Русский национальный вопрос в оптике большевизма. Часть 2
Итак, как мы выяснили, Ленин был европейцем не просто по своему формированию и происхождению, он был ярко выраженным европейским культурным расистом, ненавидевшим «азиатчину» и презирающим Россию именно как ее воплощение. Именно поэтому когда новоиспеченные русские расисты-националисты пытаются представить Ленина, как азиата, сбившего Россию с естественного для нее европейского пути развития, то это выглядит как минимум смешно. Особенно если учесть, что говорят это, как правило, люди, в Европу дальше туристических поездок не ездившие, про человека, который сформировался в европейской культуре, был воспитан матерью-лютеранкой и провел в Европе почти двадцать лет своей жизни, зная ее, от и до.
Однако, ненациональность, если не сказать, антинациональность Ленина применительно к русским выглядит явным противоречием на фоне того, что большевизм своим смысловым ядром раскрывает себя как специфически русский, в определенном смысле даже патриотический национально-революционный проект. Это видно как из практических шагов большевизма, так и из его идейного генезиса и отпочкования от европейского марксизма, позже эволюционировавшего в евросоциализм. Есть даже такая теория, что большевиков по наушению генералитета изначально поддержала и толкнула в революционную борьбу охранка дабы спасти Россию от полного краха и развала, который неприменно бы произошел, останься бы она под властью либералов (временного правительства) еще какое то неопределенно долгое время.
Сия историческая теория базируется на понимании того факта, что с точки зрения объективного анализа, интересы Германии, Австро-Венгрии и России, которые приняли на себя основную тяжесть войны, находились по одну сторону баррикад - в классификации марксизма все они были реакционно-монархическими, то есть странами, не прошедшими стадию буржуазно-демократической революции, следовательно, отстающими в своем капиталистическом развитии. Поэтому, если предположить, что эти страны были заинтересованы в военном переделе мировых рынков (что вполне логично в оптике развития капитализма), то главным противником в такой схватке для них должны были стать не коллеги по цеху, а узурпаторы мировых рынков, они же по совместительству буржуазно-демократические колониальные империи - Англия и Франция.
Собственно, для Германии, которая толкалась в войну национал-либеральными провокаторами, но все еще управлялась консервативным юнкерством, это и было так - она воевала против страны, которая объективно была ее системным противником - либерально-капиталистической Англии. Однако то, что монархическая и такая же неразвито-капиталистическая, как Германия, Россия оказалась на стороне Англии и Франции, кроме как предательством либеральных и самоубийственной близорукостью консервативных русских сил, объясненить практически невозможно.
Однако даже и в этом случае Россия могла, достигнув военной победы над Германским блоком, поставить Англию с Францией перед фактом своего состоявшегося мирового лидерства, ибо именно его и означала такая победа. И вот, чтобы этого не произошло, уже в начале 1917 года предатели у власти устраивают в России Февральскую буржуазную революцию, которая поставила Россию перед лицом хаоса.
Нарастающий хаос в России был столь сильным, а слабость и неспособность контролировать страну у Временного правительства была такова, что даже если бы Временное правительство все же собрало все силы и довело бы дело до победного завершения войны, чисто техническая возможность чего реально существовала, оно бы не смогло сделать так, чтобы возглавляемая ими Россия воспользовалась бы плодами этой победы. Ведь совершенно очевидно, что раздираемая внутренними партийными и национальными противоречиями, с миллионами вернувшихся после войны искалеченных и обездоленных людей страна, была бы не тем «союзником», с которым стали считаться страны западной империалистической метрополии (как они относились к своим союзникам вроде Деникина и Колчака, когда у тех не было реальной силы, они прекрасно продемонстрировали во время гражданской войны). Не понимать, что даже в случае участия в войне до конца Россию все равно бы кинули, может, мягко говоря, только очень, очень наивный человек - в лучшем случае ей бы выделили сумму с репараций и трофеев под контролем тех же Англии и Франции на построение демократии.
Фактически это означало, что победившей в войне буржуазно-демократической России фактически была приготовлена такая же послевоенная роль, как и проигравшей Веймарской Германии, с разницей лишь в их формальном статусе и степени унижения. Это была бы со слабым правительством, раздираемым противоречиями обществом, разрушенная, расползающаяся по национальным квартирам страна, находящаяся под внешним управлением Европы, ее основных держав, наших формальных союзников по Антанте. И выход из этого крайне тяжелого для страны положения был возможен был только одним способом путем заключения сепаратного мира (в том числе, путем уступок Германии) дабы выйти из войны и бросить высвободившиеся силы на наведение порядка в стране, ее удержание от смуты. Но этот путь предполагал невыполнение обязательств перед союзниками, то есть, фактически перед покровителями сил, устроивших и возглавивших Февральскую революцию. Дабы реализовать этот сценарий нужно было провести вторую революцию, направленную уже против марионеток Антанты.
Можно быть антикоммунистом, не любить большевиков, даже ненавидеть их, на что есть больше, чем достаточно оснований. Но нельзя не признать очевидного факта - именно они, благодаря твердой позиции Ленина на заключение мира, сумели сорвать такой сценарий, осуществить и выиграть фактически национально-освободительную (с очень специфическим пониманием нации) революцию и войну.
