День за днём. 20 августа 1812 года
В разгар смоленского сражения, в Санкт-Петербурге был созван Чрезвычайный Комитет, который предложил императору Александру I кандидатуру главнокомандующего всеми действующими армиями Российской империи. В состав комитета император ввёл шесть человек: своего бывшего воспитателя, председателя Государственного совета графа Николая Ивановича Салтыкова, петербургского главнокомандующего Сергея Кузьмича Вязмитинова, генерала от артиллерии Алексея Андреевича Аракчеева, начальника полиции Александра Дмитриевича Балашова и действительных тайных советников Петра Васильевича Лопухина и Виктора Павловича Кочубея.
М.И. Кутузов у портрета Суворова
Ксилография Лаврентия СЕРЯКОВА по миниатюре Ивана ТЕРЕБЕНЁВА
Необходимость единого командования назрела окончательно, была всем очевидна. Ура-патриотические настроения в обществе преобладали, отступление русской армии возмущало практически всех: бурлил от негодования свет, члены императорской семьи были недовольны, возмущалось дворянство и все слои общества, роптала армия, жаждавшая побед, а не отступлений... Генералы бомбардировали императора письмами и донесениями типа этого:
Дела с каждым днем становятся все хуже и хуже. Войска недовольны до такой степени, что ропщут уже солдаты; они не имеют никакого доверия к их главному начальнику. Нужен другой главнокомандующий, один над обеими армиями. Необходимо, чтобы ваше величество назначили его немедленно, иначе погибла Россия (генерал-адъютант граф Шувалов)
Хотя раздавались и здравые голоса, но они тонули в потоке всеобщего крайнего недовольства:
С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения, но Барклай был непреклонен. Армия возроптала, в особенности после Смоленска. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора - клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о ее подошву, так и Барклай, презирая не заслуженный им ропот, был, как и скала, неколебим (Александр Никитич Сеславин, адъютант М. Б. Барклая-де-Толли, в дальнейшем командир партизанского отряда)
Чрезвычайный Комитет добросовестно несколько часов обсуждал возможные кандидатуры. Но все они были отринуты по различным причинам: Багратион слишком горяч, Беннигсен - не русский, Гудович - стар, Тормасов - молод (и опытом, и доверием), Пален - как и Барклай лифляндец и так далее. И только, когда было произнесено в конце списка имя Кутузова, все с облегчением выдохнули: Что ж, Кутузов - хорошо! Он человек достойный! И увердили кандидатуру 67-летнего начальника Санкт-Петербургского и Московского ополчений генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова на рассмотрение императору.
Портрет Михаила Илларионовича Кутузова
Иосиф ОЛЕШКЕВИЧ
Оповестил императора о решением Комитета управляющий военным министерством князь А.И. Горчаков:
Я осмелился, наконец, сказать его величеству, что вся Россия желает назначения генерала Кутузова, что в отечественную войну приличнее быть настоящему русскому главнокомандующему...
Кстати, за 10 дней до назначения царь пожаловал Кутузова титулом светлейшего князя. А в день, когда наполеоновские войска устремились к Москве, 20 августа 1812 года, император Александр I утвердил назначение Комитета. Это назначение Михаила Илларионовича носило скорее политический, нежели военный характер, должно было успокоить возбуждённое общественное мнение, недовольное затянувшимся отступлением русских войск и распространявшимися слухами об измене в Главной квартире. А чтобы жизнь Кутузову мёдом не казалась, император назначил его начальником штаба Леонтия Леонтьевича Беннигсена, одногодка и давнего оппонента светлейшего. Однако переиграть Беннигсену главнокомандующего в придворные шахматы было не дано, что в дальнейшем крайне отрицательно отразилось на посмертной судьбе Леонтия Леонтьевича.
Назначение Кутузова вызвало всеобщий патриотический подъём и полный восторг в обществе и армии (в среде солдатской и офицерской). Недоумевали в основном те, кто хорошо знал Михаила Илларионовича, а именно генералитет. Кутузов был человеком очень сложным, льстивым перед начальством, грубым и надменным с нижестоящими чинами. Великий дипломат и царедворец, интриган, любимец Екатерины Великой, он едва ли не единственный из её генералов, который сохранил замечательные отношения с Павлом I. А вот с его сыном Александром не сложилось.
Пётр Багратион, убежденный противник отступления и недруг Барклая-де-Толли не срывал своего раздражения: Хорош и сей гусь, который назван и князем, и вождем!.. Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интрига
Я не видел в нем желаемых военных дарований, не только таковых, которые оправдать могли случайную его знаменитость, я не заметил и порядочных соображений обстоятельств, не только предложений, обнаруживающих большие виды, не видал не предприимчивости, ни твердости в исполнении, не укрылась от меня слабость души его, робость в обстоятельствах, решительности требовавших. Угасла храбрость. Молодость его о души валявшей и низкое малодушие место ее заступило (генерал Ермолов)
Не стеснялись в выражениях и другие: интриги Кутузова внушали отвращение генералу Д.С. Дохторову, генерал М.А. Милорадович попросту называл его низким царедворцем. А генерал-лейтенант Николай Раевский подытожил мнение едва ли не большинства генеральского корпуса, отметив: Переменив Барклая, который не великий полководец, мы и тут потеряли.
Барклай-де-Толли, оставшийся командующим Первой Западной армией, которым Александр I фактически пожертвовал в угоду общественному мнению, как прежде пожертвовал Сперанским, писал государю: Не намерен я теперь, когда наступают решительные минуты, распространяться о действиях армии, которая была мне вверена. Успех докажет: мог ли я сделать что-либо лучшее для спасения государства? Если бы я руководим слепым, безумным честолюбием, то, может быть, ваше императорское величество изволили бы получать донесения о сражениях и, невзирая на то, неприятель находился бы под стенами Москвы, не встречая достаточных сил, которые были бы в состоянии ему сопротивляться
В этот же день передовые части французской армии - корпуса маршалов Иоахима Мюрата и Луи Николя Даву начали своё движение вглубь России, по направлению в Дорогобужу, Вязьме и далее везде...