«Очистительный атеизм» Симоны Вейль
и другие ее парадоксы.
«Если XXI век - будет, то есть если человечество не загубит до тех пор своего физического, или нравственного, или интеллектуального бытия, не разучится вконец почтению к уму и благородству, я решился бы предположить, что этот век будет в некотором смысле также и веком Симоны Вейль» (С.С. Аверинцев)
Из книги «Тяжесть и благодать» (La pesanteur et la grace)
Случай противоречащих друг другу суждений, каждое из которых одинаково верно. Бог существует, Бог не существует. В чем проблема? Я совершенно уверена, что существует Бог, в том же смысле, в каком я уверена, что моя любовь не иллюзорна. Я совершенно уверена, что Бога нет - в том смысле, что ничто из реальных вещей не похоже на то, что я могу представить себе, когда произношу это имя. Но то, что я не могу себе представить, не иллюзия.
Существуют две разновидности атеизма, одна из которых является очищением понятия Бога. Возможно, все то, что является злом, имеет другой аспект, суть которого - очищение в ходе движения к добру, и третий, совпадающий с высшим благом. Эти три аспекта нужно четко различать, поскольку их смешение - большая опасность и для мысли, и для правильного поведения в жизни.
Из двух людей, не познавших на опыте Бога, тот, кто Его отрицает, возможно, ближе к Нему. Ложный Бог, во всем похожий на истинного, кроме того, что его нельзя коснуться, может бесповоротно помешать прийти к истинному Богу.
Верить в некоего Бога, который во всем похож на истинного, за исключением одного момента: Его не существует, - и все потому, что мы не в той точке, в которой Бог существует.
(Мой комментарий: поразительная мысль! Мне уже приходило в голову неоднократно, что атеист может быть равно удаленным как от Бога, так и от дьявола, который есть «обезьяна Бога». Как от Христа, так и от антихриста… И наоборот, верующий, благочестивый православный, мистически одаренный, талантливый и исполненный чувством собственной значимости, незаметно для себя самого же может оказаться балансирующим на тонкой грани между Христом и велиаром, и это несмотря на то, что между ними нет ничего общего! Недаром же Христос говорил благочестивым иудеям, носителям наиболее ортодоксальной традиции той эпохи, горькие и страшные слова: «Ваш отец - диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8, 44). - свящ. Ф.)
Ошибки нашей эпохи связаны с христианством, лишенным неземного (surnaturel). Причина этому - секуляризация, и прежде всего гуманизм.
(Здесь я также немного дополнил бы: секуляризация с тем безрелигиозным гуманизмом, каков он есть, во многом была спровоцирована ложным пониманием христианства и еще более ложным его осуществлением на практике. Его некой изобразительной, условной или «симулятивной» моделью, в которой Царство, обещанное Христом, не проявлялось, но лишь имитировалось. Секуляризация, по крайней мере, честно расставила акценты: власть не может, не готова во всяком случае быть христианской, поэтому кесарю кесарево, Божие Богу. Вера, религиозность стала уделом частной жизни и личного выбора, поскольку организация общественной жизни на религиозных, благодатных началах на практике лишь приводила к условности и лицемерию в лучшем случае, к тоталитаризму и деспотизму в худшем).
Религия в качестве источника утешения - препятствие к истинной вере: в этом смысле атеизм будет очищением. Я должна быть атеисткой той частью себя самой, которая не создана для Бога. Из людей, чья неземная (surnaturelle) часть их самих еще не пробудилась, правы атеисты, а верующие не правы.
Человек, у которого мучительной смертью погибла вся семья, которого самого долго истязали в концентрационном лагере. Или индеец XVI века, один-единственный уцелевший при поголовном истреблении всего племени. Такие люди, если прежде они верили в милосердие Божие, либо разуверятся в нем, либо будут понимать его совершенно иначе, чем раньше. Я не прошла через такие вещи. Но я знаю, что они существуют: а значит, какая разница?
Я должна стремиться обрести такое представление о божественном милосердии, чтобы оно не исчезло и не изменилось, какие бы события ни обрушила на меня судьба, и чтобы его можно было передать любому человеческому существу.
***
Отрешенность от плодов действия. Уклониться от этой неизбежности. Но как?
Действовать не ради объекта, но в силу необходимости. Я не могу поступить иначе. Это не действие, но разновидность пассивности. Не действующее действие.
Раб в каком-то смысле сможет служить примером (самое низменное… самое возвышенное… всегда один и тот же закон). Материя - тоже.
