баба Маша моя
Какое счастье, что я бабу Машу свою увидела.
Слетала всего на два денечка, но так теперь легко и хорошо на душе, так мне нужна была эта встреча.
А какой Алтайский край красивый, особенно деревня, лес.
Воздух в Тягуне чистейший, снежно, солнечно. Уже тепло. Тайга кругом поселка сказочная.
У тетки все свое, домашнее. Поросят держат, хлеб пекут, у брата корова. Вода бежит прозрачная, вкусная.
Все вокруг настоящее, живое.
Вот дом, в котором раньше бабушка с дедом жили, помню его с детства. В нем сейчас брат двоюродный живет.
провалилась
домашний хлеб
по такой тропинки люди на другую сторону поселка ходят, дети в школу, взрослые до магазина
колонка
мы
И с бабушкой мы так хорошо побыли рядом, поговорили, повспоминали. Она герой, конечно.
Кое-что на диктофон записала, что-то память сохранила.
Собрала вот рассказик из бабушкиных слов про жизнь.
"Я то уж свой век пожила, 97 годок уж пошел, забыли там обо мне видать. Молодые умирают, а я все живу. Ноги еле ходят, руки трясутся, глаз выбросили, а живу.
Да только жизни такой Ксеньюшка никому не пожелаю.Сколь живу, а счастья то не видала.
Сызмальства на няньках, старшая в семье, так и где-чего надо, так Маня иди, вся детвора на мне.
В 18 сосватали за одного, да не к сердцу он, я и убежала. Его то в войну убили, а я с брюхом оказалася. Взял один силком.
В сельсовете говорят, не ходи Маня никуда, ничего ему не будет. Пусть пред Богом ответ держит.
Мишка родился, война кругом, есть не чего .
Нас 4 бабы на лес послали, валили да носили на себе на салазках. Портянки то мужицкие грех было надевать, так мы ноги обмотаем тряпками и в тайгу.
Тут немцы с Саратовской области переселенцы в наших краях оказались, один давай свататься, Давыд. Сам то оборванный весь, на Печоре мост строил, да занемог, его к нам и направили. Ходит за мной, а мне не люб, немец все ж. Бабы говорят, иди за него Маня, своих то мужиков не осталося, на войне все, парень у тебя подрастает, не время выбирать, а то гляди, одна останешься. Я и пошла.
Плохо жили, бедно. Детишек то у нас вон аж 9 штук народилося, всех накорми, да обуй.
Мать то, не любила, моих детей, от немца, вроде и не свои, помощи ни от кого не было. А Давыд когды выпьет, дак поколачивал хорошенько. Его то уж нет, а я все живу. Да только пусть не обижается, как положено схоронили, костюм новый купили.
Детей то, я всех Ксеньюшка дома рожала с повитухой. Сначало мужики все шли, пятеро подряд, а после уж четыре девки. Да никто дураком не вырос, все людьми стали, только Бог жизни им не дал. Рак уж четверых положил, Федю в армии убили, а Василий вроде на мотоцикле разбился, только не верю я, веревку то нашла всю в крови, убили небось, да бросили. А я все живу.
После войны, мы было в колхоз пошли, да не понравилось там, лучше уж единоличниками. Сами себя кормили, скотину держали, сеяли. Давыд на погрузе леса работал, а потом кочегаром. Все курил, сядет гляди у печи и папироску крутит. Он то табак сам себе готовил, такой крепкий, что никто кроме него курить не мог.
Я уж сейчас не сосчитаю Ксеньюшка, сколь у меня внуков, да правнуков, а сколь их уже в земле лежит. У Саши то уже правнучка родилась, не успел он ее повидать, моя праправнучка.
А я все живу, да молюсь за всех.
Церкови у нас нету, а то ходила бы сколь могла. А так дома молюсь, встану пораньше и молюсь у иконок, не знаю, доходит ли моя молитва. О здравии молюсь, да за упокой, да прошу только, чтоб как хожу, так и помереть, чтобы никого не мучать."
