«БОМБОВОЗЫ ВЗЛЕТАЮТ С ФЛОРИДЫ…»
11 февраля 1941 года - день рождения великого русского поэта Юрия Поликарповича Кузнецова.
Для меня это главный русский поэт новейшего времени, равновеликий главным величинам столетия: Блок, Гумилёв, Маяковский, Мандельштам, Есенин, Цветаева, Ахматова, Павел Васильев, Твардовский, Бродский…
Здесь уже было несколько его подборок - классические стихи Кузнецова, уровень которых беспрецедентен.
Но сегодня я опубликую неожиданный его цикл - кубинский.
Это стихи совсем молодого Кузнецова, служившего на Кубе в начале 60-х, в том числе, в момент Карибского кризиса, когда едва не началась Третья мировая.
Стихов этих в Сети нет.
Я сам их с удовольствием набрал - у себя в ноутбуке, чтоб опубликовать здесь: перебирая строки и вслушиваясь в них.
Самоощущение ребёнка войны и юноши начала 60-х - взрослеющего вместе с открытием космической эры - передано здесь удивительно хорошо.
В сборники кузнецовского избранного, что время от времени переиздают - эти стихи не входят, и едва ли войдут. Времена такие нынче. Сейчас сами поймёте. Таких стихов сегодня принято как бы даже стыдиться.
А это прекрасная поэзия.
И будущий его гений тут уже слышен.
***
В утренней деревеньке
В крупной росе лопухи.
Белые, как вареники
Прыскают петухи.
Срываются неуклюже
С расшатанного плетня.
Бегу босиком по луже,
Рубаха сердцем полна.
Солнце о росы чиркает,
Искры трещат о зенит.
В груди у меня чирикает,
Толкается и звенит.
И чуточку, может, сонный
Прямо передо мной -
Молочный, свежеснесённый,
В пуху ещё, шар земной.
1961
НАЧАЛО
Под окнами дремлют лавки.
Ветви растут широко.
Бабочки сонный город
промигивают насквозь.
Повестку военкомата
мне принесла сорока.
Сгинь, бестолковая птица.
Мама, не надо слёз!
У генерал-сержанта
кадык и глаза навыкате.
Сено-солома, стройся!
Допишешь стихи потом.
Псам детства медали выдадут,
у юности зубы выпадут,
Айда, через пень-колоду -
по родине пыль столбом.
В столбе крутящейся пыли
я нарасхват танцую.
На шее моей повисла
весёлая гроздь подруг.
Я выстроил вдоль вагона
семьдесят поцелуев…
В гробу я теперь увижу
семьдесят злых старух.
Рыдал крокодил пространства,
плакал орёл, свистели
Узкие щели окон…
Глядел я из темноты.
И песни, что знал по улице,
охрипнув, орал со всеми.
А после мы спали в обнимку,
раскрыв, как от песен, рты.
1961
НАРЯД НА КУХНЮ
Гремел вагон, расшатан и раскачан,
Мелькнула Волга, и Урал пропал.
И вырывался из котлов горячих
Лосиными рогами крепкий пар.
Я был в наряде, с папиросой, весел.
Я мясо, как бельё, перемывал.
И сорок тысяч комсомольских песен
Под клокотанье пара распевал.
Свистал дырявый пар в тумане сером.
На наши лица налетал рассвет.
Я с поварёшкой - с небеса размером -
На остановках раздавал обед.
Я мыл котлы дымящейся водою,
До волдырей ладони припекал.
Доил, как вымя, тряпку над ведёрком,
И крепкий мат мне душу отпускал.
Судьба моя на высоте решалась.
А сам я шлифовал седое дно,
Пока в пустом котле не отражалось
Моё лицо, как звёздное пятно.
1961
ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ
Луна в грязи по колено. В чёрном снегу городок.
Заигранный, как пластинка, хрипел по утрам гудок.
А у ларьков по суткам составы очередей.
Хлеб выдавали по карточкам, и не было хлеба вкусней.
