Псалмы революции (update)
Псалмы революции
Предисловие.
В 2010 году Ливия стала для меня чуть больше, чем просто еще одна страна в Африке, где я пока еще не была. До этого я немного знала о ней (как, впрочем, не могу утверждать, что и сейчас знаний сильно прибавилось). Особый интерес представлял политический режим Муаммара Каддафи, удивлявшего весь мир своей экстравагантностью. Его приезд в Москву и проживание в бедуинской палатке, бодигарды-девственницы, зеленая книга - все это создавало ореол таинственности и магии. И я совсем не понимала, как эта магия влияла на жизнь простых граждан Ливии, до тех пор, пока сама не познакомилась с этими гражданами (ну ладно, пусть не самыми простыми). А потом началась война. Или правильнее сказать - революция, которая, похоже, никак не закончится.
Псалом 1. Боги и люди
Махмуд Ахмет. Мой первый ливийский одноклассник. Мы сидели за соседними партами 2 месяца. Он был инженером. С ним была беременная жена, о которой он всегда говорил с особой почтительностью, и я уверена, что тут смело можно было говорить - это любовь. По пятницам Махмуд Ахмет ходил в мечеть на молитву в национальной одежде. Я не слышала от него ни слова упрека в адрес режима Каддафи, но при этом он всегда с какой-то особенной гордостью отзывался о своей стране и о родном городе - Триполи. «Мы - из Триполи. Это самый лучший город в Ливии». Нас - малочисленный женский коллектив - он назвал исключительно сестрами. И прозвучавшее впервые это обращение в отношении вьетнамки Ти Ханг сначала натолкнулось на полное непонимание и искреннее удивление с ее стороны.
Моя подруга - кореянка Ким часто задавала ему не совсем уместные вопросы, что немало приводило его в замешательство. Например, почему он не пьет алкоголь. И искренне удивлялась, спрашивая «что, и даже коктейль нельзя?». Это было для нее совершенно непонятно, потому как именно непонимания добавлял тот факт, что еще одним одноклассником из Ливии (кстати, из Триполи) был Усама, который в первый же учебный день пришел на занятия, будучи с жуткого похмелья.
Усама Сагер. Он был полной противоположностью большинства ливийцев, которых я знала. Ким сказала, что он похож на Бреда Питта. Я ее мнение не разделяла по этому поводу. Для Усамы незазорно было прийти на занятия, употребив энное количество алкоголя (и иногда даже злоупотребив), за что ему влетало от учителей и менеджмента школы. Не могу сказать, что у него была тяга к учебе. Я вообще не совсем понимаю, для чего он так настойчиво возвращался в школу, не сдавал экзамены и оставался на второй месяц (равносильно остаться на второй год). Тезка Бин Ладена был далеко не из простой семьи. Папа - юрист, нерадивый сын тоже грезил юридической практикой и учил английский, дабы быть хорошим помощником своему родителю. Он также гордился своим триполийским происхождением. Иногда приходил по пятницам в национальном платье, что означало - Усама планирует посетить мечеть.
Вел он себя надменно и не признавал никаких авторитетов. Он вернулся в Ливию. Через несколько месяцев стал одним из rebels fighter и основным моим осведомителем о том, что на самом деле творится в Ливии. Но было ли это правдой? Очевидно, было. С его стороны. С Усамой мы до сих пор продолжаем общаться, правда, это очень странное общение. Так, он звонил мне в 6 утра, чтобы просто поговорить, не забыв, однако, уточнить, не стала ли я иудейкой за эти годы (вероятно, фото из зимней поездки в Израиль дало ему повод так думать). Но нет, успокаиваю я его, ничего не изменилось. И да, было бы неплохо приехать в Ливию нового формата. Впрочем, это только смелые проекты (хотя, как знать, как знать). Усама остается таким же «придурком» в хорошем смысле этого слова. Не уверена, что ему нравится существующая обстановка в Ливии, но пока он не эмигрировал.
