Принадлежность Керенского к масонству
Керенский умер, но тайны не раскрыл. Таков обет масонства. Невозможно рассматривать историю Февральскоай революции без учета роли тайных сообществ.
Оригинал взят у sergey_v_fomin в «СВЕРХМИНИСТР» КЕРЕНСКИЙ (4)
Вступление в ложу
Будучи адвокатом-политиком, в корпорации присяжных поверенных он занимал особое положение. Со знанием дела о подобных лицах писал в свое время коллега и один из ближайших сотрудников А.Ф. Керенского А.А. Демьянов:
«…Еще во времена Плеве адвокаты под сурдинку не побоялись и сумели организовать съезд русских адвокатов со всей России и на этих съездах выработали основные положения необходимейших в России политических реформ. Политики-адвокаты были в большинстве своем политическими защитниками, не имевшими не только крупных заработков, но иногда и сколько-нибудь достаточных. Им приходилось ездить по всей России и Сибири по политическим защитам на средства, жертвуемые частными лицами, а чаще на средства, собираемые по раскладу между собою».
«Керенский по профессии был адвокатом, - писал начальник Петроградского охранного отделения ген. К.И. Глобачев, - но самым заурядным, ничем не выделявшимся из среды русской адвокатуры, можно сказать, был даже плохеньким, как его называли, “трехрублевый адвокат”. По политическим убеждениям он принадлежал к партии социалистов-революционеров и как таковой пользовался в партии известным весом, благодаря его агитаторским талантам, способности выступать на митингах в качестве хорошего оратора, резкости суждений и вообще силе воздействия на малосознательные умы.
Вот почему при выборах в Государственную думу партия социалистов-революционеров провела его от Саратовской губернии по группе трудовиков, где он и занял место лидера. Для того, чтобы дать ему необходимый ценз, даже фиктивно был куплен для него за 100 рублей какой-то домишко в его собственность. […] Собственно говоря, в открытых заседаниях Государственной думы ему и даже нечего было делать, ибо работа таковой в нападках на правительство шла далеко впереди его».
Молебен в Колонном зале Таврического дворца перед открытием Четвертой Государственной думы. 15 ноября 1912 г.
Невысокого мнения были о нем даже люди, знавшие его по работе в Думе. Долголетний заведующий думской канцелярией Я. В. Глинка так характеризовал его: «Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином. Он находился под негласным надзором полиции».
«Керенский, сыгравший столь видную роль в составе Временного правительства - характеризовал его октябрист думец С.И. Шидловский, - был впервые выбран в Думу четвертого состава. До этого он в широких кругах был совершенно неизвестен, выступая от времени до времени в качестве присяжного поверенного во всяких политических процессах и в делах, в которых можно было собрать материал для антиправительственной пропаганды. […]
В Государственной думе его первые дебюты показали в нем молодого, не всегда достаточно уравновешенного, но очень горячего оратора, начинавшего свои речи сравнительно спокойно, но затем, с появлением на его губах пены, способного доходить до высших степеней неистовства. […]
Авантюристом, преследующим какие бы то ни было личные цели, он никогда не был, но зато и не обладал ни одним из свойств, необходимых крупному деятелю в какой бы то ни было отрасли».
Заседание Четвертой Государственной думы в Таврическом дворце.
Близко знавший его Н.Н. Суханов справедливо писал о принадлежности Керенского к «радикальной интеллигенции», о том, что он был лидером думской «безответственной оппозиции», что у него «и не было никакого строго выработанного направления, никакой сколько-нибудь законченной системы воззрений».
Все это так. Но не свидетельствует ли сама эта социально-политическая неуловимость, внешняя неподходящесть его к каким-либо принятым классификациям, а, вместе с тем, необычная «плавучесть», о принадлежности его к квазисообществу и сверхпартии, иначе говоря, масонству.
Даже в эмиграции Керенский, по его собственным словам, будучи «связан торжественной клятвой при вступлении в масоны», долго наотрез отказывался сообщать что-либо о своих собратиях. Лишь перед смертью он печатно признал сам факт своего членства, не раскрыв при этом никаких существенных подробностей.
«Теперь пришло время сделать это, - писал Керенский, объясняя свой поступок, - поскольку в секретных письмах двум своим друзьям видная политическая деятельница, масонка с большим стажем Е.Д. Кускова упоминает мое имя и сообщает другому политическому деятелю о моем членстве в ложе».
