Праздник со стыдом в глазах.
С каждым годом всё больше этот день и всё что происходит в его преддверии, вызывает чувство стыда. Просто стыдно. Поздравлять мне уже некого. В моей семье ушли все, кто был победителем в 45-м. Иногда я думаю, может это и кощунство, но слава Богу, что они не дожили до сегодняшнего дня. Дня издевательской вакханалии над памятью тех, кому никогда и не за что не надо было оправдываться. А вот нам, нынешним, кто ещё не в конец оскотинился, ещё придётся, если правда кто оправдания наши слушать будет. Мы проиграли в мирное время, проиграли, как банальные лохи шулерам из подворотни, их Победу, пропили и про митинговали, прихватизировали страну, всё то, что они путём неимоверных усилий и жертв, защитили, отстроили. Но сами мы, практически не создали и не построили не хрена! За исключением может удачливых сограждан, преуспевших в строительстве своих особняков не только в стране, но и на территориях бывших противников, разворовав при этом и разграбив то, что создавалось вами. То, что из себя представляет сегодня наш город, наша власть, все мы на это взирающие - это позор и предательство Победы.
Вот представить даже трудно, кто то воюет на фронте с Гитлером, а кто то в это время занимается приватизацией в тылу за Уралом, вещая оттуда при этом "Всё для фронта! Всё для Победы!". А ведь нечто подобное произошло у нас в 90-х, когда пацаны, внуки и правнуки фронтовиков, по призыву, сотнями, если не тысячами, гибли, калечились, на Кавказе, где уничтожалось, изгонялось, по сути, как и гитлеровцами, мирное русское население, другая активная часть сограждан, в большинстве из райкомов, обкомов, потомки особистов и просто порой урки, занималась приватизацией того, а по сути грабежом, что отстроили их деды и отцы. Предвижу вой об "экстремизме", "социальной ненависти" и т.д., но не удержусь. Думаю, помня лично их, вернувшиеся тогда в 45 году, наши деды, вряд ли бы стали сдавать трофеи и "лесные братья", бандеровцы, были бы детским лепетом для той власти, если бы они увидели такую картину. Что даже то, что осталось от пожара войны, растащено и приватизировано. Вот и судите, почему кто прошёл ВОВ - фронтовик, а кто был принесён на заклание негодяями в 90-х - ветеран?
И что остаётся в этот день, глядя на важные физиономии руководящих лиц, несущих праведную белиберду, для которых это ещё один повод предстать перед всеми нами, хоть на экране тв, в человеческом обличье в рамках посещения аж 15 ветеранов, хотя видимо это и есть последние, кто всё таки дожил до такого "внимания" и "почёта", "С добрым утром ветеран!" или их стрижкой раз в год за счёт бюджета?
Остаётся только выпить с утра, закурить, хотя уже и не куришь, здоровье бережёшь, неизвестно для чего и кого, и водка вряд ли принесёт спасительное расслабление, не притупит те остатки совести, что ещё остались. Отключить телефон, так как слушать и самому плести дежурные фразы поздравлений, людям которым этот день лишь как дополнительный выходной, желания нет. Достать те немногие фотографии, медальон, с которым дед, вопреки примете не носить его, прошёл всю войну и хоть как то вспомнить, помянуть их, их немногочисленных друзей фронтовиков, что приходили к нам в этот день, в то далёкое время моего детства. Каждый тот немногий раз, когда всматриваюсь в фото того времени своих родных, на них они моложе меня нынешнего, я вижу и чувствую только неимоверное страшное напряжение всех жизненных сил. Одной семьи - одной из миллионов.
Не пойду я на все эти парады, не буду цеплять ленточки, хотя ничего против этого и не имею. Каждый волен, как говорится. А схожу в Храм, поставлю свечки за упокой их душ, помяну, хотя ни в Бога, ни в чёрта, ни в строительство коммунизма, ни дед, ни его друзья, прошедшие ад войны, не верили. Как и терпеть не мог в последние годы жизни, воспринимал как оскорбление, когда по отношению к нему применяли слово "ветеран". По его глубокому убеждению, ветеранами могли быть всевозможные дармоеды и прохиндеи, начиная от ветеранов партии, любители жизни в политотделах, хороших пайков и льгот. А нормальный человек, честно выполнивший свой долг, прошедший войну, был до конца дней своих - фронтовик. Не признавал он и его кореша другого. Дед никогда не носил юбилейные медали, которые ему упорно втюхивало гос-во, выдавая это за внимание и заботу. Он их считал цацками, а не наградами. Настоящих наград было семь и все они были получены в период с 41 по 45 годы, а не за примерное поведение в годы социалистических преобразований. Самая ценная была медаль "За отвагу". Не было в ней дорогих сплавов или каменей, как в маршальских звёздах, но любой фронтовик, прошедший войну, знал какой реальной ценой и кровью она давалась.
