВ И ЗАПИСЫВАТЬ В СВОИ КРЕПОСТНЫЕ, но своего собственного дитяти нигде не находила.
-- Полно хлопотать, -- советовали соседи, -- вероятно, ЗАБЛУДИЛАСЬ В ЛЕСУ, И ВОЛКИ СЪЕЛИ.
-- Не перестану хлопотать, -- отвечала несчастная мать, -- не перестану, пока не узнаю досконально, что моего дитятки, моего голубятки нет в живых. Я не буду иметь сил держаться дома, пока будет оставаться хоть малейшее сомнение в его смерти, пока буду питать хоть малейшую надежду на отыскание своей крошечки. Буду ходить всю жизнь и ТОЛЬКО ИЗ ГРОБА НЕ ВСТАНУ ДЛЯ ПОИСКОВ.
/…/
С разбитым сердцем отсюда пошла несчастная раздавать милостыню, сопровождаемая большою толпою сострадательных людей. По-всегдашнему, между нищими встречались разные калеки - и уроды безрукие, безногие, косые, слепые, старые, молодые, дети, мужчины и женщины. Каждому подавала она, но особенно старалась не прозевать дитяти: «МОЛИТВА НЕВИННОГО ВЗОЙДЕТ КО ГОСПОДУ, И ОН ВОЗВРАТИТ МОЮ ДОЧЕЧКУ» -- думала несчастная. Так дошла она до уродливой безрукой старухи, запряженной в маленькую повозочку:
-- И моей калеке, Христа ради! - взмолилась нищая.
Шляхтянка положила шажок в повозочку. В этой повозке сидела ДЕВОЧКА. РУКИ ЕЕ БЫЛИ СТРАШНО ВЫКРУЧЕНЫ, НОГИ ВЫСМАТРИВАЛИ ИЗ-ЗА ПЛЕЧЕЙ, ШЕЯ СВЕРНУТА; НО ЛИЧИКО У НЕСЧАСТНОЙ КАЛЕКИ БЫЛО ОЧЕНЬ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНО. Целая толпа невольно остановилась перед нею.
-- БЕДНОЕ, НЕСЧАСТНОЕ ДИТЯТКО! - СКАЗАЛА ШЛЯХТЯНКА И ДАЛА КОПЕЙКУ.
Калека посмотрела на подающую и говорит:
ДАЙТЕ, МАМО, БОЛЬШЕ; ОТ ЭТОГО НЕ ОБЕДНЕЕТЕ.
Шляхтянка вздрогнула, услыхавши этот голос. Может быть, ее поразило слово: «мама», которым никто не называл ее уже три года? Может быть, такое страшное калечество?
-- ЦИТЬ, БО ЗАДУШУ, ЯК ГАДИНУ! - КРИКНУЛА СТАРУХА.
Толпа между тем росла все более, ШЛЯХТЯНКА ВСЕ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ ВСМАТРИВАЛАСЬ В ЛИЦО КАЛЕКИ.
-- ЧИ ТИ НЕ МОЯ ГАЛОЧКА? - спросила она, наконец.
-- Я, МАМО, -- ОТВЕТИЛО ДИТЯ.
Мать взвизгнула и упала без чувств. Мгновенно воскресла в ее памяти ночь на липе, в грозу, и слышанный тогда детский крик. Как молния, явилась мысль: «Это я твой голос слыхала! Это тогда у тебя в самом деле ножка болела!» Явилась, как молния, и поразила, как гром. Засуетилась толпа, заревела и бросилась на нищих. ПО УКАЗАНИЮ ДИТЯТИ НАШЛИ ВСЕХ - КТО НОГИ ЛОМАЛ, КТО РУКИ КРУТИЛ, КТО ШЕЮ СВЕРНУЛ, КТО ПОМОГАЛ, КТО ОДОБРЯЛ, -- И КОГО ПРОСТО РАСТЕРЗАЛИ, КОГО УБИЛИ, КОГО ПОВЕСИЛИ. Остервенение убийства прекратилось только тогда, когда игумен с монахами в полном облачении вмешался в толпу. Во время суматохи несчастная мать, нашедшая свое дитя, несколько раз приходила в чувство и тотчас же снова падала в обморок. Когда же она в последний раз очнулась, то была уже сумасшедшею.
-- МОЯ БАБУШКА, МАМИНА ТЕТЯ, МЕНЯ ОТДАЛА НИЩИМ, -- СКАЗАЛА ДЕВОЧКА НА ВОПРОС игумена О ТОМ, КТО ЕЕ ПОХИТИЛ. Эта бабушка, эта мамина тетя, наблюдавшая за всем издали, видя, что озлобленный народ кинулся искать ее, САМА РЕТИРОВАЛАСЬ НА ТОТ СВЕТ: ПОСПЕШИЛА ПОВЕСИТЬСЯ. Но прошло около месяца, прежде нежели сумасшедшую мать и изуродованную дочку отдали мужу и отцу. Дитя не знало, откуда оно родом, а мать ПЛЯСАЛА И ТВЕРДИЛА ТОЛЬКО ОДНО СЛОВА «НАШЛА». Надо было ждать, пока молва сама призовет отца. Так и случилось. Шляхтич приехал и забрал обеих, и МНОГО, МНОГО ЛЕТ СТРАДАЛ, СМОТРЯ НА ПОМЕШАННУЮ ЖЕНУ И НА ИСКАЛЕЧЕННУЮ ДОЧЬ. Наконец, жена, ТАНЦУЯ НА ЛЮДУ, ПОПАЛА В ПРОРУБЬ И УТОНУЛА, А ДОЧЬ ПРИЮТИЛАСЬ В КАКОЙ-ТО ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ, В ПОЛЬЗУ КОТОРОГО ОТЕЦ ЕЕ, УМИРАЯ, ОТДАЛ ВСЕ СВОЕ ИМЕНЬЕ КАК ПРИДАНОЕ ДОЧЕРИ СВОЕЙ.
ЧУЖИМ НЕСЧАСТЬЕМ ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ ЛУЧШЕ ВСЕХ НАЙМИТ. Он выкупился из крепостного состояния и зажил припеваючи.
1869»