Переместить побудительные причины своих действий вовне, за пределы себя. Получить толчок. Самые чистые мотивы (или самые подлые: всегда один и тот же закон) кажутся внешними.
Рассматривать любое действие не в связи с его объектом, но в связи с побуждением. Не: для чего? Но: откуда это пришло?
Я «был наг, и вы одели Меня». Этот дар - всего лишь знак внутреннего состояния тех, кто так поступил. В таком состоянии они просто не могли удержаться от того, чтобы накормить голодных, одеть нагих; они делали это отнюдь не ради Христа, они просто не могли удержаться и не делать этого, поскольку в них жило Христово сострадание… Любое абсолютно чистое благо совершенно ускользает от контроля воли. Благо трансцендентно. Бог есть благо.
«Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть». Господи! Когда такое было? Они этого не знали. Этого не нужно знать.
Ближнему следует помогать не ради Христа, но через Христа. Пусть наше «Я» исчезнет таким образом, чтобы Христос через посредничество нашей души и нашего тела помог ближнему. Быть тем рабом, которого хозяин посылает, чтобы оказать такую-то помощь такому-то страдальцу. Помощь идет от хозяина, но обращена она к страдальцу. Христос принял страдание не ради Отца. Он страдал ради людей по воле Отца.
О рабе, оказывающем помощь, нельзя сказать, что он делает это ради своего хозяина. Он не делает ничего. Даже если ему, чтобы дойти до страдальца, придется пройти босиком по гвоздям, тогда ему будет больно, но он все-таки не делает ничего. Потому что он раб.
«Мы рабы ни на что не годные», то есть: мы не сделали ничего.
Да и вообще: «ради Бога», «Богу» - это неудачное выражение. Бог не должен стоять в дательном падеже.
Не идти к ближнему ради Бога, но быть направленным к ближнему Богом - как стрела направляется к цели лучником.
Быть всего лишь посредником между невозделанной землей и вскопанным полем, между данными задачи и решением, между белым листом бумаги и стихотворением, между алчущим и накормленным.
***
Взявший меч от меча погибнет. А тот, кто меч не возьмет (или выпустит его из рук), погибнет на Кресте.
Христос, исцеляющий больных, воскрешающий мертвых и т.д., - это незначительная, человеческая, почти низменная часть Его служения. Неземная (surnaturelle) его часть - это кровавый пот, тщетное желание человеческого утешения, мольба о пощаде, чувство богооставленности.
Оставленность в вершинный момент Распятия - какая бездна любви с обеих сторон!
«Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Именно здесь истинное доказательство того, что христианство - нечто божественное.
Чтобы быть праведным, нужно быть нагим и мертвым. Отбросить воображение. Именно поэтому образец праведности должен быть нагим и мертвым. Только Крест не может быть подделан воображением.
Нужен был праведник, ставший образцом для подражания, чтобы подражание Богу не осталось просто словами: но, чтобы нас унесло за пределы воли, нужно, чтобы мы не могли сами желать Ему подражать. Невозможно пожелать Креста.
Можно пожелать достигнуть любой степени аскетизма и героизма, но не смерти на Кресте: ведь это страдание преступников…
Адам и Ева захотели найти обожение в жизненной энергии. Дерево, плод. Но оно было уготовано нам на мертвом, геометрически обтесанном дереве, на котором висит труп. Тайну нашего родства с Богом следует искать в нашей смертности.
Бог истощает Себя сквозь бесконечную толщу времени и пространства, чтобы достичь души и пленить ее. Если она дозволяет вырвать у себя, пусть даже на одно-единственное мгновение, полное и чистое согласие, тогда Бог ее завоевал. И когда она станет принадлежать Ему целиком, Бог ее оставляет. Он оставляет ее в полном одиночестве. И ей приходится в свой черед, но на ощупь пересечь бесконечную толщу времени и пространства в поисках Того, Кого она возлюбила. Так душа повторяет в обратном направлении весь тот путь, который проделал к ней Бог. Это и етсь Крест.
Бог распят из-за того, что конечные существа, обреченные необходимости, пространству и времени, мыслят.
Осознать, что в качестве мыслящего и конечного существа я являюсь распятым Богом.
Походить на Бога, но на Бога распятого.
На Бога всемогущего - лишь постольку, поскольку Он связан с необходимостью.