Билет члена IV Думы А.Ф. Керенского.
Итак, вот что счел нужным объявить публично незадолго до смерти Керенский:
«Предложение о вступлении в масоны я получил в 1912 году, сразу же после избрания в IV Думу. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и принял предложение. Следует подчеркнуть, что общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией. […]
Не велись никакие письменные отчеты, не составлялись списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и структуре общества. Изучая в Гуверовском институте циркуляры Департамента полиции, я не обнаружил в них никаких данных о существовании нашего общества, даже в тех двух циркулярах, которые касаются меня лично».
(Это очередное хвастовство политического Хлестакова не имеет ничего общего с действительностью. Просто «ночные братья», не без активного участия самого Керенского, хорошо потрудились в марте 1917 г. по чистке полицейских и жандармских архивов, о чем мы расскажем в свое время.)
Известно, что Керенский был главой масонского послушания «Великий Восток России», входил в думскую масонскую ложу, в Верховный совет масонов России. Фанатическая преданность Александра Федоровича масонской клятве вплоть даже до последних дней жизни ныне хорошо известна благодаря воспоминаниям Н. Н. Берберовой «Курсив мой».
Подлинное место А.Ф. Керенского в политическом раскладе было известно немногим. Один из них, также масон, и не из рядовых, - С.Д. Масловский.
К.С. Петров-Водкин. Портрет С.Д. Мстиславского. 1929 г. Государственная Третьяковская галерея.
Сергей Дмитриевич Масловский (псевдоним Мстиславский) (1878-1943) - полковник, заведовал библиотекой Военной Академии Генерального штаба. Кроме членства в ЦК партии левых эсеров, он состоял членом Военной масонской ложи (с 1907 г.) и «Великого Востока народов России» (автор устава).
Участвовал в революции 1905-1907 гг. Осенью 1915 г. на одном из масонских сборищ предложил организовать покушение на жизнь Императора Николая II, которое должны были осуществить молодые офицеры. Однако в ту пору подобная инициатива вызвала у вольных каменщиков подозрение в полицейской провокации.
Обложка книги С.Д. Масловского «Арест Николая II». Москва. 1926 г.
Характерно, что и в дальнейшем Масловский не отказался от своей идеи. В феврале 1917 г. он был назначен чрезвычайным комиссаром Петросовета. В первый же день прибытия Государя в Царское Село из Ставки, 9.3.1917, в седьмом часу вечера им была предпринята попытка увоза Государя в Петропавловскую крепость или убийства на месте.
Отправился он в Царское Село во главе специальной военной экспедиции, состоявшей из отряда семеновцев (запасных) и пулеметной роты (три пулемета). На руках у него было требование исполнительного комитета с надлежащей печатью и подписью члена Государственной думы Чхеидзе. По словам самого Масловского, он должен был выполнить «особо важный государственный акт», определив на месте конкретный образ действия, руководствуясь лишь «духом» постановления исполкома.
Цель была - любой ценой обезпечить «революцию от возможной реставрации», т. е. или вывезти арестованного Царя в Петроград в Петропавловскую крепость, или ликвидировать вопрос здесь же в Царском Селе. Столкнувшийся с ним в тот день обер-гофмаршал Императорского Двора П.К. Бенкендорф возмущался: «И как вы, именно вы, с прошлым вашего рода, могли пойти на такое оскорбление Величества... и в таком виде».
Таким образом, происхождение Масловского было отнюдь не столь простым. Позже он участвовал в октябрьском перевороте 1917 г., был членом ВЦИК, комиссаром большевицких партизанских формирований (1918), членом советских правительств Украины (1918), советским писателем.
Обложка воспоминаний С.Д. Масловского «Пять дней» 1922 г.
Вот этот-то С.Д. Масловский позднее, уже при большевиках, писал, понятно, со знанием дела: «Что же касается Керенского, то, несмотря на социалистические громы его истерических речей, несмотря на красный платочек, дразнивший думских охранников из карманчика его пиджачка, он был для буржуазных политиков “своим” и при том вполне уютным человеком. Более того, он уже заранее был привлечен к участию в общем плане буржуазной кампании.
