(no subject)
Мне тут написали два человека, мужчина и женщина, мол, как не хорошо, Захар, выкладывать письма к вам от читателей. Скромней надо быть.
Короче, я отвечу в двух словах.
Помню, год примерно 1999-й, я в устойчивом и десятилетнем ужасе пребываю от всего происходящего в стране.
И тут мне попадает в руки трёхтомник Станислава Куняева "Поэзия. Судьба. Россия". И я читаю, и думаю: Боже мой, ну хоть я не один, кого так ломает от всего происходящего.
А потом смотрю на тираж, а там, что ли, тысяча экз.
Думаю: ну, вот. У этих вот мильёны, а у Куняева - тысяча.
А потом открыл журнал "Наш современник", а там Куняев публиковал письма, которые писали ему со всей страны, после публикации его книги.
И снова увидел: нет, я не один. Нас много. Не пропадём.
Понимаете, нет?
Скромность - не самое главное моё качество, но дело не во мне всё-таки.
Вот люди с разных концов страны пишут мне.
Не обо мне - а про Батю, про те ценности, за которые умерли мои друзья.
И я чувствую: живём.
А если вас это бесит - идите стороной, хорошие мои.
Короче, я отвечу в двух словах.
Помню, год примерно 1999-й, я в устойчивом и десятилетнем ужасе пребываю от всего происходящего в стране.
И тут мне попадает в руки трёхтомник Станислава Куняева "Поэзия. Судьба. Россия". И я читаю, и думаю: Боже мой, ну хоть я не один, кого так ломает от всего происходящего.
А потом смотрю на тираж, а там, что ли, тысяча экз.
Думаю: ну, вот. У этих вот мильёны, а у Куняева - тысяча.
А потом открыл журнал "Наш современник", а там Куняев публиковал письма, которые писали ему со всей страны, после публикации его книги.
И снова увидел: нет, я не один. Нас много. Не пропадём.
Понимаете, нет?
Скромность - не самое главное моё качество, но дело не во мне всё-таки.
Вот люди с разных концов страны пишут мне.
Не обо мне - а про Батю, про те ценности, за которые умерли мои друзья.
И я чувствую: живём.
А если вас это бесит - идите стороной, хорошие мои.