…Наше бытие терзает Бога. Мы - Его распятие на Кресте. Любовь Бога к нам - крестная мука. Да и как могло бы добро полюбить зло без страданий? Да и зло тоже страдает в своей любви к добру. Взаимная любовь Бога и человека - это страдание.
Чтобы мы почувствовали расстояние между нами и Богом, надо было, чтобы Бог стал распятым рабом. Потому что мы ощущаем расстояние лишь по отношению к тому, что ниже нас. Воображению гораздо легче поставить себя на место Бога-творца, чем на место распятого Христа.
Бывают люди, для которых благоприятно все то, что приближает их к Богу. Для меня же - все то, что отдаляет от Него. Между мною и Им - толща вселенной и в добавление к ней - толща Креста.
Для невинности боль - это и нечто внешнее, и в то же время относящееся к самой сущности.
Кровь на снегу. Невинность и зло. Пусть само зло станет чистым. Оно может быть чистым лишь в виде страдания того, кто невиновен. Невинный страдалец распространяет на зло свет спасения. Он - зримый образ невинного Бога. Поэтому Бог, любящий человека, человек, любящий Бога, должны страдать.
Счастливая невинность. Тоже нечто бесконечно драгоценное. Но это ненадежное, хрупкое счастье, счастье случайности. Цвет яблони. Счастье не связано с невинностью.
Быть невинным - значит нести на себе тяжесть всей вселенной. Значит - стать противовесом.
Опустошив, истощив себя, мы подставляем себя под тяжесть всей окружающей нас вселенной.
Бог отдает Себя людям либо как всемогущий, либо как совершенный - на их выбор.
«Если XXI век - будет, то есть если человечество не загубит до тех пор своего физического, или нравственного, или интеллектуального бытия, не разучится вконец почтению к уму и благородству, я решился бы предположить, что этот век будет в некотором смысле также и веком Симоны Вейль» (С.С. Аверинцев)
Из книги «Тяжесть и благодать» (La pesanteur et la grace)
Случай противоречащих друг другу суждений, каждое из которых одинаково верно. Бог существует, Бог не существует. В чем проблема? Я совершенно уверена, что существует Бог, в том же смысле, в каком я уверена, что моя любовь не иллюзорна. Я совершенно уверена, что Бога нет - в том смысле, что ничто из реальных вещей не похоже на то, что я могу представить себе, когда произношу это имя. Но то, что я не могу себе представить, не иллюзия.
Существуют две разновидности атеизма, одна из которых является очищением понятия Бога. Возможно, все то, что является злом, имеет другой аспект, суть которого - очищение в ходе движения к добру, и третий, совпадающий с высшим благом. Эти три аспекта нужно четко различать, поскольку их смешение - большая опасность и для мысли, и для правильного поведения в жизни.
Из двух людей, не познавших на опыте Бога, тот, кто Его отрицает, возможно, ближе к Нему. Ложный Бог, во всем похожий на истинного, кроме того, что его нельзя коснуться, может бесповоротно помешать прийти к истинному Богу.
Верить в некоего Бога, который во всем похож на истинного, за исключением одного момента: Его не существует, - и все потому, что мы не в той точке, в которой Бог существует.
(Мой комментарий: поразительная мысль! Мне уже приходило в голову неоднократно, что атеист может быть равно удаленным как от Бога, так и от дьявола, который есть «обезьяна Бога». Как от Христа, так и от антихриста… И наоборот, верующий, благочестивый православный, мистически одаренный, талантливый и исполненный чувством собственной значимости, незаметно для себя самого же может оказаться балансирующим на тонкой грани между Христом и велиаром, и это несмотря на то, что между ними нет ничего общего! Недаром же Христос говорил благочестивым иудеям, носителям наиболее ортодоксальной традиции той эпохи, горькие и страшные слова: «Ваш отец - диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8, 44). - свящ. Ф.)
Ошибки нашей эпохи связаны с христианством, лишенным неземного (surnaturel). Причина этому - секуляризация, и прежде всего гуманизм.
(Здесь я также немного дополнил бы: секуляризация с тем безрелигиозным гуманизмом, каков он есть, во многом была спровоцирована ложным пониманием христианства и еще более ложным его осуществлением на практике. Его некой изобразительной, условной или «симулятивной» моделью, в которой Царство, обещанное Христом, не проявлялось, но лишь имитировалось. Секуляризация, по крайней мере, честно расставила акценты: власть не может, не готова во всяком случае быть христианской, поэтому кесарю кесарево, Божие Богу. Вера, религиозность стала уделом частной жизни и личного выбора, поскольку организация общественной жизни на религиозных, благодатных началах на практике лишь приводила к условности и лицемерию в лучшем случае, к тоталитаризму и деспотизму в худшем).
