(no subject)
На суде у Сорокина (был сегодня, приглядывал, раз уж взялся) - возникает простое ощущение.
Вот оно: всё уже предопределено.
Защите дали на представление доказательств и допрос свидетелей всего три дня, - при том, что обвинению выделили на это около месяца.
В результате остались не приобщенными к делу десятки доказательств, не оглашенными многие документы, которые уже есть в уголовном деле, и подшиты туда следователем, но по мнению защиты, свидетельствуют в пользу Сорокина.
И вот на них нельзя сослаться, поскольку они не оглашены. А как за три дня огласишь всё это!
Остались не допрошенными свидетели защиты и - вот вам парадокс! - свидетели обвинения, которых само обвинение передумало вызывать для допроса в суд, а защита настаивала на их вызове и допросе.
Такая картина в общих чертах.
Осталось немножко додавить подсудимого.
Сорокину уже месяц не позволяют переговорить конфиденциально с адвокатами в рабочий день, и встречаться приходится по выходным.
Его этапируют в СИЗО в 7 утра и возвращают не раньше 7 вечера, то есть он находится на этапе по 12 часов в день.
Зато Сорокину, кажется, позволяют последние дни много говорить в надежде на то, что он, уставший, давая многочасовые показания, совершит ошибку, "поможет" суду, который, судя по всему, справился не вполне.
Он говорит, но ошибок никаких не совершает.
С утра был отец Сорокина на суде. После обеда ушёл.
Судья в ноутбуке, кажется, уже работает над финальными документами, которые возможно пригодятся уже не следующей неделе: говорят, что судья готова уже писать приговор.
Чего затягивать, если всё и так решено.
Между тем, вот самое важное.
Сорокин уже два дня с утра до ночи рассказывает о том, что знает очень хорошо: об устройстве двуглавой системы местной власти, об организации земельных аукционов, о работе инвестсовета. И приводит факты, которые обвинению не нравятся.
К примеру, сегодня он показал, что пресловутый разговор в Каннах (в прошлый раз рассказывал о нём) был вовсе не об аукционе за участок в Кузнечихе (большой участок в 450 га), а об участке по улице Украинской (небольшой, 12 га). Этот второй участок должно было получить СУ-155, с которым Сорокина уж точно ничего не связывало. Но все тот же «Вектрон», который выступал против аукциона по Кузнечихе, подал жалобу и на аукцион по Украинской. И тут уж интерес Сорокина мог быть только один: получить в бюджет города 80 млн рублей за участок по Украинской. Напрямую в бюджет города, поскольку эта земля была городской, в отличие от областной земли в Кузнечихе.
Постоянно возникает ещё одно ощущение: Сорокин говорит о многих вещах, которые люди в синих формах не понимают, да и человек в мантии тоже - не вполне. Подсудимый проводит ликбез (здесь должен быть смайлик). Ну а что поделать.
Суд начинается с девяти утра, к пяти вечера - в душном зале, - уже взрывается от усталости голова. В "стакане", где сидят подсудимые, в три раза хуже.
В пять Сорокин просит, чтоб суд остановили до следующей недели: говорит, что пять дней у него не было прогулок, что питаются они стоя, что там у них, подозреваемых, за стеклом - нечем дышать.
Судья в явном раздражении отказывает.
Ей не нравится её работа. У меня такое ощущение, что судье не нравится её работа.
Её можно понять. Вроде всё по накатанной, а получается не очень хорошо.
Приговор вынесут. Но ведь как всё было - запомнится.
Вот оно: всё уже предопределено.
Защите дали на представление доказательств и допрос свидетелей всего три дня, - при том, что обвинению выделили на это около месяца.
В результате остались не приобщенными к делу десятки доказательств, не оглашенными многие документы, которые уже есть в уголовном деле, и подшиты туда следователем, но по мнению защиты, свидетельствуют в пользу Сорокина.
И вот на них нельзя сослаться, поскольку они не оглашены. А как за три дня огласишь всё это!
Остались не допрошенными свидетели защиты и - вот вам парадокс! - свидетели обвинения, которых само обвинение передумало вызывать для допроса в суд, а защита настаивала на их вызове и допросе.
Такая картина в общих чертах.
Осталось немножко додавить подсудимого.
Сорокину уже месяц не позволяют переговорить конфиденциально с адвокатами в рабочий день, и встречаться приходится по выходным.
Его этапируют в СИЗО в 7 утра и возвращают не раньше 7 вечера, то есть он находится на этапе по 12 часов в день.
Зато Сорокину, кажется, позволяют последние дни много говорить в надежде на то, что он, уставший, давая многочасовые показания, совершит ошибку, "поможет" суду, который, судя по всему, справился не вполне.
Он говорит, но ошибок никаких не совершает.
С утра был отец Сорокина на суде. После обеда ушёл.
Судья в ноутбуке, кажется, уже работает над финальными документами, которые возможно пригодятся уже не следующей неделе: говорят, что судья готова уже писать приговор.
Чего затягивать, если всё и так решено.
Между тем, вот самое важное.
Сорокин уже два дня с утра до ночи рассказывает о том, что знает очень хорошо: об устройстве двуглавой системы местной власти, об организации земельных аукционов, о работе инвестсовета. И приводит факты, которые обвинению не нравятся.
К примеру, сегодня он показал, что пресловутый разговор в Каннах (в прошлый раз рассказывал о нём) был вовсе не об аукционе за участок в Кузнечихе (большой участок в 450 га), а об участке по улице Украинской (небольшой, 12 га). Этот второй участок должно было получить СУ-155, с которым Сорокина уж точно ничего не связывало. Но все тот же «Вектрон», который выступал против аукциона по Кузнечихе, подал жалобу и на аукцион по Украинской. И тут уж интерес Сорокина мог быть только один: получить в бюджет города 80 млн рублей за участок по Украинской. Напрямую в бюджет города, поскольку эта земля была городской, в отличие от областной земли в Кузнечихе.
Постоянно возникает ещё одно ощущение: Сорокин говорит о многих вещах, которые люди в синих формах не понимают, да и человек в мантии тоже - не вполне. Подсудимый проводит ликбез (здесь должен быть смайлик). Ну а что поделать.
Суд начинается с девяти утра, к пяти вечера - в душном зале, - уже взрывается от усталости голова. В "стакане", где сидят подсудимые, в три раза хуже.
В пять Сорокин просит, чтоб суд остановили до следующей недели: говорит, что пять дней у него не было прогулок, что питаются они стоя, что там у них, подозреваемых, за стеклом - нечем дышать.
Судья в явном раздражении отказывает.
Ей не нравится её работа. У меня такое ощущение, что судье не нравится её работа.
Её можно понять. Вроде всё по накатанной, а получается не очень хорошо.
Приговор вынесут. Но ведь как всё было - запомнится.