Сара. На момент нашего знакомства ей было 15 лет. По моим меркам - маленькая девочка. Но по ходу выяснилось, что моя оценка оказалось ошибочной. Сара рассуждала как взрослый человек, однако знаний ее иногда сильно не хватало, что и выдавало возраст Сары. Она испытывала сильнейшую неприязнь к народу Израиля, имела романтическую привязанность к ливийскому парню, который «вернулся в Ливию» и периодически пополняла мои знания об этой стране: о религии, о географии. О бесплатной медицине и образовании (да-да, это правда так было). Как-то раз Сара прислала мне в 12 часов ночи грозное сообщение на телефон убрать с моей страницы фэйсбука ее фото, дабы «чужие мужчины не могли видеть ее лица». После этого я спрашивала у всех мусульманских одноклассников, почему каждый день Сара может ходить в школу и показывать свое лицо, а фотографию в фэйсбуке разместить нельзя. Вразумительного ответа не добилась. Все свелось к тому, что, мол, традиция. Ну, кстати, фото я все равно разместила, правда, вырезала лицо Сары и подставила лицо Анджелины Джоли. Сара была очень набожна. Думаю, что она верила по-настоящему. Она верила в то, что на все воля Аллаха. Для нее это было так логично, для меня - отмазка на все случаи жизни.
В Сару влюбился иранец Рохам (и вот я каюсь: уступила настойчивым мольбам Рохама и отправила ему кучу фотографий с Сарой и Сары. В обмен на клятвенное обещание не выкладывать фотографии в интернет). До сих пор (!) Рохам вздыхает по своей любви.
Сара тоже не из простой семьи. Ее отец - профессор. Собственно, в Малайзии вся семья оказалась благодаря тому, что его пригласили преподавать в университет. Во многом благодаря этому приглашению Сара и ее близкие не оказались в эпицентре ливийских событий. Как только началась революция, Сара написала мне, что она - сторонник повстанцев и «Аллах нам поможет!». Что сейчас? Сара вернулась в Ливию, вышла замуж. Не знаю, что стало с ее мечтами о свободной Ливии и работе переводчиком. Но, надеюсь, она все-таки счастлива.
Хассен. Это первый человек, который открыто выразил свое недовольство властью Каддафи. Он не собирался возвращаться в свою страну и впоследствии поступил в университет. На мой вопрос, чем же так плох Каддафи, Хассен отвечал, что он вор. Он рассказывал, что все возможности и деньги находятся в руках Каддафи и его семьи, а также приближенных генералов и высоких военных чинов. Делать бизнес в стране невозможно. Нельзя просто так открыть свое дело. Этому заплати, этому заплати - за все заплати. (Ничего не напоминает?). Да, он соглашался с тем, что медицина бесплатная, образование бесплатное, но свои желания и возможности нельзя реализовать. Эта несвобода и поиск другой жизни привели Хассена в Малайзию. Несмотря на все разговоры о закрытости страны, судя по тому количеству ливийцев, которые учились в школе, по факту получалось, что тот, кто хотел уехать - мог это сделать. Не знаю, насколько свободным был выезд. Хассен мне мало рассказывал о своей семье, знаю только, что с очень юного возраста он живет один. Он был очень религиозным.
Вообще, меня до глубины души поражает их вера. Было видно, что она искренняя. Мне довелось понаблюдать за Хассеном и остальными в Рамадан. Употреблять пищу и воду можно было только ночью. Они не страдали от этого, считая этот месяц большим праздником. Хассен каждый день ходил с нами на ланч, но ничего не ел и не пил. Просто общался.
Мы до сих пор изредка перебрасываемся сообщениями в духе «привет, как дела». Знаю, что полученное образование в Малайзии не сильно ему помогло устроиться в жизни. Он закончил что-то, связанное с компьютерами. На мой вопрос, почему так вышло, он уклончиво ответил - война, компьютеры никому не нужны.
Был еще Ислам (тот самый, у которого во всем виноват Шайтан), младший брат Сары, сестра Сары, инженер сотовой связи, Мустафа (тоже из Триполи) - все они вывешивали на своих страничках новый флаг Ливии, в знак протеста против власти Каддафи. Но далее не они будут ключевыми фигурами.
