А. Ф. Писемский "Тысяча душ"
В рамках очередного тура марсианской рулетки мне достался Алексей Феофилактович Писемский и его довольно объемистый, но все же менее масштабный, чем та же "Анна Каренина" роман "Тысяча душ".
В узком понимании жанра, "Тысяча душ" - это роман-карьера - жизнеописание героя и его идей, начиная с выпуска из университета, и заканчивая довольно зрелым возрастом. Читать роман достаточно приятно, во всяком случае, по началу. Действие в нем разворачивается неторопливо, и, как это свойственно классике, несколько исподволь. С точки зрения литературного стиля у меня создалось впечатление, что роман написан слегка неравномерно - автор склонен метаться между лирическими, полными мягкого юмора гоголевскими бытовыми зарисовками и мрачными тяжеловесными описаниями внутреннего мира героев и их отношений, более присущими, например Достоевскому. В результате, роман состоит как бы из заплат разных стилей и жанров - записок провинциальной жизни, дорожных заметок, полных яда лирических отступлений с обнажениями язв общества и, конечно, эпизодов основного действия. Кстати, часть почерпнутых явно с натуры эпизодов изобилует огромным количеством просторечных слов и выражений, настолько большим, что кое-где реально хочется взять словарь. Что, в сочетании с вполне классическим русским в остальных частях, также не добавляет повествованию стройности.
Поначалу действие идет как бы в двух параллельных плоскостях - довольно обычная, очень похожая (на диво похожая, подумать только, как мало изменились люди в этом вопросе) на современную любовная линия и линия служебных отношений героя - честолюбивого, холодноватого и, в целом, довольно малосимпатичного господина, которому автор, однако, очень сочувствует. Господин этот, Калинович, всячески желает выдвинуться и процветать в жизни, с этой целью (а не по велению пламенной души, что осуждается всесторонне автором) он, например, пишет роман и отсылает его в издательство, где роман принимают только со второго раза и из-за протекции. Так герой встает на скользкий путь протекционизма, которому и следует далее в течение всего повествования, все более и более скатываясь по наклонной, обрушивая попадающиеся под руку чужие судьбы, ломая и круша все вокруг, и постепенно проникаясь презрением к себе, своим корыстным помощникам, бескорыстным жертвам и всему миру в целом. Постепенно, по ходу повествования даже описания действующих лиц у Писемского становятся все более скупыми, жесткими и неровными, их отношения все более схематичными, как будто бы самому автору невыносимо писать о них, их мелких и крупных делишках и благообразном покрывательстве все тех же язв - взяточничества, лизоблюдства, двурушничества и незатейливого ханжества. Так постепенно совмещаются обе линии повествования, когда герой объединяет личную жизнь и карьеру, чтобы достигнуть вожделенных высот власти и знатности. Ну, и глубин подлости, соответственно. И даже пребывая на вершинах, Калинович, мнящий себя благородным борцом с коррупцией (о, как это непреходяще, правда?) и взяточничеством, на самом деле - просто сводит старые счеты, реализует фантазии злопамятного, желчного, не умеющего прощать, бешено самолюбивого человека. И внезапно находит утешение в лице возвращающейся к нему вновь, чтобы вновь спасти его ценой всех своих других достижений героини. За что этого злобного карьериста так любит автор, я, убей бог, понять не могу.