Слетала всего на два денечка, но так теперь легко и хорошо на душе, так мне нужна была эта встреча.
А какой Алтайский край красивый, особенно деревня, лес.
Воздух в Тягуне чистейший, снежно, солнечно. Уже тепло. Тайга кругом поселка сказочная.
У тетки все свое, домашнее. Поросят держат, хлеб пекут, у брата корова. Вода бежит прозрачная, вкусная.
Все вокруг настоящее, живое.
Вот дом, в котором раньше бабушка с дедом жили, помню его с детства. В нем сейчас брат двоюродный живет.
провалилась
домашний хлеб
по такой тропинки люди на другую сторону поселка ходят, дети в школу, взрослые до магазина
колонка
мы
И с бабушкой мы так хорошо побыли рядом, поговорили, повспоминали. Она герой, конечно.
Кое-что на диктофон записала, что-то память сохранила.
Собрала вот рассказик из бабушкиных слов про жизнь.
"Я то уж свой век пожила, 97 годок уж пошел, забыли там обо мне видать. Молодые умирают, а я все живу. Ноги еле ходят, руки трясутся, глаз выбросили, а живу.
Да только жизни такой Ксеньюшка никому не пожелаю.Сколь живу, а счастья то не видала.
Сызмальства на няньках, старшая в семье, так и где-чего надо, так Маня иди, вся детвора на мне.
В 18 сосватали за одного, да не к сердцу он, я и убежала. Его то в войну убили, а я с брюхом оказалася. Взял один силком.
В сельсовете говорят, не ходи Маня никуда, ничего ему не будет. Пусть пред Богом ответ держит.
Мишка родился, война кругом, есть не чего .
Нас 4 бабы на лес послали, валили да носили на себе на салазках. Портянки то мужицкие грех было надевать, так мы ноги обмотаем тряпками и в тайгу.
Тут немцы с Саратовской области переселенцы в наших краях оказались, один давай свататься, Давыд. Сам то оборванный весь, на Печоре мост строил, да занемог, его к нам и направили. Ходит за мной, а мне не люб, немец все ж. Бабы говорят, иди за него Маня, своих то мужиков не осталося, на войне все, парень у тебя подрастает, не время выбирать, а то гляди, одна останешься. Я и пошла.
Плохо жили, бедно. Детишек то у нас вон аж 9 штук народилося, всех накорми, да обуй.
Мать то, не любила, моих детей, от немца, вроде и не свои, помощи ни от кого не было. А Давыд когды выпьет, дак поколачивал хорошенько. Его то уж нет, а я все живу. Да только пусть не обижается, как положено схоронили, костюм новый купили.
Детей то, я всех Ксеньюшка дома рожала с повитухой. Сначало мужики все шли, пятеро подряд, а после уж четыре девки. Да никто дураком не вырос, все людьми стали, только Бог жизни им не дал. Рак уж четверых положил, Федю в армии убили, а Василий вроде на мотоцикле разбился, только не верю я, веревку то нашла всю в крови, убили небось, да бросили. А я все живу.
После войны, мы было в колхоз пошли, да не понравилось там, лучше уж единоличниками. Сами себя кормили, скотину держали, сеяли. Давыд на погрузе леса работал, а потом кочегаром. Все курил, сядет гляди у печи и папироску крутит. Он то табак сам себе готовил, такой крепкий, что никто кроме него курить не мог.
Я уж сейчас не сосчитаю Ксеньюшка, сколь у меня внуков, да правнуков, а сколь их уже в земле лежит. У Саши то уже правнучка родилась, не успел он ее повидать, моя праправнучка.
А я все живу, да молюсь за всех.
Церкови у нас нету, а то ходила бы сколь могла. А так дома молюсь, встану пораньше и молюсь у иконок, не знаю, доходит ли моя молитва. О здравии молюсь, да за упокой, да прошу только, чтоб как хожу, так и помереть, чтобы никого не мучать."