В результате действий большевиков, осуществленных ими под мудрым руководством Ленина, удалось вывести страну из под внешнего управления манипулировавших ей сил, полностью восстановить ее суверенитет и за минимальными потерями территориальная целостность, и создать самостоятельную экономику.
Всего этого удалось добиться только за счет революционного рывка России из полутрадиционалистской культуры в своеобразную сверхмодернистскую цивилизацию, то есть, революционного запуска в ней колоссального цивилизационного европейского проекта. В определенном смысле это стало национальной революцией, если нацию понимать не в традиционном этническом или этнокультурном смысле, и даже не в модернистском буржуазном, но в сверхмодернистском смысле, сочетающем в себе якобинский революционный национализм и специфику многонационального социалистического государства. Можно говорить о создании в результате этой сверхнациональной революции на базе русского народа социалистической советской сверх-нации новой исторической общности людей советский народ.
Именно этот момент проясняет недоразумения по поводу взаимоотношений советской революции с различными народными движениями и чаяниями, много эксплуатировавшихся в целях сперва советской, а затем антисоветской пропаганды. Бесспорно, нет ничего глупее, чем изображать большевиков борцами за народные, в первую очередь крестьянские чаяния и интересы, эдаких продолжателей дела Стеньки Разина и Емельяна Пугачева. Ведь на самом деле, всем этим народным движениям» от большевиков в итоге досталось так, что даже самая махровая реакция на этом фоне показалась бы им верхом гуманности. В лице большевизма все эти разрозненные, стихийные народные силы, бывшие сословия рассыпавшейся русской культуры, столкнулись с тотальной, беспощадной волей новой нации, железом и кровью заставившей их подчинить свои эгоистические интересы проекту Советской России. Можно даже сказать, что в каком-то смысле большевизм сделал с ними то, что не сумели сделать не только Временное правительство, но и Царь.
Сегодня в этом отношении многих вводит в заблуждение интернационализм большевиков, не дающий увидеть в них исполнителей якобинской националистической программы в русских условиях. Но еще раз, якобинцы действовали в условиях исторически мононациональной страны, хотя и с сохраняющимися региональными особенностями, тогда как большевики взяли власть в условиях не национального государства, но традиционно многоплеменной и многоверной империи. При этом они в сжатые сроки, невзирая на весь свой интернационализм, беспощадно раздавили национал-сепаратистские движения окраин, чего не сумели сделать все патриоты "Единой и Неделимой", вполне уподобившись в этом вдохновлявшим их якобинцам.
Да и теоретический интернационализм марксистской доктрины, даже с учетом ее разобранной ранее русской имперско-полиэтнической специфики,многими сегодня стал восприниматься превратно. Ни марксизм, ни ленинизм как его подвид никогда не отрицали феномена национально-освободительной борьбы и не противопоставляли себя ей.
В статье, которую сейчас было бы неплохо перечитать всякому, желающему непредвзято понять отношение Ленина к патриотизму "О национальной гордости великороссов" он четко отделяет законный, национально-оборонительный, социалистический патриотизм от угнетательского и империалистического. Способствую поражению России в империалистической войне, на самом деле направленной против ее интересов, свергая компрадорское по сути и ура-патриотическое по вывеске Временное правительство, защищая свое «социалистическое Отечество» от интервентов, Ленин последовательно действовал как русский социалистический патриот.
У доктрины Ленина была еще одна особенность, развитие которой советским режимом в дальнейшем обусловила роль СССР как оплота национально-освободительных движений в Третьем мире. Эта особенность - учение Ленина об империализме, сущность которого необходимо внимательно исследовать, чтобы понять особую позицию советского проекта в мировом леворадикальном дискурсе, отнюдь с ним не тождественном. Оригинальность этого учения состоит прежде всего в том, что в нем Ленин не только признавал существование наций как субъектов истории, что среди леворадикалов не такая уж и редкость, но и признавал за ними право на борьбу против капиталистических держав под национально-освободительными лозунгами.
Было бы неверно сказать, что Ленин в данном случае пошел против Маркса, но он определенно по-новому расставил акценты марксизма разработкой этой своей концепции. Классический марксизм был идеологией абсолютно европоцентричной, порой приобретая в этом формы культурного и расового шовинизма, за что Маркса критиковал тот же Бакунин. То, что по строго линейной логике марксизма, социалистическая революция должна была произойти как раз в наиболее развитых капиталистических странах вроде Англии и Франции, а отнюдь не России, уже давно стало слишком общим местом, чтобы заострять на этом внимание.
Интересно в этой связи другое. Констатируя уже в начале ХХ века определенную глобализацию капитала, более того, указывая на решающую роль финансового капитала в складывании завершенного капитализма, Ленин в своей работе "Империализм как высшая стадия капитализма" представляет мировой капитал не как единый монолитный лагерь, но как конгломерат соперничающих между собой, суверенных национал-империалистических лагерей. В этой связи он достаточно четко пишет о том, что неотъемлемой чертой империализма как высшей стадии капитализма является эксплуатация все большего числа маленьких или слабых наций небольшой горсткой богатейших или сильнейших наций.