Псалом 2. Арабская весна
А потом Ближний Восток оказался охвачен волной восстаний. Противостояние народа и власти началось с Туниса и, словно, чума, захватило практически все мусульманские страны, включая благополучные Саудовскую Аравию и Бахрейн. В более богатых нефтяных государствах ситуация стабилизировалась скорее (думается, не без помощи денег). В то же время в более бедных странах революции только разгорались, заставляя финансовые рынки вздрагивать от тревожных новостей, а котировки нефти - расти еще выше. При этом возникло стойкое ощущение спланированности сценария, и чем дальше, тем больше оно крепло.
С экранов телевизоров всевидящий и всезнающий телеканал Аль-Джазира демонстрировал ужасные кадры с площади Тахрир, из Бенгази, Триполи, Дамаска, Алеппо и многих других городов. Как костяшки домино сыпались режимы один за другим. Практически из всех проблемных стран я получала один ответ: мы боремся за свою свободу! Кто внушил этим людям, что такое свобода?? И какая она, свобода?
Свобода в Египте? Страна столь нежно любимая российскими (да и не только) туристами, богатая историческими памятниками, страна с лазурным морем, какого не встретишь больше нигде. Египет в одночасье попал в черные списки туристических компаний из-за того, что в стране начались беспорядки. Но это для нас - беспорядки, для них - жизненно важные перемены. Впрочем, думаю, что, как и во многих случаях, за перемены ратовало больше городское население. Отдаленные от Каира окраины продолжали жить своей жизнью, так же как и остальной мир, наблюдая за происходящим. С той лишь разницей, что это происходило в их стране. Прошло 10 месяцев. Снова Тахрир, выборы, тревожные новости. Это свобода?
И почему в Ливии тоже заговорили о свободе? Было ли это влияние со стороны соседей? Думается, что да, но в то же время, скорее всего, были и другие причины взяться за оружие и выступить против правящего режима. То, о чем молчали, стало главной темой: нужно что-то менять. Перемены случились кардинальные, переросшие в масштабные военные действия.
Когда все это только началось, я задала Усаме вопрос: на чьей он стороне? Прямого ответа я не получила. Он писал, что не может мне ответить, но он жив и это главное. Сара писала, что она поддерживает ливийских повстанцев и готова ну хоть сейчас вернуться в Ливию. Вряд ли она понимала, что творилось в реальности. Из-за границы, из тепла и уюта очень хорошо кричать лозунги и вывешивать флаг мятежной Ливии на своей страничке в соцсети. А как было там? Судя по кадрам, очень тяжко. Почему они сделали такой выбор? «мы выбираем свободу», - писал мне Усама. Свобода не дается так просто, за нее приходится сражаться, и в этой борьбе жертвы неизбежны. Несколько месяцев я не получала ни одного известия от Усамы, то и дело появлялись мысли «уж не убили ли его там». Но как-то не верилось в это. Каддафи с каждым страшным репортажем из Ливии превращался из героя во врага (надо сказать, достойного врага). Я думала и не могла понять, как это, буквально, за считанные дни, его народ восстал против него. Но ведь так же не бывает, чтобы вдруг? Груз копился годами, складывался как дом по кирпичику и вырос в большую вавилонскую башню, которая рухнула и обрушила свои остатки на всю страну, задела каждого из них. Ливия переживала ужасное время, как, впрочем, и соседние страны, но все же была неким исключением из общего правила - повстанцы продолжали сражаться, Каддафи не хотел уступать. Хотя, на что он надеялся в случае победы? Задавить народный гнев, разрушить меньшинство и дать большинству новые обещания и немного свободы - разжать кулак, чтобы сделать один вдох, за которым последует новое сжатие, для некоторых оно будет последним.