То, что творится нынче, по отношению к памяти, по отношению к тем немногим, что дожили до сегодняшнего дня, просто стыдно и страшно. Пожилые, уже попросту порой немощные люди, забытые нынешним гос-ом, всеми нами, обществом, вытаскиваются раз в году, к празднику, как атрибут, пыльный, проблемный, в общем-то ненужный, но обязательный реквизит праздника.
Вот за весь этот спектакль, для кого пиар, просто стыдно. Стыдно за их нищету, что живут они порой в условиях намного хуже, чем те за кого они отдали свою жизнь. Стыдно за мероприятия для галочки, все эти стрижки, посещение их первых лиц, и забивание гвоздя в стенку жилья ветерана перед объективами журналистов. За облагодетельствование прошлогодними консервами. Стыд этот вынуждает делать какие то действия. Всё это лишь даёт способ оправдания для самих себя, попытка загладить вину перед ними, но в результате это доставляет ещё большие страдания и неприятности. Простить тех, кто сделал тебе добро, значительно труднее, чем доставивших страдания, а «на тебе, убоже, что мне не гоже!» - вот принцип подобного отношения. Это далеко не знаменитое «Чем могу!» генерала Бессонова из романа Юрия Бондарева «Горячий снег», вручающего ордена уцелевшим бойцам артиллерийского дивизиона, когда щедрый чиновник, депутат подкидывает им к празднику, скрипя сердцем, крохи из бюджета.
У нас был соседом человек, приятель деда, вдовец, дети выросли, сам инвалид, ходил плохо, но каждый год, пока был жив, всегда приходил к деду пропустить свою сотку, порой и другую, фронтовых. Один раз, когда я, тогдашний девятилетний пацан, был удостоен чести сидеть за одним с ними праздничным столом, в день 9 Мая, со своей тарелкой салатов и стаканом "Буратино". По тв показывали Красную площадь, тогдашнего генсека увешанного самоварным золотом, как ёлка на Новый год, восторженные лица граждан. Бабушка смотрела на это действо на экране с благоговением, дед и его друг, взирали наоборот, пропустив уже по одной и закурив, довольно угрюмо. Видимо не удержавшись, приятель деда, дядя Паша рявкнул:"Мурло с полит одела! Из-за таких ..... на руках и хожу теперь до конца жизни!" На что бабушка тут же испугано запричитала:"Паша прекрати, тут же ребёнок." Имея видимо в виду меня. Историю дяди Паши, мне рассказал дед, уже спустя время, когда я был уже постарше, после того, как он умер и мы, немногие его соседи и родственники, похоронили. Очень жалею, да тогда то и в мыслях даже такого не было, что не записал вообще воспоминания деда, его друзей фронтовиков, даже то немногое, что они не любили рассказывать на людях. Может почитали бы сегодня и уже не их, а себя с ними сравнили.