Собственно, в данном случае бросаются в глаза два важнейших обстоятельства.
Во-первых, в полемике с левыми реформистами вроде Каутского, отрицая эволюционный потенциал капитализма во внутренней политике, Ленин просмотрел и траекторию его миро-системной эволюции, ставшей очевидным фактом полвека спустя под названием глобализация.
Пытаясь исправить этот просчет, современный левый мыслитель Валлерстайн ввел в оборот понятие мир-экономики как глобальной капиталистической системы. При этом он ревизионистски противопоставил ее марксистко-ленинской стадиальности национальных экономик, фактически отрицая за последними право быть единицами измерения общественно-экономического анализа, уйдя в другую крайность (хотя подобное противопоставление вполне может сниматься двумерным анализом и введением в него функции агента применительно к национальной экономике по отношению к миро-системе).
Тем не менее, Валлерстайн констатировал очевидное - глобалистский характер мировой капиталистической системы, правящей посредством капитала, определяемой им как мир-экономика, в противовес отдельным ее звеньям, делающим ставку на военную силу, определяемым им как мир-империи. Фактически мир-империи (по отношению к которым Валлерстайн честно констатирует, что "мировая капиталистическая экономика не позволяет существовать подлинной империи") под названием "империализма" были приняты Лениным за венец развития капиталистической системы.
Таким образом, даже признав решающую роль финансового капитала, по сути своей, по определению космополитического (его природа блестяще раскрыта Марксом в "К Еврейскому вопросу"), Ленин в итоге приходит к пониманию мировой капиталистической системы не как глобалистской или общемировой, но как империалистической, то есть такой, в которой имеет место "эксплуатация все большего числа маленьких или слабых наций небольшой горсткой богатейших или сильнейших наций" - но не интернационального финансового капитала! И в этом он конечно ошибался, что сейчас стало совершенно очевидно.
Собственно говоря, именно эта доктрина задала известный левонационалистический крен марксизму-ленинизму, признание и поддержку им освободительного национализма, направленного против империалистов, вопреки чисто классовому космополитическому подходу рафинированных левых. Не случайно, что как таковой уже упомянутый выше Валлерстайн считает большевистскую революцию по сути своей национально-освободительной, в чем он в известной степени прав (с оговорками, сделанными мною ранее), отказывая ей в антикапиталистическом характере в принципе (по нему, имела место лишь попытка вместо создания альтернативной капитализму системы перепрыгнуть из позиции ее периферии в позицию ее центра), в чем я с ним категорически не согласен.
Во-вторых, в споре со Сталиным по воспросу национально-государственного устройства нового социалистического государства на месте развалившейся монархической России, Ленин фактически причислил русских именно к этой горстке богатейших или сильнейших наций, которые эксплуатировали весь остальной мир, отказываясь признать в русских равноправный народ, точно также, а может быть даже и больше, чем остальные российские народы пострадавший от царизма и капитализма, имевшего место быть в России.
Трудно иначе понять реакцию Ленина на предложение Сталина включить формально независимые советские республики не в состав Союза Советских Социалистических Республик, где они были формально на равных с Советской Россией, а в состав самой Совесткой России в качестве автономий. Как мы помним, Ленин за это не справедливо обвинил Сталина в русском великодержавном шовинизме. Тем не менее, позиция Сталина была весьма сильной, и если бы не Ленин, она бы и была принята к исполнению. Фактически, Ленин буквально продавил свою позицию по данному вопросу, невзирая на стремительно ухудшающееся самочувствие - пожалуй, это был один из последних судьбоносных для его проекта вопросов, в котором он успел сказать свое решающее слово.
На фоне этого вопроса также развивалась дискуссия и о судьбе Закавказской Федерации, в принципе являющаяся продолжением данного спора. А также дискуссия о судьбе Украины. Мало известно, но Ленин склонялся к тому, чтобы и вовсе не было никакого Союза, и все советские республики развивались самостоятельно. К счастью, но Ленин умер раньше, чем успел окончательно созреть для того, чтобы развалить не успевший окрепнуть Союз. Тем не менее, если вдуматься, он все же успел подложить русофобскую бомбу под союзный пролетарский интернационализм. Его врожденный русский империализм, только перевернутый с ног на голову, передался его последователям, и также помешал и мешает им до сих пор признать в русских не только угнетателей, но и угнетенных, причем угнетенных в большей степени, чем угнетателей. После чего им стало бы видно, что русские выступают в качестве основной революционной силы на просторах бывшего Советского Союза.
Возможно, Сталин понимал эти проблемы. По крайней мере смело можно утверждать, что Сталин не был таким русофобом, как Ленин, зато хорошо видел шовинизм таких малых народов, как грузины или например украинцы. Поэтому и предлагал включить все национальные республики в состав Российской Советской Федеративной Социалистической Респбулики в качестве автономий, дабы ликвидировать все их агрессивно-националистические сепаратисткие поползновения. Предлагал, с точки зрения логики коммунистического проекта, неправильно, ибо этим была бы закрыта возможность для превращения СССР во всемирную федерацию побеждающих пролетарских народов, сведя его только к пресловутой "исторической России".