Как раскрыли впоследствии воспоминания теперешних зарубежных “бывших людей”, взаимообличениями услаждающих себе и другим горечь эмигрантских голоданий, Керенский входил в “интимный” (пользуясь застенчивым выражением Станкевича) кружок людей, “имеющих принять власть”; “коалиционный” по составу кружок, где за дружеской, чтобы не сказать братской (более чем прозрачный намек на масонство. - С.Ф.), трапезой “делились чувствами и умом” - Коновалов и Керенский, Терещенко и Некрасов, Львов и Ефремов и еще иные, имена которых числятся ныне в том же синодике “бывших”.
Принятый в 1907 г. в масонскую ложу, С.Д. Мстиславский был автором устава «Великого Востока народов России», легально изданного в 1913 г. в Петербурге под видом монографии «Итальянские угольщики» выдуманного автора Евграфа Сидоренко.
Что касается «кружка людей, “имеющих принять власть”», о которых говорит в цитируемом нами отрывки С.Д. Маловский, то напомним имена этих людей. На первом после восстановления работы русских масонских лож «Великого Востока Франции» конвенте генеральным секретарем Верховного Совета масонской провинции «Великий Восток народов России» в 1910 г. был избран Н.В. Некрасов, который руководил русскими ложами и до этого. Летом 1913 г. на II конвенте ВВНР новым генеральным секретарем, по рекомендации Некрасова, был избран А.М. Колюбакин, в декабре 1914 г. убитый случайной пулей в прифронтовой полосе. Исполнение должности генерального секретаря было поручено Н.В. Некрасову. Летом 1916 г. на III конвенте ВВНР генеральным секретарем был избран А.Ф. Керенский. После февральского переворота 1917 г. ввиду занятости А.Ф. Керенского обязанности генерального секретаря Верховного Совета ВВНР были возложены на А.Я. Гальперна, вскоре назначенного управляющим делами Временного правительства.
Керенский был в те дни, несомненно, наиболее популярным оратором Думы.
При такой заручке буржуазные политики могли рассчитывать в определенной мере и на трудовые массы - в тот день, когда они сменят салфетки общего ужина на портфели общего министерского кабинета.
Буржуазия, по всем данным, чувствовала себя вправе бодро смотреть в будущее. Чувство это укреплялось в лидерах буржуазии впечатлениями каждого дня.
Правительственные чиновники все искательнее заговаривали с ними, словно провидя в них будущее начальство; министры из более сообразительных начинали явственно заигрывать с Думой».
Продолжение следует.
Visitors Total
Оригинал взят у sergey_v_fomin в «СВЕРХМИНИСТР» КЕРЕНСКИЙ (4)
Вступление в ложу
Будучи адвокатом-политиком, в корпорации присяжных поверенных он занимал особое положение. Со знанием дела о подобных лицах писал в свое время коллега и один из ближайших сотрудников А.Ф. Керенского А.А. Демьянов:
«…Еще во времена Плеве адвокаты под сурдинку не побоялись и сумели организовать съезд русских адвокатов со всей России и на этих съездах выработали основные положения необходимейших в России политических реформ. Политики-адвокаты были в большинстве своем политическими защитниками, не имевшими не только крупных заработков, но иногда и сколько-нибудь достаточных. Им приходилось ездить по всей России и Сибири по политическим защитам на средства, жертвуемые частными лицами, а чаще на средства, собираемые по раскладу между собою».
«Керенский по профессии был адвокатом, - писал начальник Петроградского охранного отделения ген. К.И. Глобачев, - но самым заурядным, ничем не выделявшимся из среды русской адвокатуры, можно сказать, был даже плохеньким, как его называли, “трехрублевый адвокат”. По политическим убеждениям он принадлежал к партии социалистов-революционеров и как таковой пользовался в партии известным весом, благодаря его агитаторским талантам, способности выступать на митингах в качестве хорошего оратора, резкости суждений и вообще силе воздействия на малосознательные умы.
Вот почему при выборах в Государственную думу партия социалистов-революционеров провела его от Саратовской губернии по группе трудовиков, где он и занял место лидера. Для того, чтобы дать ему необходимый ценз, даже фиктивно был куплен для него за 100 рублей какой-то домишко в его собственность. […] Собственно говоря, в открытых заседаниях Государственной думы ему и даже нечего было делать, ибо работа таковой в нападках на правительство шла далеко впереди его».
Молебен в Колонном зале Таврического дворца перед открытием Четвертой Государственной думы. 15 ноября 1912 г.
Невысокого мнения были о нем даже люди, знавшие его по работе в Думе. Долголетний заведующий думской канцелярией Я. В. Глинка так характеризовал его: «Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином. Он находился под негласным надзором полиции».