Псалом 3. Победа
А потом я получила радостное сообщение. «Мы победили! Мы свободны!». И тут Усама был многословен. Все радовались этому факту. Но эйфория прошла. А проблемы остались. Все победы одинаковы: радость от свершившегося неумолимо сменяется необходимостью выстраивать новый мир. И, как показывает практика, люди, умеющие держать в руках автомат, зачастую, не могут управлять страной. И не просто управлять, а дать людям то, за что, собственно, проливали кровь и гибли - и это не только свобода, равенство и финансовое благополучие. Это как, выиграть битву за мешок денег, раздать их бедным и на этом считать свою миссию выполненной. Но бедные как были бедными, так ими и остались.
Бури утихли, пожары революции ушли в мирные камины, прикрытые решеткой, дабы огонь не гас, но был управляем. А по сути, мало что изменилось. Режим Каддафи занял свое место на страницах истории (плохой ли, хорошей ли), а новый режим пока ничего уникального о себе не заявил. Экономика по-прежнему зависит от добычи нефти, вот только за время сражений Ливия, думается, утратила какую-то долю рынка. Немного статистики. До революции Ливия добывала почти 1,6 млн баррелей нефти в день. Сейчас добыча в стране составляет приблизительно 436 тыс. баррелей в день. Вот результат того, что Ливия ненадолго «отлучилась» от рынка. А ниша уже занята.
Население по-прежнему бедствует, все никак не может оправиться от революционных последствий. Уровень жизни в стране оставляет желать много лучшего. Но! Есть все-таки и оно - это «но».
«Я счастлив, потому что политическая система Каддафи была ужасной. Да, жизнь сейчас тяжелая, сложная, но она такая еще и потому, что режим Каддафи в свое время убил все моральные принципы людей. Я ненавижу Каддафи, и единственный способ избавиться от него - была война».
Очень хочется надеяться, что вера и сила воли, а также желание людей жить помогут Ливии построить новое общество, то, за которое многие расстались с жизнью, то, за которое пришлось пожертвовать самым дорогим.
Когда-нибудь, я поеду в Ливию. И обязательно встречусь со своими друзьями. И скажу каждому «спасибо»: за терпение, за храбрость, за стремление к свободе. И просто за то, что остались живы. I hope…
Предисловие.
В 2010 году Ливия стала для меня чуть больше, чем просто еще одна страна в Африке, где я пока еще не была. До этого я немного знала о ней (как, впрочем, не могу утверждать, что и сейчас знаний сильно прибавилось). Особый интерес представлял политический режим Муаммара Каддафи, удивлявшего весь мир своей экстравагантностью. Его приезд в Москву и проживание в бедуинской палатке, бодигарды-девственницы, зеленая книга - все это создавало ореол таинственности и магии. И я совсем не понимала, как эта магия влияла на жизнь простых граждан Ливии, до тех пор, пока сама не познакомилась с этими гражданами (ну ладно, пусть не самыми простыми). А потом началась война. Или правильнее сказать - революция, которая, похоже, никак не закончится.
Псалом 1. Боги и люди
Махмуд Ахмет. Мой первый ливийский одноклассник. Мы сидели за соседними партами 2 месяца. Он был инженером. С ним была беременная жена, о которой он всегда говорил с особой почтительностью, и я уверена, что тут смело можно было говорить - это любовь. По пятницам Махмуд Ахмет ходил в мечеть на молитву в национальной одежде. Я не слышала от него ни слова упрека в адрес режима Каддафи, но при этом он всегда с какой-то особенной гордостью отзывался о своей стране и о родном городе - Триполи. «Мы - из Триполи. Это самый лучший город в Ливии». Нас - малочисленный женский коллектив - он назвал исключительно сестрами. И прозвучавшее впервые это обращение в отношении вьетнамки Ти Ханг сначала натолкнулось на полное непонимание и искреннее удивление с ее стороны.
Моя подруга - кореянка Ким часто задавала ему не совсем уместные вопросы, что немало приводило его в замешательство. Например, почему он не пьет алкоголь. И искренне удивлялась, спрашивая «что, и даже коктейль нельзя?». Это было для нее совершенно непонятно, потому как именно непонимания добавлял тот факт, что еще одним одноклассником из Ливии (кстати, из Триполи) был Усама, который в первый же учебный день пришел на занятия, будучи с жуткого похмелья.