Собственно, в будущем оно так и произошло. Однако ответственность за это нес не только Сталин, но и русский дворянский империалист Ленин, создавший имперскую по сути Российскую республику, представляющую собой пятое колесо в телеге основанной им интернациональной федерации. Возможно, Ленин тоже понимал, что сделал что то не то, но не знал, как решить этот вопрос правильно.
Ленин, напомню, хотел вообще ликвидировать Советский Союз. Тогда как надо было создать в его составе не непонятную "Российскую", а несколько русских республик, которые бы на равных правах с такими же Чувашской, Татарской и т.п. (ставших с подачи Ленина автономными республиками РСФСР) вошли бы в СССР, который, с одной стороны, не отождествлялся бы с русскими, а с другой стороны, позволил бы и русским самоопределиться в нем в качестве пролетарской нации. Однако Ленин как продукт российского имперского мышления, вывернутого наизнанку (по нему, русские из угнетающей нации должны были превратиться в позитивно-дискриминируемую, хотя если бы он воспринимал русских как этнос, а не строительный материал империи, ему бы пришлось признать, что он был не менее угнетенным, чем другие ее народы), не мог и допустить мысли о русских как о просто нации, продолжая рассматривать их как державоскрепляющую надэтническую силу.
Это было фатальной ошибкой большевиков. Не смотря на то, что русское начало играло в системе СССР, задуманного как всемирная федерация, роль надэтнической скрепки, советская национальная политика предусматривала особо хорошее отношение вовсе не к ним, а к другим, некогда якобы угнетенным народам Союза. При этом, несмотря на то, что в рамках СССР коммунисты наряду с союзными и автономными республиками взращивали сами их коммунистические кадры, во многих случаях недостаток их развития, их идеологическая незрелость решалась наиболее простым методом - ставкой на русских как на проводников коммунистической идеологии и философии во всем СССР. И проблема не только в том, что это размывало силы русских как нации- аргумент русских националистов, но и с интернационалистической точки зрения, такая модель не работала, ибо не только консервировала незрелость нацкадров, но и подспудно настраивала их против коммунизма, предстающего в их глазах фактически как новая форма старого русского шовинизма.
В такую же ловушку советское, с родимыми имперскими пятнами руководство, попало и с евреями - вторым подобным надэтническим элементом, чья наднациональность не только была опасной угрозой интернациональному характеру компартии, но и вступала в конфликт с аналогичной наднациональностью основного русского народа, опирающейся к тому же на инерцию имперского мышления. Правильным выходом из этой ситуации было бы создание внутри СССР, с одной стороны, Русских, а с другой стороны, Еврейской национальных республик, что, кроме прочего, кстати, позволило бы коммунистам перехватить сионистский проект и включить его в поле Советской цивилизации.
Так что, если Сталин и ошибался в той полемике с Лениным, то, во-первых, не намного больше, чем Ленин, а во-вторых, желая устранить очевидную ассиметрию его половинчатой модели - ни имперской и ни интернационалистской в достаточной степени, в пользу честной имперской.
Ни того, ни другого не было сделано. В итоге, с одной стороны, СССР со временем таки стал синонимом "исторической России", о чем свидетельствует то, что страны Социалистического блока не входили в него напрямую, образуя в дальнейшем нелепые империалистические конструкции вроде СЭВ и ОВД, то есть, его расширение как всемирного федеративного государства, изначально планировавшееся, было заблокировано именно российским имперским паттерном, который не хотели принимать народы, исторически под него не попадавшие. С другой стороны, внутри этой империи сохранился нерешенный русский вопрос (то есть, вопрос русских как заложников наднациональной империи, лишенных своего национального государства), на который закономерно наложился еще и еврейский вопрос, что в итоге стало одной из причин коллапса и этой России-СССР.
Тем не менее, не сумев решить в рамках этой политики русский вопрос, Сталин должен был и смог мобилизовать вечно тягловый русский народ на мировую войну с фашизмом, для чего ему надо было прибегнуть к национал-патриотической фразеологии, ибо никакие идейные революционеры и интернационализм не могли побудить русских сражаться не на жизнь, а на смерть в тотальной войне мировых лагерей.
При этом Сталин, конечно, не был никаким русским националистом, что было наглядно продемонстрировано в ленинградском деле, поставившем русских на место точно так, как до этого на место ставились другие утратившие чувство реальности чисто национальные силы. И тот объективный переход к патриотической фразеологии, который произошел в годы его правления, был, во-первых, практически необходим, во-вторых, никак не выбивался из допустимой марксистско-ленинской нормы, если сравнивать его с аналогичной национально-освободительной политикой коммунистов в Китае, Корее, Кубе, Вьетнаме и т.д. В принципе, можно скзаать,что использование Сталиным "русского фактора" было подчинено логике использования национального фактора вообще в рамках советской цивилизации, и ничем из этой логики не выбивалось.