«Керенский, сыгравший столь видную роль в составе Временного правительства - характеризовал его октябрист думец С.И. Шидловский, - был впервые выбран в Думу четвертого состава. До этого он в широких кругах был совершенно неизвестен, выступая от времени до времени в качестве присяжного поверенного во всяких политических процессах и в делах, в которых можно было собрать материал для антиправительственной пропаганды. […]
В Государственной думе его первые дебюты показали в нем молодого, не всегда достаточно уравновешенного, но очень горячего оратора, начинавшего свои речи сравнительно спокойно, но затем, с появлением на его губах пены, способного доходить до высших степеней неистовства. […]
Авантюристом, преследующим какие бы то ни было личные цели, он никогда не был, но зато и не обладал ни одним из свойств, необходимых крупному деятелю в какой бы то ни было отрасли».
Заседание Четвертой Государственной думы в Таврическом дворце.
Близко знавший его Н.Н. Суханов справедливо писал о принадлежности Керенского к «радикальной интеллигенции», о том, что он был лидером думской «безответственной оппозиции», что у него «и не было никакого строго выработанного направления, никакой сколько-нибудь законченной системы воззрений».
Все это так. Но не свидетельствует ли сама эта социально-политическая неуловимость, внешняя неподходящесть его к каким-либо принятым классификациям, а, вместе с тем, необычная «плавучесть», о принадлежности его к квазисообществу и сверхпартии, иначе говоря, масонству.
Даже в эмиграции Керенский, по его собственным словам, будучи «связан торжественной клятвой при вступлении в масоны», долго наотрез отказывался сообщать что-либо о своих собратиях. Лишь перед смертью он печатно признал сам факт своего членства, не раскрыв при этом никаких существенных подробностей.
«Теперь пришло время сделать это, - писал Керенский, объясняя свой поступок, - поскольку в секретных письмах двум своим друзьям видная политическая деятельница, масонка с большим стажем Е.Д. Кускова упоминает мое имя и сообщает другому политическому деятелю о моем членстве в ложе».
Билет члена IV Думы А.Ф. Керенского.
Итак, вот что счел нужным объявить публично незадолго до смерти Керенский:
«Предложение о вступлении в масоны я получил в 1912 году, сразу же после избрания в IV Думу. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и принял предложение. Следует подчеркнуть, что общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией. […]
Не велись никакие письменные отчеты, не составлялись списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и структуре общества. Изучая в Гуверовском институте циркуляры Департамента полиции, я не обнаружил в них никаких данных о существовании нашего общества, даже в тех двух циркулярах, которые касаются меня лично».
(Это очередное хвастовство политического Хлестакова не имеет ничего общего с действительностью. Просто «ночные братья», не без активного участия самого Керенского, хорошо потрудились в марте 1917 г. по чистке полицейских и жандармских архивов, о чем мы расскажем в свое время.)
Известно, что Керенский был главой масонского послушания «Великий Восток России», входил в думскую масонскую ложу, в Верховный совет масонов России. Фанатическая преданность Александра Федоровича масонской клятве вплоть даже до последних дней жизни ныне хорошо известна благодаря воспоминаниям Н. Н. Берберовой «Курсив мой».
Подлинное место А.Ф. Керенского в политическом раскладе было известно немногим. Один из них, также масон, и не из рядовых, - С.Д. Масловский.
К.С. Петров-Водкин. Портрет С.Д. Мстиславского. 1929 г. Государственная Третьяковская галерея.
Сергей Дмитриевич Масловский (псевдоним Мстиславский) (1878-1943) - полковник, заведовал библиотекой Военной Академии Генерального штаба. Кроме членства в ЦК партии левых эсеров, он состоял членом Военной масонской ложи (с 1907 г.) и «Великого Востока народов России» (автор устава).
Участвовал в революции 1905-1907 гг. Осенью 1915 г. на одном из масонских сборищ предложил организовать покушение на жизнь Императора Николая II, которое должны были осуществить молодые офицеры. Однако в ту пору подобная инициатива вызвала у вольных каменщиков подозрение в полицейской провокации.
Обложка книги С.Д. Масловского «Арест Николая II». Москва. 1926 г.