К молодым женщинам автор явно питает сочувствие. Лирическая героиня, Настенька, как и следовало в произведении подобного рода, является светлым, но не безупречным образом. А ее антипод - первая жена Калиновича, которая представляет собой все самое дурное из того мира, в который рвется герой, все-таки наделена некоторыми чертами, не могущими не вызывать симпатию. Однако, она (первая жена, Полина), конечно, порочна с рождения - она некрасива, болезненна, богата, образованна, расчетлива и обладает тем самым состоянием в тысячу душ, которое дало название роману. Настенька, наоборот - здорова и красива, бедна, воспитана на книгах, лишена расчетливости, порывиста, с трудом или вовсе не умеет владеть собой, но обладает добротой и широтой душевного порыва, а так же некоторым религиозным чувством, которое очень подчеркивает и ценит в ней автор. Что, однако, не мешает Настеньке совершать, следуя за Калиновичем (а точнее, за своим романтизированным мнением о нем) множество вещей, которые мы назвали бы легкомысленными, глупыми или жестокими. Но такова, очевидно, судьба обоих героев. На пути к окончательному соединению они совершают множество дурных поступков, среди которых, с большим отрывом лидирует ловкий матримониальный ход Калиновича, женившегося на Полине, бросив бесконечно влюбленную и во всем потакающую ему Настеньку. Настенька вообще все время выступает как жертва метаний Калиновича и собственной совершенно бездумной и безоглядной к нему привязанности. Именно про такие порывы писал Пушкин в "Евгении Онегине": "Учитесь властвовать собою...". Третий присутствующий в романе образ молодой женщины - совсем уж лишенный положительных черт кроме внешности - молодая княжна, дочь мерзкого вороватого князя Ивана. Она - совершенная фарфоровая кукла - пустое существо, обладающее только красивой внешностью и приятными манерами, каковой и остается до конца повествования, ведя жизнь предписанную ей воспитанием и планами папеньки.
Однако же, "Тысяча душ" - роман не о любви, а скорее о том, куда приводят увлеченные поиски себя и своего места в этом мире, не сдерживаемые ни вниманием, ни сочувствием к окружающим, ни моралью - метания эгоиста, по большому счету, не думающего ни о ком, кроме себя. Не раз и не два на страницах романа Калинович, буквально рыдая от жалости к себе произносит: "Ах, если бы он/она знал всю глубину моих страданий, он тотчас же простил меня!" - но эти страдания не приводят у него ни к какому положительному результату, кроме язвы желудка и хронической нервной горячки. Калинович так и остается до конца (или почти до конца) злопамятным эгоистичным карьеристом, каким предстает нам на первых страницах. И даже его неистовое служебное рвение в значительной степени основано на мести за прошлые обиды. Разве что в финале - он карьерист еще и больной, старый и лишенный иллюзий.
При этом, на пути Калиновича регулярно встречаются на разных этапах люди, в уста которых вложены красивые, иногда очень проникновенные мысли, к которым герой, однако, остается совершенно глух, поскольку его ум поглощен либо поисками мгновенной выгоды, либо рефлексией и самокопанием. Один из таких эпизодических героев, его школьный друг, работающий редактором, говорит Калиновичу о литературе и творческом пути, другой - случайный, но ценный приятель - о науке. Монолог Белавина о науке настолько меня покорил, что я его вам, пожалуй, приведу целиком:
"Вам особенно, как литератору, грех поддерживать это мертвящее направление, которое все, что не носит на себе какого-нибудь официального авторитета, что не представляет на ощупь осязательной пользы, все это окрестили донкихотством. И, поверьте мне, бесплодно проживает ваше поколение, потому что оно окончательно утратило романтизм, - тот общий романтизм, который, с одной стороны, выразился в сентиментальности, а с другой, слышался в лире Байрона и сказался открытием паров. Да-с, не коммерция ваша, этот плут общечеловеческий, который пожинает теперь плоды, создала и изобрела железную дорогу и винт: их создал романтизм в науке. Что вы улыбаетесь? Конечно, уж начало этому кроется даже не в голове ловкого механика, приложившего силу к делу, а прямо в полусумасшедших теориях алхимиков."
"Тысяча душ" - пример авторского романа-долгостроя, Писемский работал над ним почти пять лет, роман прошел три редакции, включая журнальную и цензуру (заслуга в прохождении которой в большой степени принадлежит Гончарову) и пережил изменение даже названия и основной идеи. Первоначально предполагалось, что он будет называться "Умный человек" и повествовать о литераторе, взявшемся писать не от душевного жара, а из честолюбия и желания прославиться. Однако, под влиянием, в том числе, внутриполитической обстановки, автор решил сместить акцент в сторону служебных и карьерных перипетий.
И, в заключение своего опуса скажу, пожалуй, что почитать Писемского небезынтересно. Хотя закончив чтение, скорее всего, вы подумаете, что люди за два века практически не изменились. Разве что все у них стало происходить быстрее - видимо, открыли тайну слова "монтаж". Мужчины остались такими же карьеристами, женщины - такими же расчетливыми стервами, влюбленные - такими же безвольными тряпками. И над всеми ними все так же довлеет общее стремление к материальному благополучию, достатку и, в конце концов, уважению. Точно по пирамидке Маслоу.
