Три Христа Третьяковской галереи
В воскресенье уже в третий раз был в старом здании Третьяковской галереи. Вообще, один из таких музеев, в которые можно ходить сколько угодно раз и каждый возвращаться с чем-нибудь новым. В этот раз я вернулся, в числе прочего, с тремя картинами. На всех трех - Христос, везде разный, везде по-разному неканоничный, небиблейский.
Первая картина, наверное, особенно широко известна - Крамской "Христос в Пустыне".
Крамской "Христос в пустыне"
Одиночество, вселенская грусть и совершенно неподъемная ноша - Христос слишком человечен, слишком прост. Вместе с тем, трудно отвести взгляд от этих сцепленных рук, от этой фигуры, я бы сказал, полной экзистенциальной тоски. Нельзя и сказать, о чем он думает - все кажется слишком мелким по сравнению с этим лицом. Я только вот сейчас, написав поледнюю строчку, полез посмотреть, что пишут об этой картине и сразу наткнулся на комментарий автора: «Я хотел нарисовать глубоко думающего человека, но не о потере состояния или какой-нибудь жизненной неудаче, а… не могу определить, но вы понимаете, что я хочу сказать». О, Иван Николаевич, конечно, мы понимаем... Но тоже не можем определить.
Две другие картины написаны одним и тем же автором, тоже во второй половине XIX века. Это Николай Ге "Что есть истина" и "Голгофа".
Ге "Что есть истина"
Здесь Христос не просто человечен, он в тени, изображать святых, а тем более Христа таким образом в русской живописи никто не смел до того. Здесь же прекрасно противопоставлен Пилат - крепкий, дородный, красиво одетый, весь в свету, очевидно, по замыслу автора - воплощение рационализма, даже софизма, вообще разума и здоровья, и Христос - простая, невзрачная и темная фигура, руки за спиной. Тут вспоминается Ницше, цитирующий апостола Павла: « …бог избрал немудрое мира… и немощное мира избрал бог… и незнатное мира и уничиженное…».
Но возникает еще одна мысль: а ищет ли истину Пилат? Вся его поза - это поза ритора, который бросает последнюю, хлесткую фразу сразу перед тем, как выйти вон. Ему, в общем, неважно, что ему ответит собеседник, он даже этого не услышит.
Ге "Голгофа"
Последняя картина особенно хороша. Вызвавшее море негодования изображение Христа на Голгофе. Тут это не просто человек, это некрасивый человек со всклокоченными волосами, в полном отчаянии поднимает вверх лицо с закрытыми глазами и воздевает к голове руки. Позади него двое разбойников, один - с испуганно-озлобленным выражением лица, другой - с грустно-покорным. И рука солдата, показывающая, где надлежит умирать.
Больше ничего нет, но больше ничего и не надо. Лучше и не передать трагизм происходящего, не показать, что те двое, за спиной (страх, гнев и безволие), виновны, а его к казни привела внутренняя опустощающая мыслительная работа, что они вокруг декорации, а "everything is fixed and you can't change it".
Эта картина потрясает силой своего воздействия. Такое впечатление, что автор предварительно на машине времени слетал лет на 40-50 вперед проникнуться модерном. Даром, что современники ничего не понимали и, в основном, оскорблялись.