До войны, Павел был, как и все комсомолец, мечтал стать стахановцем, занимался спортом, имел спортивные достижения, хотел и дальше учиться, а не останавливаться на освоении токарного станка, ухаживал за девушкой, пил пред танцами пиво в доме культуры. Но война, она изменила, перевернула жизнь полностью. Попал он благодаря своим физическим качествам и видимо тогдашнего морального состояния и анкеты, в диверсионную школу. Закончил. И вот представьте себе, если это вообще возможно, 1941-42 годы, ночь, прыжок в бездну из самолёта, необходимо, как можно быстрей собраться в группу. Затем выход на объект, отработать его, а дальше начиналось самое трудное - отрыв от преследования. А преследовать умел, тогдашний противник. Бывало приходилось отрываться не один день, порой и неделю, в зависимости от удалённости от линии фронта. При ранении, если оно позволяло, человек шёл пока мог. Потом сам пускал себе пулю в лоб, зная, что в данной ситуации он может своим таким положением, погубить всю группу. Если была возможность то прощались и ждали, бывало час-два. Вот много кто сегодня бы смог всё это выдержать? Через 12 выходов был списан из-за нервно-психического состояния. Но не в тыл, не в санаторий, а в действующую армию. Один раз не выдержал, психанул и зарядил лейтенанту особисту, присланному только на фронт. Штрафбат. Где у него была всего одна атака. Немецкий пулемётчик перебил ему обе ноги, но он всё-таки, несмотря на огромную потерю крови, выжил. Ему повезло, жить он остался благодаря неизвестной санитарки, которая вытащила его с поля боя, но сама была убита позже. Единственно, что он помнил из этого боя, по рассказам деда, так это то, что бежать было мягко, так как под ногами были трупы тех, кто пал в атаке перед ним. Это только в кино попы в рясах по десять серий воюют, на самом деле всё заканчивалось тогда намного быстрей. В прорыв, обычно было половина погибших, четверть изувеченных и четверть, тем кому посчастливилось дожить до следующего боя. Кто остался жив, будучи раненым, списание взысканий, судимостей. В этот раз был комиссован окончательно, вернулся зимой 45 года домой. Это история лишь одного из многих миллионов, тех кто до конца жизни был на протезах. Никаких тогда привилегий, тем кто остался живым, не было. Не было тогда у гос-ва возможности давать льготы многим и многим миллионам калек той войны. Кто мог, пытался жить, работать. Кто просто спился и исчез, как ненужный больше в этой жизни.
На месте нынешнего "пятого тралового" по рассказам родственников, знакомых, кто жил тогда в послевоенном Мурманске, была большая пивнуха, около которой круглый год, если не было морозов, была здоровенная лужа. Так вот в этой пивной и около неё, порой пьяными в луже, были в первые лет пять после войны, десятки, если не сотни, копошащихся обрубков человеческих тел, без рук, без ног, на каталках, с "иконостасом" на груди. Ведь тогда награды за которые люди заплатили кровью на фронте, имели другую цену, их нельзя было пропить, продать, они не являлись предметом добычи для душегубов, но это было то, что тогда они не боялись носить, что являлось для них не столько даже предметом гордости, сколько объяснением остальным, ради кого они воевали, почему они оказались в таком положении. Что ноги, руки потеряны не по пьянке, уснув в сугробе, а просто потому что были людьми всегда и остались ими даже в таком виде. Все они исчезли из жизни в течении 5-10 лет, не напоминая больше о цене Победы.
Вот их Победу в какую ленточку можно завернуть? Как им можно объяснить, отстоявшим Мурманск, Север, не дав фашистам даже пересечь линию гос.границы, что по заявлению теперь первого лица региона, все тут пришлые и местных тут нет? И что они, жившие в этом городе с 20-х, ушедшие отсюда на фронт, отстроившие его, их потомки и ныне живущие тут, записаны в пришлые, на ровне с вновь прибывшими руководящими проходимцами? Я уж молчу, про то, что сделали с городом, сегодня он стоит в руинах недостроя и по сути разворован.
И сегодня, когда видишь тех немногих, кто ещё остался с нами, фронтовиков, рискнувших хоть в этот день надеть награды, думаешь, что сними они эти награды и это будут обыкновенные, пожилые люди, которым и место то в общественном транспорте не всегда уступят, при которых будут жрать пиво из горла и материться, балдея от своей безнаказанности, не помогут улицу перейти, брезгливо не замечая, пенсия и награды которых, нынче являются добычей для негодяев. Понимаешь только одно, что это были абсолютно другие люди, что нам никогда не понять их, потому что они теряли гораздо больше, чем имели, а по сравнению с тем, что имеем сегодня мы, у них не было вообще ничего, но они жили, они выжили, они победили, они восстановили страну, они рожали детей, они любили и страдали, они верили в светлое будущее, а их обманули, всех и каждого. А нас не во что не верящих, обмануть уже нельзя. Но радоваться этому или жалеть, абсолютно не ясно. Сегодня все они укор нам. Те кто остались ничего уже давно не ждут, никого ни в чём не обвиняют, они лишь иногда плачут, и если 9 Мая мы видим их слёзы и сопереживаем им, то их будничных слёз не видит никто.
Вот такой он нынче праздник, со стыдом в глазах.
Click to view