В узком понимании жанра, "Тысяча душ" - это роман-карьера - жизнеописание героя и его идей, начиная с выпуска из университета, и заканчивая довольно зрелым возрастом. Читать роман достаточно приятно, во всяком случае, по началу. Действие в нем разворачивается неторопливо, и, как это свойственно классике, несколько исподволь. С точки зрения литературного стиля у меня создалось впечатление, что роман написан слегка неравномерно - автор склонен метаться между лирическими, полными мягкого юмора гоголевскими бытовыми зарисовками и мрачными тяжеловесными описаниями внутреннего мира героев и их отношений, более присущими, например Достоевскому. В результате, роман состоит как бы из заплат разных стилей и жанров - записок провинциальной жизни, дорожных заметок, полных яда лирических отступлений с обнажениями язв общества и, конечно, эпизодов основного действия. Кстати, часть почерпнутых явно с натуры эпизодов изобилует огромным количеством просторечных слов и выражений, настолько большим, что кое-где реально хочется взять словарь. Что, в сочетании с вполне классическим русским в остальных частях, также не добавляет повествованию стройности.
Поначалу действие идет как бы в двух параллельных плоскостях - довольно обычная, очень похожая (на диво похожая, подумать только, как мало изменились люди в этом вопросе) на современную любовная линия и линия служебных отношений героя - честолюбивого, холодноватого и, в целом, довольно малосимпатичного господина, которому автор, однако, очень сочувствует. Господин этот, Калинович, всячески желает выдвинуться и процветать в жизни, с этой целью (а не по велению пламенной души, что осуждается всесторонне автором) он, например, пишет роман и отсылает его в издательство, где роман принимают только со второго раза и из-за протекции. Так герой встает на скользкий путь протекционизма, которому и следует далее в течение всего повествования, все более и более скатываясь по наклонной, обрушивая попадающиеся под руку чужие судьбы, ломая и круша все вокруг, и постепенно проникаясь презрением к себе, своим корыстным помощникам, бескорыстным жертвам и всему миру в целом. Постепенно, по ходу повествования даже описания действующих лиц у Писемского становятся все более скупыми, жесткими и неровными, их отношения все более схематичными, как будто бы самому автору невыносимо писать о них, их мелких и крупных делишках и благообразном покрывательстве все тех же язв - взяточничества, лизоблюдства, двурушничества и незатейливого ханжества. Так постепенно совмещаются обе линии повествования, когда герой объединяет личную жизнь и карьеру, чтобы достигнуть вожделенных высот власти и знатности. Ну, и глубин подлости, соответственно. И даже пребывая на вершинах, Калинович, мнящий себя благородным борцом с коррупцией (о, как это непреходяще, правда?) и взяточничеством, на самом деле - просто сводит старые счеты, реализует фантазии злопамятного, желчного, не умеющего прощать, бешено самолюбивого человека. И внезапно находит утешение в лице возвращающейся к нему вновь, чтобы вновь спасти его ценой всех своих других достижений героини. За что этого злобного карьериста так любит автор, я, убей бог, понять не могу.
К молодым женщинам автор явно питает сочувствие. Лирическая героиня, Настенька, как и следовало в произведении подобного рода, является светлым, но не безупречным образом. А ее антипод - первая жена Калиновича, которая представляет собой все самое дурное из того мира, в который рвется герой, все-таки наделена некоторыми чертами, не могущими не вызывать симпатию. Однако, она (первая жена, Полина), конечно, порочна с рождения - она некрасива, болезненна, богата, образованна, расчетлива и обладает тем самым состоянием в тысячу душ, которое дало название роману. Настенька, наоборот - здорова и красива, бедна, воспитана на книгах, лишена расчетливости, порывиста, с трудом или вовсе не умеет владеть собой, но обладает добротой и широтой душевного порыва, а так же некоторым религиозным чувством, которое очень подчеркивает и ценит в ней автор. Что, однако, не мешает Настеньке совершать, следуя за Калиновичем (а точнее, за своим романтизированным мнением о нем) множество вещей, которые мы назвали бы легкомысленными, глупыми или жестокими. Но такова, очевидно, судьба обоих героев. На пути к окончательному соединению они совершают множество дурных поступков, среди которых, с большим отрывом лидирует ловкий матримониальный ход Калиновича, женившегося на Полине, бросив бесконечно влюбленную и во всем потакающую ему Настеньку. Настенька вообще все время выступает как жертва метаний Калиновича и собственной совершенно бездумной и безоглядной к нему привязанности. Именно про такие порывы писал Пушкин в "Евгении Онегине": "Учитесь властвовать собою...". Третий присутствующий в романе образ молодой женщины - совсем уж лишенный положительных черт кроме внешности - молодая княжна, дочь мерзкого вороватого князя Ивана. Она - совершенная фарфоровая кукла - пустое существо, обладающее только красивой внешностью и приятными манерами, каковой и остается до конца повествования, ведя жизнь предписанную ей воспитанием и планами папеньки.
