III
Он пишет ей.
Аня, привет. Не писал тебе давно в таком жанре. Не находилось слов и чувств. Для них было достаточно места внутри нашей совместности. А письма, наверное, происходят только прорывом дамбы. С предварительным накоплением килотонн эмоций. С трещиной, пошедшей по поверхности бетонного монолита, раскатами в долине крика разрывающегося тела плотины. Письма происходят на свет, как и люди - в муках.
Знаешь, я никак не могу привыкнуть к тебе в своей жизни. С первой секунды и до этой самой буквы ты ощущаешься как консервная банка, которую прицепили веревочкой ко мне, в недосягаемом пространстве. Бегаю по миру, и слышу гвалт шума за спиной. Оборачиваюсь, кручусь вокруг себя в непривычке.
Ты не похожа ни на кого, с кем меня сталкивал опыт. Не понимаю тебя. Не знаю, что сказать тебе. Как спастись от ощущения ненужности тебе.
Говорят, что любимое встречаешь самой красивой частью себя. Так и я, рядом с тобой пытаюсь быть не тем, кто есть, но повернуться к тебе самой приемлемой частью души. И кажется, что она тебе не слишком интересна.
Аня. Повторяю твое имя, пробую его на вкус. Вчера заметил себя в пробке, произносящим «Аня» с разной интонацией и тембром. Как будто ищущим секретный вариант, способный заколдовать тебя, заставить нуждаться во мне. Кажется, не нашел. Кажется, и не найду.
Не говорил с тобой два дня. Пытаюсь дать тебе достаточно воздуха. А сегодня утром проснулся с новым ощущением нехватки. Это примерно, как физический голод, но совершенно другое. Ощущаешь дыру в груди, но не знаешь способов ее унять. В непривычке избавления, не осознаешь способа. Так, наверное, чувствует себя ребенок проголодавшийся впервые. Очень страшно. И перебирая в голове варианты, ища наименование странной наркоты, ломку по которой я так чувствую - я сам собой проговорил вслух «Аня», каким-то новым голосом и регистром. Может быть - это тот вариант, который я не нашел в пробке. Не знаю.
Знаю, что соскучился по тебе. Знаю, что нуждаюсь в минутах и часах рядом с тобой. Давай увидимся?
Марк