Усама Сагер. Он был полной противоположностью большинства ливийцев, которых я знала. Ким сказала, что он похож на Бреда Питта. Я ее мнение не разделяла по этому поводу. Для Усамы незазорно было прийти на занятия, употребив энное количество алкоголя (и иногда даже злоупотребив), за что ему влетало от учителей и менеджмента школы. Не могу сказать, что у него была тяга к учебе. Я вообще не совсем понимаю, для чего он так настойчиво возвращался в школу, не сдавал экзамены и оставался на второй месяц (равносильно остаться на второй год). Тезка Бин Ладена был далеко не из простой семьи. Папа - юрист, нерадивый сын тоже грезил юридической практикой и учил английский, дабы быть хорошим помощником своему родителю. Он также гордился своим триполийским происхождением. Иногда приходил по пятницам в национальном платье, что означало - Усама планирует посетить мечеть.
Вел он себя надменно и не признавал никаких авторитетов. Он вернулся в Ливию. Через несколько месяцев стал одним из rebels fighter и основным моим осведомителем о том, что на самом деле творится в Ливии. Но было ли это правдой? Очевидно, было. С его стороны. С Усамой мы до сих пор продолжаем общаться, правда, это очень странное общение. Так, он звонил мне в 6 утра, чтобы просто поговорить, не забыв, однако, уточнить, не стала ли я иудейкой за эти годы (вероятно, фото из зимней поездки в Израиль дало ему повод так думать). Но нет, успокаиваю я его, ничего не изменилось. И да, было бы неплохо приехать в Ливию нового формата. Впрочем, это только смелые проекты (хотя, как знать, как знать). Усама остается таким же «придурком» в хорошем смысле этого слова. Не уверена, что ему нравится существующая обстановка в Ливии, но пока он не эмигрировал.
Сара. На момент нашего знакомства ей было 15 лет. По моим меркам - маленькая девочка. Но по ходу выяснилось, что моя оценка оказалось ошибочной. Сара рассуждала как взрослый человек, однако знаний ее иногда сильно не хватало, что и выдавало возраст Сары. Она испытывала сильнейшую неприязнь к народу Израиля, имела романтическую привязанность к ливийскому парню, который «вернулся в Ливию» и периодически пополняла мои знания об этой стране: о религии, о географии. О бесплатной медицине и образовании (да-да, это правда так было). Как-то раз Сара прислала мне в 12 часов ночи грозное сообщение на телефон убрать с моей страницы фэйсбука ее фото, дабы «чужие мужчины не могли видеть ее лица». После этого я спрашивала у всех мусульманских одноклассников, почему каждый день Сара может ходить в школу и показывать свое лицо, а фотографию в фэйсбуке разместить нельзя. Вразумительного ответа не добилась. Все свелось к тому, что, мол, традиция. Ну, кстати, фото я все равно разместила, правда, вырезала лицо Сары и подставила лицо Анджелины Джоли. Сара была очень набожна. Думаю, что она верила по-настоящему. Она верила в то, что на все воля Аллаха. Для нее это было так логично, для меня - отмазка на все случаи жизни.
В Сару влюбился иранец Рохам (и вот я каюсь: уступила настойчивым мольбам Рохама и отправила ему кучу фотографий с Сарой и Сары. В обмен на клятвенное обещание не выкладывать фотографии в интернет). До сих пор (!) Рохам вздыхает по своей любви.
Сара тоже не из простой семьи. Ее отец - профессор. Собственно, в Малайзии вся семья оказалась благодаря тому, что его пригласили преподавать в университет. Во многом благодаря этому приглашению Сара и ее близкие не оказались в эпицентре ливийских событий. Как только началась революция, Сара написала мне, что она - сторонник повстанцев и «Аллах нам поможет!». Что сейчас? Сара вернулась в Ливию, вышла замуж. Не знаю, что стало с ее мечтами о свободной Ливии и работе переводчиком. Но, надеюсь, она все-таки счастлива.
