***
По улице моей который год
Звучат шаги: мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
Той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
Нет в их домах ни музыки, ни пенья,
И лишь, как прежде, девочки Дега
Голубенькие опавляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
Вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
Друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество! Как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
Как холодно ты замыкаешь круг,
Не внемля увереньям бесполезным!
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
Утешусь, прислонясь к твоей груди,
Умоюсь твоей стужей голубою.
Дай встать на цыпочки в твоем лесу,
На том конце замедленного жеста
Найти листву, и поднести к лицу,
И ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
Твоих концертов строгие мотивы,
И, мудрая, я позабуду тех,
Кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
Свой тайный смысл доверят мне предметы,
Природа, прислонясь к моим плечам,
Объявит свои детские секреты.
И вот тогда, из слез, из темноты,
Из бедного невежества былого,
Друзей моих прекрасные черты
Появятся - и растворятся снова.
Б. Ахмадулина
***
Along my street, these steady steps resound
Year after year: my friends are slowly leaving.
The all-absorbing lightlessness around
Finds ease in seeing me alone and grieving.
Sad, unattended are my friends’ affairs;
Their homes are dull; no song or music sounding;
Degas’ young girls alone, with dainty care,
Fix their blue feathers in the old surrounding.
So be it then, may your defenseless shroud
Stay safe from fear amid night’s darkest season.
My friends, your eyes are covered by the cloud
Of mystic taste for treachery and treason.
O loneliness! Indeed, your touch is cold!
Of pointless reassurances regardless,
The metal pair of compasses you hold,
Encircling me with unforgiving hardness.
So call on me and prize my lonely quest!
Spoiled rotten by your nurturing and caring,
I’ll find the comfort resting on your chest
And wash my cheeks with your blue chillness airing.
Let me tiptoe beneath your rustling trees,
My timid gesture bridging through the distance,
Discover foliage, bring it close, and breathe,
And feel the bliss of castaway existence.
Give me the silence of your reading room,
Your chamber music, elegant and soothing,
And in my wisdom, I'll relinquish soon
Those still alive and those whom I am losing.
Of doleful wisdom I shall learn the worth,
The hidden sense of objects will come clear,
And in an intimate embrace, the earth
Will tell the secrets of her childhood years.
And at that time, from darkness that descends,
From pain, from ignorance of days so olden,
I’ll see the graceful features of my friends
Coming to light - and then again dissolving.
пер. Е. Саркисьянц
A VALEDICTION FORBIDDING MOURNING.
by John Donne
AS virtuous men pass mildly away,
And whisper to their souls to go,
Whilst some of their sad friends do say,
"Now his breath goes," and some say, "No."
So let us melt, and make no noise,
No tear-floods, nor sigh-tempests move ;
'Twere profanation of our joys
To tell the laity our love.
Moving of th' earth brings harms and fears ;
Men reckon what it did, and meant ;
But trepidation of the spheres,
Though greater far, is innocent.
Dull sublunary lovers' love
-Whose soul is sense-cannot admit
Of absence, 'cause it doth remove
The thing which elemented it.
But we by a love so much refined,
That ourselves know not what it is,
Inter-assurèd of the mind,
Care less, eyes, lips and hands to miss.
Our two souls therefore, which are one,
Though I must go, endure not yet
A breach, but an expansion,
Like gold to aery thinness beat.
If they be two, they are two so
As stiff twin compasses are two ;
Thy soul, the fix'd foot, makes no show
To move, but doth, if th' other do.
And though it in the centre sit,
Yet, when the other far doth roam,
It leans, and hearkens after it,
And grows erect, as that comes home.
Such wilt thou be to me, who must,
Like th' other foot, obliquely run ;
Thy firmness makes my circle just,
And makes me end where I begun.
Джон Донн (1572-1631 гг.)
Прощанье, запрещающее грусть
(перевод Бродского)
Как праведники в смертный час
Стараются шепнуть душе:
"Ступай!" -- и не спускают глаз
Друзья с них, говоря "уже"
Иль "нет еще" -- так в скорбный миг
И мы не обнажим страстей,
Чтоб встречи не принизил лик
Свидетеля Разлуки сей.
Землетрясенье взор страшит,
Ввергает в темноту умы.
Когда ж небесный свод дрожит,
Беспечны и спокойны мы.
Так и любовь земных сердец:
Ей не принять, не побороть
Отсутствия. Оно -- конец
Всего, к чему взывает плоть.
Но мы -- мы, любящие столь
Утонченно, что наших чувств
Не в силах потревожить боль
И скорбь разъединенных уст,--
Простимся. Ибо мы -- одно.
Двух наших душ не расчленить,
Как слиток драгоценный. Но
Отъезд мой их растянет в нить.
Как циркуля игла, дрожа,
Те будет озирать края,
Не двигаясь, твоя душа,
где движется душа моя.
И станешь ты вперяться в ночь
Здесь, в центре, начиная вдруг
Крениться, выпрямляться вновь,
Чем больше или меньше круг.
Но если ты всегда тверда
Там, в центре, то должна вернуть
Меня с моих кругов туда,
Откуда я пустился в путь.
Прощание, возбраняющее печаль.
Перевод Г. М. Кружкова
Как шепчет праведник: пора! -
Своей душе, прощаясь тихо,
Пока царит вокруг одра
Печальная неразбериха,
Вот так безропотно сейчас
Простимся в тишине - пора нам!
Кощунством было б напоказ
Святыню выставлять профанам.
Страшат толпу толчки земли,
О них толкуют суеверы,
Но скрыто от людей вдали
Дрожание небесной сферы.
Любовь подлунную томит
Разлука бременем несносным:
Ведь цель влеченья состоит
В том, что потребно чувствам косным.
А нашу страсть влеченьем звать
Нельзя, ведь чувства слишком грубы;
Неразделимость сознавать -
Вот цель, а не глаза и губы.
Связь наших душ над бездной той,
Что разлучить любимых тщится,
Подобно нити золотой,
Не рвется, сколь ни истончится.
Как ножки циркуля, вдвойне
Мы нераздельны и едины:
Где б ни скитался я, ко мне
Ты тянешься из середины.
Кружась с моим круженьем в лад,
Склоняешься, как бы внимая,
Пока не повернет назад
К твоей прямой моя кривая.
Куда стезю ни повернуть,
Лишь ты - надежная опора
Того, кто, замыкая путь,
К истоку возвратится скоро.