(no subject)
У врача Сергея, работающего в Донецке, есть племянница - она одна из лучших поэтесс в России, может быть, даже лучшая. Очень её люблю.
Но речь о другом пойдёт.
…недавно праздновали двухсотлетний юбилей Лермонтова - я ещё в Чечне, в 90-е, заметил, что русские поэты перестали ездить на войну, традиция Лермонтова-Гумилёва-Симонова словно бы прервалась.
Молодая русская поэзия свелась к частному лирическому высказыванию (я поранил палец, видите - болит). Представить поэта, который напишет «Полтаву», «Двенадцать», «Пугачёва» или «Хорошо» - невозможно. Поэт утратил длинное дыхание, его дыхалки - только до курилки дойти хватает.
Люди не помнят современных стихов не потому что стихи стали плохими (много прекрасных стихов пишется, очень много) - а потому что эти стихи, в целом, мало кого касаются, кроме самого сочинителя.
Молодые поэты всё реже мыслят масштабами державными, национальными, имперскими - хотя ещё Бродский продолжал эту традицию - в том числе через Ахматову и Цватаеву, Пастернака и Мандельштама.
По сути, то, что наблюдалось в Чечне (отсутствие поэтов и поэтических рефлексий по поводу этой трагедии) - наблюдается и в Новороссии. Сложно представить младого поэта, который туда доберётся. Современные российские поэты нового поколения всё больше стремятся в Киев. Что тоже неплохо, конечно.
Зато Новороссия может дать нам нового поэта.
Я там встречал из плена молодого человека по имени Камиль - он интересно работал до этого чудовищного опыта, а что напишет теперь - Бог весть.
Ещё мы подружились там с Семёном Пеговым, блистательным военкором - он и был сложившимся поэтом, интересным и оригинальным, местами его стихи выше всяких похвал; и я с тихим и радостным предчувствием жду, что он напишет теперь.
...что до племянницы врача - то я заглянул сейчас в её Живой Журнал. Ну да, фотоотчёт с прогулки по Киеву: лето, солнце, улыбки.
Пошёл в Живой Журнал к другой поэтессе, тоже очень любимой мной, тоже, наверное, первой (одной из первых двух или трёх) - из числа пишущих ныне. Ну да, фотоотчёт с перрона: «Еду в Киев», солнце, лето.
Пока там был Майдан, и первая, и вторая писали, как сильно они переживают о всех, кто живёт и стоит за свободу в Киеве. Я понимал их слова и разделял их опасения. Но с тех пор как Майдан перешёл в нечто большее, ни одна из них не написала ни слова о том, переживают ли они теперь за кого-то.
Речь ведь не о том, чтобы женщины ехали в Донецк, упаси, Бог. Речь о том, о чём у них болит сердце.
Они могли бы претендовать на место великой Марины и на место великой Анны - те, о ком я пишу.
Но Марина и Анна разделили с народом весь кровавый хоровод, сказав своё слово и за белого, и за красного, и за всякую пострадавшую русскую душу.
Я не знаю, как можно жить в поэзии, любить поэзию, знать поэзию - и не понимать таких простых вещей.
Давайте я напомню эти строки, которые звучат так, будто были написаны сегодня.
«Мне голос был. Он звал утешно, / Он говорил: «Иди сюда, / Оставь свой край глухой и грешный, / Оставь Россию навсегда. / Я кровь от рук твоих отмою, / Из сердца выну чёрный стыд, / Я новым именем покрою / Боль поражений и обид. / Но равнодушно и спокойно / Руками я замкнула слух, / Чтоб этой речью недостойной / Не осквернился скорбный дух»
Была в те же времена и другая поэтесса, которая написала: «И будешь в хлев ты загнан палкой / Народ не помнящий святынь».
Первые стихи - это, вы узнали, Ахматова, а вторые - Зинаида Гиппиус.
Анна Андреевна Ахматова - это национальный русский поэт. Что до Гиппиус... что ж, была и Гиппиус.
Можно быть горячим, можно быть холодным. А можно - тёплым. Каждый выбирает по себе. В Киев, так в Киев. Там тепло.
Я тоже хочу в Киев.
Просто нельзя: только в Киев и только за Киев. Русскому поэту - нельзя.
Всем остальным, конечно, можно куда угодно. С них тоже спросится, но иначе. «Ты чем занимался в таком-то году, в том-то месяце?..» - «Да я не помню уже...» - «Бог с тобой, иди вон в ту дверцу, следующий!»