Хассен. Это первый человек, который открыто выразил свое недовольство властью Каддафи. Он не собирался возвращаться в свою страну и впоследствии поступил в университет. На мой вопрос, чем же так плох Каддафи, Хассен отвечал, что он вор. Он рассказывал, что все возможности и деньги находятся в руках Каддафи и его семьи, а также приближенных генералов и высоких военных чинов. Делать бизнес в стране невозможно. Нельзя просто так открыть свое дело. Этому заплати, этому заплати - за все заплати. (Ничего не напоминает?). Да, он соглашался с тем, что медицина бесплатная, образование бесплатное, но свои желания и возможности нельзя реализовать. Эта несвобода и поиск другой жизни привели Хассена в Малайзию. Несмотря на все разговоры о закрытости страны, судя по тому количеству ливийцев, которые учились в школе, по факту получалось, что тот, кто хотел уехать - мог это сделать. Не знаю, насколько свободным был выезд. Хассен мне мало рассказывал о своей семье, знаю только, что с очень юного возраста он живет один. Он был очень религиозным.
Вообще, меня до глубины души поражает их вера. Было видно, что она искренняя. Мне довелось понаблюдать за Хассеном и остальными в Рамадан. Употреблять пищу и воду можно было только ночью. Они не страдали от этого, считая этот месяц большим праздником. Хассен каждый день ходил с нами на ланч, но ничего не ел и не пил. Просто общался.
Мы до сих пор изредка перебрасываемся сообщениями в духе «привет, как дела». Знаю, что полученное образование в Малайзии не сильно ему помогло устроиться в жизни. Он закончил что-то, связанное с компьютерами. На мой вопрос, почему так вышло, он уклончиво ответил - война, компьютеры никому не нужны.
Был еще Ислам (тот самый, у которого во всем виноват Шайтан), младший брат Сары, сестра Сары, инженер сотовой связи, Мустафа (тоже из Триполи) - все они вывешивали на своих страничках новый флаг Ливии, в знак протеста против власти Каддафи. Но далее не они будут ключевыми фигурами.
Псалом 2. Арабская весна
А потом Ближний Восток оказался охвачен волной восстаний. Противостояние народа и власти началось с Туниса и, словно, чума, захватило практически все мусульманские страны, включая благополучные Саудовскую Аравию и Бахрейн. В более богатых нефтяных государствах ситуация стабилизировалась скорее (думается, не без помощи денег). В то же время в более бедных странах революции только разгорались, заставляя финансовые рынки вздрагивать от тревожных новостей, а котировки нефти - расти еще выше. При этом возникло стойкое ощущение спланированности сценария, и чем дальше, тем больше оно крепло.
С экранов телевизоров всевидящий и всезнающий телеканал Аль-Джазира демонстрировал ужасные кадры с площади Тахрир, из Бенгази, Триполи, Дамаска, Алеппо и многих других городов. Как костяшки домино сыпались режимы один за другим. Практически из всех проблемных стран я получала один ответ: мы боремся за свою свободу! Кто внушил этим людям, что такое свобода?? И какая она, свобода?
Свобода в Египте? Страна столь нежно любимая российскими (да и не только) туристами, богатая историческими памятниками, страна с лазурным морем, какого не встретишь больше нигде. Египет в одночасье попал в черные списки туристических компаний из-за того, что в стране начались беспорядки. Но это для нас - беспорядки, для них - жизненно важные перемены. Впрочем, думаю, что, как и во многих случаях, за перемены ратовало больше городское население. Отдаленные от Каира окраины продолжали жить своей жизнью, так же как и остальной мир, наблюдая за происходящим. С той лишь разницей, что это происходило в их стране. Прошло 10 месяцев. Снова Тахрир, выборы, тревожные новости. Это свобода?
И почему в Ливии тоже заговорили о свободе? Было ли это влияние со стороны соседей? Думается, что да, но в то же время, скорее всего, были и другие причины взяться за оружие и выступить против правящего режима. То, о чем молчали, стало главной темой: нужно что-то менять. Перемены случились кардинальные, переросшие в масштабные военные действия.