Мать его приносила, я её дома ждал.
Я в руку буханку тёплую словно котёнка брал.
Он обдирал мне дёсны и на зубах скрипел.
Я в детстве другого не видел, но горд, что его я ел, -
Такой же дымный, колючий, пахучий, сырой, рябой
В окопах отцам выдавали, и те уходили в бой.
1961
СОН НАКАНУНЕ ТРЕВОГИ
Я шёл на ночные выстрелы,
на огневые трассы.
По Кубе бродила контра,
как банды в двадцатых годах.
Мы спали на карабинах,
засунутых под матрасы.
Лежали подсумки чёрствые
у каждого в головах.
Птица срывалась с воплем -
ей человек приснился.
Одни петухи по-русски
крыли во весь предел.
Свалилась одна палатка,
один сучок надломился,
Одна звезда полетела,
ещё один поседел.
Дрожащая тварь-цикада
трещит под ногой, не смолкая,
о прахе забытых предков,
и светит луна в окоп.
Мы только любили землю
друг друга не понимая.
И нас целовали пули,
Как мать на прощанье, в лоб.
1962
ПАЛЬМА КУБЫ
В ночь росы прогибаются ветви.
Мои губы и память как лёд.
Я погибну на самом рассвете,
Пальма Кубы меня отпоёт.
Командиры придут попрощаться,
Вытрет Кастро горошины с глаз.
Как мальчишка, заплачу от счастья,
Что погиб за народную власть.
Надо мною, молчанье нарушив,
Грянет гулкий, прощальный салют.
Пусть тетрадку возьмут под подушкой
И в Россию её отошлют.
Пусть прочтут про туманные виды,
Где я жил и смеялся до слёз.
…Бомбовозы взлетают с Флориды,
На заре заступаю на пост.
1962
ИЗ КУБИНСКОЙ ТЕТРАДИ
Здесь с пистолетом ночью спят,
Но с сердцем пылким нараспашку,
Ночные города рябят,
Как наши яркие рубашки.
Вот пальма шелестит, как песнь,
Ракеты всходят над горами.
А ночь стреляет словно печь
Напиханная комарами.
А по утрам, а по утрам
Простоволосые, босые
Павлины ходят по дворам,
Как индюки моей России.
Здесь если смерть - так на бегу,
А если ветер - с Революцию.
Здесь с пистолетом на боку
Я видел Ленина на улице.
1963
СОЛДАТСКИЕ ПОСУДОМОЙКИ
А я ходил в посудомойки,
Их духота, их толкотня,
Их спёртый дух, крутой и стойкий,
Везде преследовал меня.
Но поначалу, как в забаву,
Я брал топор в шальной мороз.
Дрова бульдожьими зубами
Держали тот топор, как кость.
Я нёс дубы, я нёс бессонницы,
Взлетали на огни сучки.
Как в пригоревших пятнах солнца,
Скоблил до белизны бачки.
Мои движенья были кривы,
Стреляла жилка на виске,
Ладони красные, как взрывы,
Стояли в белом кипятке.
С тех пор всю жизнь супы таскаю,
Сжимая кулаки во сне.
Соль жизни - это соль такая,
Что проступает на спине.
А ты ходил в посудомойки?
Что ты увидел там в пару?
Я вынес жизни запах стойкий.
Дымились руки на ветру.
1963
ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ
Мы повзрослели или постарели?
Мы возмужали или огрубели?
Остепенились или поумнели?
Ну в самом деле?
…А люди ходят в башмаках без скрипа,
А сапоги скрипят на весь вагон.
И выглядит отчаянно бескрыло
Моя шинель, лишённая погон.
Хохочут девушки на карусели,
Раскрытыми коленками сверкнув.
А мальчики выходят из шинелей
И выдыхают одно слово: уф!
Нам станет от улыбок горячо,
Но если вдруг обрушится невзгода, -
Подставлю другу правое плечо:
На нём я карабин таскал три года.
1964