Характерно, что и в дальнейшем Масловский не отказался от своей идеи. В феврале 1917 г. он был назначен чрезвычайным комиссаром Петросовета. В первый же день прибытия Государя в Царское Село из Ставки, 9.3.1917, в седьмом часу вечера им была предпринята попытка увоза Государя в Петропавловскую крепость или убийства на месте.
Отправился он в Царское Село во главе специальной военной экспедиции, состоявшей из отряда семеновцев (запасных) и пулеметной роты (три пулемета). На руках у него было требование исполнительного комитета с надлежащей печатью и подписью члена Государственной думы Чхеидзе. По словам самого Масловского, он должен был выполнить «особо важный государственный акт», определив на месте конкретный образ действия, руководствуясь лишь «духом» постановления исполкома.
Цель была - любой ценой обезпечить «революцию от возможной реставрации», т. е. или вывезти арестованного Царя в Петроград в Петропавловскую крепость, или ликвидировать вопрос здесь же в Царском Селе. Столкнувшийся с ним в тот день обер-гофмаршал Императорского Двора П.К. Бенкендорф возмущался: «И как вы, именно вы, с прошлым вашего рода, могли пойти на такое оскорбление Величества... и в таком виде».
Таким образом, происхождение Масловского было отнюдь не столь простым. Позже он участвовал в октябрьском перевороте 1917 г., был членом ВЦИК, комиссаром большевицких партизанских формирований (1918), членом советских правительств Украины (1918), советским писателем.
Обложка воспоминаний С.Д. Масловского «Пять дней» 1922 г.
Вот этот-то С.Д. Масловский позднее, уже при большевиках, писал, понятно, со знанием дела: «Что же касается Керенского, то, несмотря на социалистические громы его истерических речей, несмотря на красный платочек, дразнивший думских охранников из карманчика его пиджачка, он был для буржуазных политиков “своим” и при том вполне уютным человеком. Более того, он уже заранее был привлечен к участию в общем плане буржуазной кампании.
Как раскрыли впоследствии воспоминания теперешних зарубежных “бывших людей”, взаимообличениями услаждающих себе и другим горечь эмигрантских голоданий, Керенский входил в “интимный” (пользуясь застенчивым выражением Станкевича) кружок людей, “имеющих принять власть”; “коалиционный” по составу кружок, где за дружеской, чтобы не сказать братской (более чем прозрачный намек на масонство. - С.Ф.), трапезой “делились чувствами и умом” - Коновалов и Керенский, Терещенко и Некрасов, Львов и Ефремов и еще иные, имена которых числятся ныне в том же синодике “бывших”.
Принятый в 1907 г. в масонскую ложу, С.Д. Мстиславский был автором устава «Великого Востока народов России», легально изданного в 1913 г. в Петербурге под видом монографии «Итальянские угольщики» выдуманного автора Евграфа Сидоренко.
Что касается «кружка людей, “имеющих принять власть”», о которых говорит в цитируемом нами отрывки С.Д. Маловский, то напомним имена этих людей. На первом после восстановления работы русских масонских лож «Великого Востока Франции» конвенте генеральным секретарем Верховного Совета масонской провинции «Великий Восток народов России» в 1910 г. был избран Н.В. Некрасов, который руководил русскими ложами и до этого. Летом 1913 г. на II конвенте ВВНР новым генеральным секретарем, по рекомендации Некрасова, был избран А.М. Колюбакин, в декабре 1914 г. убитый случайной пулей в прифронтовой полосе. Исполнение должности генерального секретаря было поручено Н.В. Некрасову. Летом 1916 г. на III конвенте ВВНР генеральным секретарем был избран А.Ф. Керенский. После февральского переворота 1917 г. ввиду занятости А.Ф. Керенского обязанности генерального секретаря Верховного Совета ВВНР были возложены на А.Я. Гальперна, вскоре назначенного управляющим делами Временного правительства.
Керенский был в те дни, несомненно, наиболее популярным оратором Думы.
При такой заручке буржуазные политики могли рассчитывать в определенной мере и на трудовые массы - в тот день, когда они сменят салфетки общего ужина на портфели общего министерского кабинета.
Буржуазия, по всем данным, чувствовала себя вправе бодро смотреть в будущее. Чувство это укреплялось в лидерах буржуазии впечатлениями каждого дня.
Правительственные чиновники все искательнее заговаривали с ними, словно провидя в них будущее начальство; министры из более сообразительных начинали явственно заигрывать с Думой».
Продолжение следует.
Visitors Total