Так или иначе, но мы должны понять, что не со Сталина, а еще с теории и практики Ленина берет свое начало уникальное советское понимание интернационализма, не направленное против наций в целом, но вписывающее их в глобальный цивилизационный проект, геополитической, геоэкономической и геокультурной сердцевиной которого стала преобразованная большевизмом Россия. Здесь обнаруживается различие между российской социал-демократией и европейской социал-демократией, между российским коммунизмом и европейским коммунизмом - если первый стал основой для создания противостоящего капитализму социалистического лагеря, то второй сделал ставку на реформирование капиталистического лагеря изнутри
Однако, ненациональность, если не сказать, антинациональность Ленина применительно к русским выглядит явным противоречием на фоне того, что большевизм своим смысловым ядром раскрывает себя как специфически русский, в определенном смысле даже патриотический национально-революционный проект. Это видно как из практических шагов большевизма, так и из его идейного генезиса и отпочкования от европейского марксизма, позже эволюционировавшего в евросоциализм. Есть даже такая теория, что большевиков по наушению генералитета изначально поддержала и толкнула в революционную борьбу охранка дабы спасти Россию от полного краха и развала, который неприменно бы произошел, останься бы она под властью либералов (временного правительства) еще какое то неопределенно долгое время.
Сия историческая теория базируется на понимании того факта, что с точки зрения объективного анализа, интересы Германии, Австро-Венгрии и России, которые приняли на себя основную тяжесть войны, находились по одну сторону баррикад - в классификации марксизма все они были реакционно-монархическими, то есть странами, не прошедшими стадию буржуазно-демократической революции, следовательно, отстающими в своем капиталистическом развитии. Поэтому, если предположить, что эти страны были заинтересованы в военном переделе мировых рынков (что вполне логично в оптике развития капитализма), то главным противником в такой схватке для них должны были стать не коллеги по цеху, а узурпаторы мировых рынков, они же по совместительству буржуазно-демократические колониальные империи - Англия и Франция.
Собственно, для Германии, которая толкалась в войну национал-либеральными провокаторами, но все еще управлялась консервативным юнкерством, это и было так - она воевала против страны, которая объективно была ее системным противником - либерально-капиталистической Англии. Однако то, что монархическая и такая же неразвито-капиталистическая, как Германия, Россия оказалась на стороне Англии и Франции, кроме как предательством либеральных и самоубийственной близорукостью консервативных русских сил, объясненить практически невозможно.
Однако даже и в этом случае Россия могла, достигнув военной победы над Германским блоком, поставить Англию с Францией перед фактом своего состоявшегося мирового лидерства, ибо именно его и означала такая победа. И вот, чтобы этого не произошло, уже в начале 1917 года предатели у власти устраивают в России Февральскую буржуазную революцию, которая поставила Россию перед лицом хаоса.
Нарастающий хаос в России был столь сильным, а слабость и неспособность контролировать страну у Временного правительства была такова, что даже если бы Временное правительство все же собрало все силы и довело бы дело до победного завершения войны, чисто техническая возможность чего реально существовала, оно бы не смогло сделать так, чтобы возглавляемая ими Россия воспользовалась бы плодами этой победы. Ведь совершенно очевидно, что раздираемая внутренними партийными и национальными противоречиями, с миллионами вернувшихся после войны искалеченных и обездоленных людей страна, была бы не тем «союзником», с которым стали считаться страны западной империалистической метрополии (как они относились к своим союзникам вроде Деникина и Колчака, когда у тех не было реальной силы, они прекрасно продемонстрировали во время гражданской войны). Не понимать, что даже в случае участия в войне до конца Россию все равно бы кинули, может, мягко говоря, только очень, очень наивный человек - в лучшем случае ей бы выделили сумму с репараций и трофеев под контролем тех же Англии и Франции на построение демократии.
Фактически это означало, что победившей в войне буржуазно-демократической России фактически была приготовлена такая же послевоенная роль, как и проигравшей Веймарской Германии, с разницей лишь в их формальном статусе и степени унижения. Это была бы со слабым правительством, раздираемым противоречиями обществом, разрушенная, расползающаяся по национальным квартирам страна, находящаяся под внешним управлением Европы, ее основных держав, наших формальных союзников по Антанте. И выход из этого крайне тяжелого для страны положения был возможен был только одним способом путем заключения сепаратного мира (в том числе, путем уступок Германии) дабы выйти из войны и бросить высвободившиеся силы на наведение порядка в стране, ее удержание от смуты. Но этот путь предполагал невыполнение обязательств перед союзниками, то есть, фактически перед покровителями сил, устроивших и возглавивших Февральскую революцию. Дабы реализовать этот сценарий нужно было провести вторую революцию, направленную уже против марионеток Антанты.
Можно быть антикоммунистом, не любить большевиков, даже ненавидеть их, на что есть больше, чем достаточно оснований. Но нельзя не признать очевидного факта - именно они, благодаря твердой позиции Ленина на заключение мира, сумели сорвать такой сценарий, осуществить и выиграть фактически национально-освободительную (с очень специфическим пониманием нации) революцию и войну.
В результате действий большевиков, осуществленных ими под мудрым руководством Ленина, удалось вывести страну из под внешнего управления манипулировавших ей сил, полностью восстановить ее суверенитет и за минимальными потерями территориальная целостность, и создать самостоятельную экономику.