Однако же, "Тысяча душ" - роман не о любви, а скорее о том, куда приводят увлеченные поиски себя и своего места в этом мире, не сдерживаемые ни вниманием, ни сочувствием к окружающим, ни моралью - метания эгоиста, по большому счету, не думающего ни о ком, кроме себя. Не раз и не два на страницах романа Калинович, буквально рыдая от жалости к себе произносит: "Ах, если бы он/она знал всю глубину моих страданий, он тотчас же простил меня!" - но эти страдания не приводят у него ни к какому положительному результату, кроме язвы желудка и хронической нервной горячки. Калинович так и остается до конца (или почти до конца) злопамятным эгоистичным карьеристом, каким предстает нам на первых страницах. И даже его неистовое служебное рвение в значительной степени основано на мести за прошлые обиды. Разве что в финале - он карьерист еще и больной, старый и лишенный иллюзий.
При этом, на пути Калиновича регулярно встречаются на разных этапах люди, в уста которых вложены красивые, иногда очень проникновенные мысли, к которым герой, однако, остается совершенно глух, поскольку его ум поглощен либо поисками мгновенной выгоды, либо рефлексией и самокопанием. Один из таких эпизодических героев, его школьный друг, работающий редактором, говорит Калиновичу о литературе и творческом пути, другой - случайный, но ценный приятель - о науке. Монолог Белавина о науке настолько меня покорил, что я его вам, пожалуй, приведу целиком:
"Вам особенно, как литератору, грех поддерживать это мертвящее направление, которое все, что не носит на себе какого-нибудь официального авторитета, что не представляет на ощупь осязательной пользы, все это окрестили донкихотством. И, поверьте мне, бесплодно проживает ваше поколение, потому что оно окончательно утратило романтизм, - тот общий романтизм, который, с одной стороны, выразился в сентиментальности, а с другой, слышался в лире Байрона и сказался открытием паров. Да-с, не коммерция ваша, этот плут общечеловеческий, который пожинает теперь плоды, создала и изобрела железную дорогу и винт: их создал романтизм в науке. Что вы улыбаетесь? Конечно, уж начало этому кроется даже не в голове ловкого механика, приложившего силу к делу, а прямо в полусумасшедших теориях алхимиков."
"Тысяча душ" - пример авторского романа-долгостроя, Писемский работал над ним почти пять лет, роман прошел три редакции, включая журнальную и цензуру (заслуга в прохождении которой в большой степени принадлежит Гончарову) и пережил изменение даже названия и основной идеи. Первоначально предполагалось, что он будет называться "Умный человек" и повествовать о литераторе, взявшемся писать не от душевного жара, а из честолюбия и желания прославиться. Однако, под влиянием, в том числе, внутриполитической обстановки, автор решил сместить акцент в сторону служебных и карьерных перипетий.
И, в заключение своего опуса скажу, пожалуй, что почитать Писемского небезынтересно. Хотя закончив чтение, скорее всего, вы подумаете, что люди за два века практически не изменились. Разве что все у них стало происходить быстрее - видимо, открыли тайну слова "монтаж". Мужчины остались такими же карьеристами, женщины - такими же расчетливыми стервами, влюбленные - такими же безвольными тряпками. И над всеми ними все так же довлеет общее стремление к материальному благополучию, достатку и, в конце концов, уважению. Точно по пирамидке Маслоу.