23-25 сентября. День за днём...
Вот, наконец, и наши вюртембергцы добрались до первопрестольной.
Христиан Вильгельм Фабер дю Фор делится впечатлениями
В восьми лье от Москвы, слева от главной дороги, 23 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
В восьми лье от Москвы, слева от главной дороги, 23 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
Когда мы пошли в лес, наше продвижение внезапно было остановлено поспешно двигающимися навстречу повозками и людьми ранее прошедшего артиллерийского парка. Они удирали, что было сил. В лесу они встретили казаков. Это обстоятельство потребовало остановки, тем более, что впереди и на правом фланге слышалась непрерывная стрельба. Во время этой остановки беглецы присоединились к вюртембергской артиллерии. Также к ней присоединились многочисленные гужевые повозки, находившиеся поблизости, в том числе и большой итальянский обоз. Таким образом, количество повозок в колонне достигло нескольких сотен. Огонь прекратился к полудню, и когда разведка, посланная в лес вперед и на правый фланг, не обнаружила неприятеля, движение возобновилось. Колонна вышла на равнину, расположенную между лесом и небольшим городом, и расположилась там в две линии большим каре, которое окружили выдвинутые вперед посты из числа гвардейцев и выздоравливающих.
Поскольку дорога далее не была нами рекогносцирована, и было бы рискованно двигаться по ней длинной колонной из повозок, то мы провели ночь с 22 на 23 сентября на этой позиции. Утром 23 мы заметили справа длинные линии кавалерии, в которой быстро узнали противника. Неприятель ограничился короткой перестрелкой. Но когда к вечеру эта кавалерия передислоцировалась правее в лес, атаки казаков на обоз стали более серьезными. Справа в лесу началась частая стрельба. Но их так хорошо встретили батальон гвардии, выздоравливающие 25-й дивизии и батальонная артиллерия, что они отступили и исчезли за горизонтом. К ночи артиллерия 25-й дивизии получила приказ выдвинуться на Московскую дорогу, по всей очевидности, чтобы проверить, безопасна ли она. Дождливая ночь благоприятствовала предприятию. К утру 24 cентября артиллерия, целая и невредимая, пришла в Москву, ни разу не подвергнувшись на марше атаке. Другие артиллерийские части, ожидавшие результата нашей попытки, выступили слишком поздно, по пути они подверглись внезапному нападению русских и обратились в бегство.
В восьми лье от Москвы, слева от главной дороги, 24 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
В восьми лье от Москвы, слева от главной дороги, 24 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
24 сентября мы, наконец, преодолели последние холмы, отделявшие нас от Москвы. За ними открылся во всей своей протяженности этот великолепный город-царь с тысячей позолоченных куполов, пересекаемый рекой Москвой. В центре города мы увидели Кремль и Китай-Город, стоящие на левом берегу реки, и Белый Город Земляной Город на обоих берегах был огорожен новым укреплением. Вокруг всего этого располагались тридцать предместий, замкнутых Камер-Коллежским валом.
Однако эта огромная столица раскинулась перед нами в мрачной тишине, словно на картине. Не было видно ни дыма, идущего из печных труб, ни любопытных, вышедших посмотреть на иностранцев, ни депутации, явившейся молить победителя о снисходительности. Москва, как до нее Смоленск Дорогобуж, Вязьма и другие города, была оставлена своими жителями, и Мюрат, преследовавший во главе своего корпуса русский арьергард через Можайскую заставу, слышал на пустынных улицах лишь цокот копыт своих коней.
Москва, 25 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
Москва, 25 сентября 1812 года
Христиан Вильгельм ФАБЕР дю ФОР
Наше прибытие послужило сигналом к пожару. В ночь с 14 на 15 сентября русские подожгли город во многих местах, в первую очередь, лавочки Китай-города. Несмотря на все предпринятые усилия потушить его, пожар продолжал бушевать до 19. 20 сентября катастрофа Москвы стала очевидна. Больше двух третей ее зданий превратились в нагромождения обломков и пепла. Огромное количество товаров и мебели стали добычей пламени. Невозможно было спуститься в этот кратер вулкана, эту огромную могилу наших надежд, и армия разбита лагерь в Москве и перед ней.
С бивуака мы не могли всего этого видеть (поскольку бесчисленные позолоченные купола церквей и башен, в большинстве своем нетронутые огнем, продолжали сверкать, как и до пожара, освещаемые лучами солнца, а бреши, проделанные пламенем среди деревянных домов, были закрыты стенами каменных зданий). Хотя ничего этого, повторюсь, с бивуака не было видно, город все равно представлял мрачное зрелище. Воздух пропитался стойким противным запахом горелого. Можно было проехать целое лье, не увидев ничего, кроме куч пепла и остатков стен сгоревших домов, улиц, покрытых обломками рухнувших построек, поваленных железных крыш и трупов, лежащих под раздавившими их обломками. Пожар пощадил лишь Кремль, Мясницкую улицу в Белом Городе, некоторые кварталы в предместьях, несколько дворцов и домов, большую часть церквей, которые возвышались среди этой покрытой пеплом пустыни подобно оазисам.
Толпы несчастных жителей обоего пола скитались в этом лабиринте разрухи и опустошения среди ищущих наживы банд из наших солдат. Первые пытались найти следы родительских очагов и откопать в садах хоть какое-нибудь пропитание, чтобы продлить свое жалкое существование. Вторые видели в находившихся вокруг вещах, обреченных на уничтожение самими жителями, свою законную добычу победителей. Всё, что привлекало их своим блеском или новизной, разжигало в них алчность, и когда какой-то предмет казался им более предпочтительным, они бросали ради него то, что схватили ранее. Очень немногие заботились о необходимых вещах, особенно о средствах, чтобы как-то пережить русскую зиму, приближавшуюся быстрыми шагами. После того как большая часть ценного и необходимого исчезла, наконец-то задумались о том, чтобы прекратить этот беспорядок, но было уже слишком поздно. Выходить в город на поиски предметов первой необходимости теперь позволялось только специально организованным для выполнения этой задачи подразделениям.