Всего этого удалось добиться только за счет революционного рывка России из полутрадиционалистской культуры в своеобразную сверхмодернистскую цивилизацию, то есть, революционного запуска в ней колоссального цивилизационного европейского проекта. В определенном смысле это стало национальной революцией, если нацию понимать не в традиционном этническом или этнокультурном смысле, и даже не в модернистском буржуазном, но в сверхмодернистском смысле, сочетающем в себе якобинский революционный национализм и специфику многонационального социалистического государства. Можно говорить о создании в результате этой сверхнациональной революции на базе русского народа социалистической советской сверх-нации новой исторической общности людей советский народ.
Именно этот момент проясняет недоразумения по поводу взаимоотношений советской революции с различными народными движениями и чаяниями, много эксплуатировавшихся в целях сперва советской, а затем антисоветской пропаганды. Бесспорно, нет ничего глупее, чем изображать большевиков борцами за народные, в первую очередь крестьянские чаяния и интересы, эдаких продолжателей дела Стеньки Разина и Емельяна Пугачева. Ведь на самом деле, всем этим народным движениям» от большевиков в итоге досталось так, что даже самая махровая реакция на этом фоне показалась бы им верхом гуманности. В лице большевизма все эти разрозненные, стихийные народные силы, бывшие сословия рассыпавшейся русской культуры, столкнулись с тотальной, беспощадной волей новой нации, железом и кровью заставившей их подчинить свои эгоистические интересы проекту Советской России. Можно даже сказать, что в каком-то смысле большевизм сделал с ними то, что не сумели сделать не только Временное правительство, но и Царь.
Сегодня в этом отношении многих вводит в заблуждение интернационализм большевиков, не дающий увидеть в них исполнителей якобинской националистической программы в русских условиях. Но еще раз, якобинцы действовали в условиях исторически мононациональной страны, хотя и с сохраняющимися региональными особенностями, тогда как большевики взяли власть в условиях не национального государства, но традиционно многоплеменной и многоверной империи. При этом они в сжатые сроки, невзирая на весь свой интернационализм, беспощадно раздавили национал-сепаратистские движения окраин, чего не сумели сделать все патриоты "Единой и Неделимой", вполне уподобившись в этом вдохновлявшим их якобинцам.
Да и теоретический интернационализм марксистской доктрины, даже с учетом ее разобранной ранее русской имперско-полиэтнической специфики,многими сегодня стал восприниматься превратно. Ни марксизм, ни ленинизм как его подвид никогда не отрицали феномена национально-освободительной борьбы и не противопоставляли себя ей.
В статье, которую сейчас было бы неплохо перечитать всякому, желающему непредвзято понять отношение Ленина к патриотизму "О национальной гордости великороссов" он четко отделяет законный, национально-оборонительный, социалистический патриотизм от угнетательского и империалистического. Способствую поражению России в империалистической войне, на самом деле направленной против ее интересов, свергая компрадорское по сути и ура-патриотическое по вывеске Временное правительство, защищая свое «социалистическое Отечество» от интервентов, Ленин последовательно действовал как русский социалистический патриот.
У доктрины Ленина была еще одна особенность, развитие которой советским режимом в дальнейшем обусловила роль СССР как оплота национально-освободительных движений в Третьем мире. Эта особенность - учение Ленина об империализме, сущность которого необходимо внимательно исследовать, чтобы понять особую позицию советского проекта в мировом леворадикальном дискурсе, отнюдь с ним не тождественном. Оригинальность этого учения состоит прежде всего в том, что в нем Ленин не только признавал существование наций как субъектов истории, что среди леворадикалов не такая уж и редкость, но и признавал за ними право на борьбу против капиталистических держав под национально-освободительными лозунгами.
Было бы неверно сказать, что Ленин в данном случае пошел против Маркса, но он определенно по-новому расставил акценты марксизма разработкой этой своей концепции. Классический марксизм был идеологией абсолютно европоцентричной, порой приобретая в этом формы культурного и расового шовинизма, за что Маркса критиковал тот же Бакунин. То, что по строго линейной логике марксизма, социалистическая революция должна была произойти как раз в наиболее развитых капиталистических странах вроде Англии и Франции, а отнюдь не России, уже давно стало слишком общим местом, чтобы заострять на этом внимание.
Интересно в этой связи другое. Констатируя уже в начале ХХ века определенную глобализацию капитала, более того, указывая на решающую роль финансового капитала в складывании завершенного капитализма, Ленин в своей работе "Империализм как высшая стадия капитализма" представляет мировой капитал не как единый монолитный лагерь, но как конгломерат соперничающих между собой, суверенных национал-империалистических лагерей. В этой связи он достаточно четко пишет о том, что неотъемлемой чертой империализма как высшей стадии капитализма является эксплуатация все большего числа маленьких или слабых наций небольшой горсткой богатейших или сильнейших наций.
Собственно, в данном случае бросаются в глаза два важнейших обстоятельства.
Во-первых, в полемике с левыми реформистами вроде Каутского, отрицая эволюционный потенциал капитализма во внутренней политике, Ленин просмотрел и траекторию его миро-системной эволюции, ставшей очевидным фактом полвека спустя под названием глобализация.