Следующий - поэт.
С поэта спросят за всех и втрое.
Но речь о другом пойдёт.
…недавно праздновали двухсотлетний юбилей Лермонтова - я ещё в Чечне, в 90-е, заметил, что русские поэты перестали ездить на войну, традиция Лермонтова-Гумилёва-Симонова словно бы прервалась.
Молодая русская поэзия свелась к частному лирическому высказыванию (я поранил палец, видите - болит). Представить поэта, который напишет «Полтаву», «Двенадцать», «Пугачёва» или «Хорошо» - невозможно. Поэт утратил длинное дыхание, его дыхалки - только до курилки дойти хватает.
Люди не помнят современных стихов не потому что стихи стали плохими (много прекрасных стихов пишется, очень много) - а потому что эти стихи, в целом, мало кого касаются, кроме самого сочинителя.
Молодые поэты всё реже мыслят масштабами державными, национальными, имперскими - хотя ещё Бродский продолжал эту традицию - в том числе через Ахматову и Цватаеву, Пастернака и Мандельштама.
По сути, то, что наблюдалось в Чечне (отсутствие поэтов и поэтических рефлексий по поводу этой трагедии) - наблюдается и в Новороссии. Сложно представить младого поэта, который туда доберётся. Современные российские поэты нового поколения всё больше стремятся в Киев. Что тоже неплохо, конечно.
Зато Новороссия может дать нам нового поэта.
Я там встречал из плена молодого человека по имени Камиль - он интересно работал до этого чудовищного опыта, а что напишет теперь - Бог весть.
Ещё мы подружились там с Семёном Пеговым, блистательным военкором - он и был сложившимся поэтом, интересным и оригинальным, местами его стихи выше всяких похвал; и я с тихим и радостным предчувствием жду, что он напишет теперь.
...что до племянницы врача - то я заглянул сейчас в её Живой Журнал. Ну да, фотоотчёт с прогулки по Киеву: лето, солнце, улыбки.
Пошёл в Живой Журнал к другой поэтессе, тоже очень любимой мной, тоже, наверное, первой (одной из первых двух или трёх) - из числа пишущих ныне. Ну да, фотоотчёт с перрона: «Еду в Киев», солнце, лето.
Пока там был Майдан, и первая, и вторая писали, как сильно они переживают о всех, кто живёт и стоит за свободу в Киеве. Я понимал их слова и разделял их опасения. Но с тех пор как Майдан перешёл в нечто большее, ни одна из них не написала ни слова о том, переживают ли они теперь за кого-то.
Речь ведь не о том, чтобы женщины ехали в Донецк, упаси, Бог. Речь о том, о чём у них болит сердце.
Они могли бы претендовать на место великой Марины и на место великой Анны - те, о ком я пишу.
Но Марина и Анна разделили с народом весь кровавый хоровод, сказав своё слово и за белого, и за красного, и за всякую пострадавшую русскую душу.
Я не знаю, как можно жить в поэзии, любить поэзию, знать поэзию - и не понимать таких простых вещей.
Давайте я напомню эти строки, которые звучат так, будто были написаны сегодня.
«Мне голос был. Он звал утешно, / Он говорил: «Иди сюда, / Оставь свой край глухой и грешный, / Оставь Россию навсегда. / Я кровь от рук твоих отмою, / Из сердца выну чёрный стыд, / Я новым именем покрою / Боль поражений и обид. / Но равнодушно и спокойно / Руками я замкнула слух, / Чтоб этой речью недостойной / Не осквернился скорбный дух»
Была в те же времена и другая поэтесса, которая написала: «И будешь в хлев ты загнан палкой / Народ не помнящий святынь».
Первые стихи - это, вы узнали, Ахматова, а вторые - Зинаида Гиппиус.
Анна Андреевна Ахматова - это национальный русский поэт. Что до Гиппиус... что ж, была и Гиппиус.
Можно быть горячим, можно быть холодным. А можно - тёплым. Каждый выбирает по себе. В Киев, так в Киев. Там тепло.
Я тоже хочу в Киев.
Просто нельзя: только в Киев и только за Киев. Русскому поэту - нельзя.
Всем остальным, конечно, можно куда угодно. С них тоже спросится, но иначе. «Ты чем занимался в таком-то году, в том-то месяце?..» - «Да я не помню уже...» - «Бог с тобой, иди вон в ту дверцу, следующий!»
Следующий - поэт.
С поэта спросят за всех и втрое.