Когда все это только началось, я задала Усаме вопрос: на чьей он стороне? Прямого ответа я не получила. Он писал, что не может мне ответить, но он жив и это главное. Сара писала, что она поддерживает ливийских повстанцев и готова ну хоть сейчас вернуться в Ливию. Вряд ли она понимала, что творилось в реальности. Из-за границы, из тепла и уюта очень хорошо кричать лозунги и вывешивать флаг мятежной Ливии на своей страничке в соцсети. А как было там? Судя по кадрам, очень тяжко. Почему они сделали такой выбор? «мы выбираем свободу», - писал мне Усама. Свобода не дается так просто, за нее приходится сражаться, и в этой борьбе жертвы неизбежны. Несколько месяцев я не получала ни одного известия от Усамы, то и дело появлялись мысли «уж не убили ли его там». Но как-то не верилось в это. Каддафи с каждым страшным репортажем из Ливии превращался из героя во врага (надо сказать, достойного врага). Я думала и не могла понять, как это, буквально, за считанные дни, его народ восстал против него. Но ведь так же не бывает, чтобы вдруг? Груз копился годами, складывался как дом по кирпичику и вырос в большую вавилонскую башню, которая рухнула и обрушила свои остатки на всю страну, задела каждого из них. Ливия переживала ужасное время, как, впрочем, и соседние страны, но все же была неким исключением из общего правила - повстанцы продолжали сражаться, Каддафи не хотел уступать. Хотя, на что он надеялся в случае победы? Задавить народный гнев, разрушить меньшинство и дать большинству новые обещания и немного свободы - разжать кулак, чтобы сделать один вдох, за которым последует новое сжатие, для некоторых оно будет последним.
Псалом 3. Победа
А потом я получила радостное сообщение. «Мы победили! Мы свободны!». И тут Усама был многословен. Все радовались этому факту. Но эйфория прошла. А проблемы остались. Все победы одинаковы: радость от свершившегося неумолимо сменяется необходимостью выстраивать новый мир. И, как показывает практика, люди, умеющие держать в руках автомат, зачастую, не могут управлять страной. И не просто управлять, а дать людям то, за что, собственно, проливали кровь и гибли - и это не только свобода, равенство и финансовое благополучие. Это как, выиграть битву за мешок денег, раздать их бедным и на этом считать свою миссию выполненной. Но бедные как были бедными, так ими и остались.
Бури утихли, пожары революции ушли в мирные камины, прикрытые решеткой, дабы огонь не гас, но был управляем. А по сути, мало что изменилось. Режим Каддафи занял свое место на страницах истории (плохой ли, хорошей ли), а новый режим пока ничего уникального о себе не заявил. Экономика по-прежнему зависит от добычи нефти, вот только за время сражений Ливия, думается, утратила какую-то долю рынка. Немного статистики. До революции Ливия добывала почти 1,6 млн баррелей нефти в день. Сейчас добыча в стране составляет приблизительно 436 тыс. баррелей в день. Вот результат того, что Ливия ненадолго «отлучилась» от рынка. А ниша уже занята.
Население по-прежнему бедствует, все никак не может оправиться от революционных последствий. Уровень жизни в стране оставляет желать много лучшего. Но! Есть все-таки и оно - это «но».
«Я счастлив, потому что политическая система Каддафи была ужасной. Да, жизнь сейчас тяжелая, сложная, но она такая еще и потому, что режим Каддафи в свое время убил все моральные принципы людей. Я ненавижу Каддафи, и единственный способ избавиться от него - была война».
Очень хочется надеяться, что вера и сила воли, а также желание людей жить помогут Ливии построить новое общество, то, за которое многие расстались с жизнью, то, за которое пришлось пожертвовать самым дорогим.
Когда-нибудь, я поеду в Ливию. И обязательно встречусь со своими друзьями. И скажу каждому «спасибо»: за терпение, за храбрость, за стремление к свободе. И просто за то, что остались живы. I hope…