Пытаясь исправить этот просчет, современный левый мыслитель Валлерстайн ввел в оборот понятие мир-экономики как глобальной капиталистической системы. При этом он ревизионистски противопоставил ее марксистко-ленинской стадиальности национальных экономик, фактически отрицая за последними право быть единицами измерения общественно-экономического анализа, уйдя в другую крайность (хотя подобное противопоставление вполне может сниматься двумерным анализом и введением в него функции агента применительно к национальной экономике по отношению к миро-системе).
Тем не менее, Валлерстайн констатировал очевидное - глобалистский характер мировой капиталистической системы, правящей посредством капитала, определяемой им как мир-экономика, в противовес отдельным ее звеньям, делающим ставку на военную силу, определяемым им как мир-империи. Фактически мир-империи (по отношению к которым Валлерстайн честно констатирует, что "мировая капиталистическая экономика не позволяет существовать подлинной империи") под названием "империализма" были приняты Лениным за венец развития капиталистической системы.
Таким образом, даже признав решающую роль финансового капитала, по сути своей, по определению космополитического (его природа блестяще раскрыта Марксом в "К Еврейскому вопросу"), Ленин в итоге приходит к пониманию мировой капиталистической системы не как глобалистской или общемировой, но как империалистической, то есть такой, в которой имеет место "эксплуатация все большего числа маленьких или слабых наций небольшой горсткой богатейших или сильнейших наций" - но не интернационального финансового капитала! И в этом он конечно ошибался, что сейчас стало совершенно очевидно.
Собственно говоря, именно эта доктрина задала известный левонационалистический крен марксизму-ленинизму, признание и поддержку им освободительного национализма, направленного против империалистов, вопреки чисто классовому космополитическому подходу рафинированных левых. Не случайно, что как таковой уже упомянутый выше Валлерстайн считает большевистскую революцию по сути своей национально-освободительной, в чем он в известной степени прав (с оговорками, сделанными мною ранее), отказывая ей в антикапиталистическом характере в принципе (по нему, имела место лишь попытка вместо создания альтернативной капитализму системы перепрыгнуть из позиции ее периферии в позицию ее центра), в чем я с ним категорически не согласен.
Во-вторых, в споре со Сталиным по воспросу национально-государственного устройства нового социалистического государства на месте развалившейся монархической России, Ленин фактически причислил русских именно к этой горстке богатейших или сильнейших наций, которые эксплуатировали весь остальной мир, отказываясь признать в русских равноправный народ, точно также, а может быть даже и больше, чем остальные российские народы пострадавший от царизма и капитализма, имевшего место быть в России.
Трудно иначе понять реакцию Ленина на предложение Сталина включить формально независимые советские республики не в состав Союза Советских Социалистических Республик, где они были формально на равных с Советской Россией, а в состав самой Совесткой России в качестве автономий. Как мы помним, Ленин за это не справедливо обвинил Сталина в русском великодержавном шовинизме. Тем не менее, позиция Сталина была весьма сильной, и если бы не Ленин, она бы и была принята к исполнению. Фактически, Ленин буквально продавил свою позицию по данному вопросу, невзирая на стремительно ухудшающееся самочувствие - пожалуй, это был один из последних судьбоносных для его проекта вопросов, в котором он успел сказать свое решающее слово.
На фоне этого вопроса также развивалась дискуссия и о судьбе Закавказской Федерации, в принципе являющаяся продолжением данного спора. А также дискуссия о судьбе Украины. Мало известно, но Ленин склонялся к тому, чтобы и вовсе не было никакого Союза, и все советские республики развивались самостоятельно. К счастью, но Ленин умер раньше, чем успел окончательно созреть для того, чтобы развалить не успевший окрепнуть Союз. Тем не менее, если вдуматься, он все же успел подложить русофобскую бомбу под союзный пролетарский интернационализм. Его врожденный русский империализм, только перевернутый с ног на голову, передался его последователям, и также помешал и мешает им до сих пор признать в русских не только угнетателей, но и угнетенных, причем угнетенных в большей степени, чем угнетателей. После чего им стало бы видно, что русские выступают в качестве основной революционной силы на просторах бывшего Советского Союза.
Возможно, Сталин понимал эти проблемы. По крайней мере смело можно утверждать, что Сталин не был таким русофобом, как Ленин, зато хорошо видел шовинизм таких малых народов, как грузины или например украинцы. Поэтому и предлагал включить все национальные республики в состав Российской Советской Федеративной Социалистической Респбулики в качестве автономий, дабы ликвидировать все их агрессивно-националистические сепаратисткие поползновения. Предлагал, с точки зрения логики коммунистического проекта, неправильно, ибо этим была бы закрыта возможность для превращения СССР во всемирную федерацию побеждающих пролетарских народов, сведя его только к пресловутой "исторической России".
Собственно, в будущем оно так и произошло. Однако ответственность за это нес не только Сталин, но и русский дворянский империалист Ленин, создавший имперскую по сути Российскую республику, представляющую собой пятое колесо в телеге основанной им интернациональной федерации. Возможно, Ленин тоже понимал, что сделал что то не то, но не знал, как решить этот вопрос правильно.
Ленин, напомню, хотел вообще ликвидировать Советский Союз. Тогда как надо было создать в его составе не непонятную "Российскую", а несколько русских республик, которые бы на равных правах с такими же Чувашской, Татарской и т.п. (ставших с подачи Ленина автономными республиками РСФСР) вошли бы в СССР, который, с одной стороны, не отождествлялся бы с русскими, а с другой стороны, позволил бы и русским самоопределиться в нем в качестве пролетарской нации. Однако Ленин как продукт российского имперского мышления, вывернутого наизнанку (по нему, русские из угнетающей нации должны были превратиться в позитивно-дискриминируемую, хотя если бы он воспринимал русских как этнос, а не строительный материал империи, ему бы пришлось признать, что он был не менее угнетенным, чем другие ее народы), не мог и допустить мысли о русских как о просто нации, продолжая рассматривать их как державоскрепляющую надэтническую силу.
Это было фатальной ошибкой большевиков. Не смотря на то, что русское начало играло в системе СССР, задуманного как всемирная федерация, роль надэтнической скрепки, советская национальная политика предусматривала особо хорошее отношение вовсе не к ним, а к другим, некогда якобы угнетенным народам Союза. При этом, несмотря на то, что в рамках СССР коммунисты наряду с союзными и автономными республиками взращивали сами их коммунистические кадры, во многих случаях недостаток их развития, их идеологическая незрелость решалась наиболее простым методом - ставкой на русских как на проводников коммунистической идеологии и философии во всем СССР. И проблема не только в том, что это размывало силы русских как нации- аргумент русских националистов, но и с интернационалистической точки зрения, такая модель не работала, ибо не только консервировала незрелость нацкадров, но и подспудно настраивала их против коммунизма, предстающего в их глазах фактически как новая форма старого русского шовинизма.
В такую же ловушку советское, с родимыми имперскими пятнами руководство, попало и с евреями - вторым подобным надэтническим элементом, чья наднациональность не только была опасной угрозой интернациональному характеру компартии, но и вступала в конфликт с аналогичной наднациональностью основного русского народа, опирающейся к тому же на инерцию имперского мышления. Правильным выходом из этой ситуации было бы создание внутри СССР, с одной стороны, Русских, а с другой стороны, Еврейской национальных республик, что, кроме прочего, кстати, позволило бы коммунистам перехватить сионистский проект и включить его в поле Советской цивилизации.
Так что, если Сталин и ошибался в той полемике с Лениным, то, во-первых, не намного больше, чем Ленин, а во-вторых, желая устранить очевидную ассиметрию его половинчатой модели - ни имперской и ни интернационалистской в достаточной степени, в пользу честной имперской.
Ни того, ни другого не было сделано. В итоге, с одной стороны, СССР со временем таки стал синонимом "исторической России", о чем свидетельствует то, что страны Социалистического блока не входили в него напрямую, образуя в дальнейшем нелепые империалистические конструкции вроде СЭВ и ОВД, то есть, его расширение как всемирного федеративного государства, изначально планировавшееся, было заблокировано именно российским имперским паттерном, который не хотели принимать народы, исторически под него не попадавшие. С другой стороны, внутри этой империи сохранился нерешенный русский вопрос (то есть, вопрос русских как заложников наднациональной империи, лишенных своего национального государства), на который закономерно наложился еще и еврейский вопрос, что в итоге стало одной из причин коллапса и этой России-СССР.
Тем не менее, не сумев решить в рамках этой политики русский вопрос, Сталин должен был и смог мобилизовать вечно тягловый русский народ на мировую войну с фашизмом, для чего ему надо было прибегнуть к национал-патриотической фразеологии, ибо никакие идейные революционеры и интернационализм не могли побудить русских сражаться не на жизнь, а на смерть в тотальной войне мировых лагерей.
При этом Сталин, конечно, не был никаким русским националистом, что было наглядно продемонстрировано в ленинградском деле, поставившем русских на место точно так, как до этого на место ставились другие утратившие чувство реальности чисто национальные силы. И тот объективный переход к патриотической фразеологии, который произошел в годы его правления, был, во-первых, практически необходим, во-вторых, никак не выбивался из допустимой марксистско-ленинской нормы, если сравнивать его с аналогичной национально-освободительной политикой коммунистов в Китае, Корее, Кубе, Вьетнаме и т.д. В принципе, можно скзаать,что использование Сталиным "русского фактора" было подчинено логике использования национального фактора вообще в рамках советской цивилизации, и ничем из этой логики не выбивалось.
Так или иначе, но мы должны понять, что не со Сталина, а еще с теории и практики Ленина берет свое начало уникальное советское понимание интернационализма, не направленное против наций в целом, но вписывающее их в глобальный цивилизационный проект, геополитической, геоэкономической и геокультурной сердцевиной которого стала преобразованная большевизмом Россия. Здесь обнаруживается различие между российской социал-демократией и европейской социал-демократией, между российским коммунизмом и европейским коммунизмом - если первый стал основой для создания противостоящего капитализму социалистического лагеря, то второй сделал ставку на реформирование капиталистического лагеря изнутри