Религия в качестве источника утешения - препятствие к истинной вере: в этом смысле атеизм будет очищением. Я должна быть атеисткой той частью себя самой, которая не создана для Бога. Из людей, чья неземная (surnaturelle) часть их самих еще не пробудилась, правы атеисты, а верующие не правы.
Человек, у которого мучительной смертью погибла вся семья, которого самого долго истязали в концентрационном лагере. Или индеец XVI века, один-единственный уцелевший при поголовном истреблении всего племени. Такие люди, если прежде они верили в милосердие Божие, либо разуверятся в нем, либо будут понимать его совершенно иначе, чем раньше. Я не прошла через такие вещи. Но я знаю, что они существуют: а значит, какая разница?
Я должна стремиться обрести такое представление о божественном милосердии, чтобы оно не исчезло и не изменилось, какие бы события ни обрушила на меня судьба, и чтобы его можно было передать любому человеческому существу.
***
Отрешенность от плодов действия. Уклониться от этой неизбежности. Но как?
Действовать не ради объекта, но в силу необходимости. Я не могу поступить иначе. Это не действие, но разновидность пассивности. Не действующее действие.
Раб в каком-то смысле сможет служить примером (самое низменное… самое возвышенное… всегда один и тот же закон). Материя - тоже.
Переместить побудительные причины своих действий вовне, за пределы себя. Получить толчок. Самые чистые мотивы (или самые подлые: всегда один и тот же закон) кажутся внешними.
Рассматривать любое действие не в связи с его объектом, но в связи с побуждением. Не: для чего? Но: откуда это пришло?
Я «был наг, и вы одели Меня». Этот дар - всего лишь знак внутреннего состояния тех, кто так поступил. В таком состоянии они просто не могли удержаться от того, чтобы накормить голодных, одеть нагих; они делали это отнюдь не ради Христа, они просто не могли удержаться и не делать этого, поскольку в них жило Христово сострадание… Любое абсолютно чистое благо совершенно ускользает от контроля воли. Благо трансцендентно. Бог есть благо.
«Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть». Господи! Когда такое было? Они этого не знали. Этого не нужно знать.
Ближнему следует помогать не ради Христа, но через Христа. Пусть наше «Я» исчезнет таким образом, чтобы Христос через посредничество нашей души и нашего тела помог ближнему. Быть тем рабом, которого хозяин посылает, чтобы оказать такую-то помощь такому-то страдальцу. Помощь идет от хозяина, но обращена она к страдальцу. Христос принял страдание не ради Отца. Он страдал ради людей по воле Отца.
О рабе, оказывающем помощь, нельзя сказать, что он делает это ради своего хозяина. Он не делает ничего. Даже если ему, чтобы дойти до страдальца, придется пройти босиком по гвоздям, тогда ему будет больно, но он все-таки не делает ничего. Потому что он раб.
«Мы рабы ни на что не годные», то есть: мы не сделали ничего.
Да и вообще: «ради Бога», «Богу» - это неудачное выражение. Бог не должен стоять в дательном падеже.
Не идти к ближнему ради Бога, но быть направленным к ближнему Богом - как стрела направляется к цели лучником.
Быть всего лишь посредником между невозделанной землей и вскопанным полем, между данными задачи и решением, между белым листом бумаги и стихотворением, между алчущим и накормленным.
***
Взявший меч от меча погибнет. А тот, кто меч не возьмет (или выпустит его из рук), погибнет на Кресте.
Христос, исцеляющий больных, воскрешающий мертвых и т.д., - это незначительная, человеческая, почти низменная часть Его служения. Неземная (surnaturelle) его часть - это кровавый пот, тщетное желание человеческого утешения, мольба о пощаде, чувство богооставленности.
Оставленность в вершинный момент Распятия - какая бездна любви с обеих сторон!
«Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Именно здесь истинное доказательство того, что христианство - нечто божественное.
Чтобы быть праведным, нужно быть нагим и мертвым. Отбросить воображение. Именно поэтому образец праведности должен быть нагим и мертвым. Только Крест не может быть подделан воображением.
Нужен был праведник, ставший образцом для подражания, чтобы подражание Богу не осталось просто словами: но, чтобы нас унесло за пределы воли, нужно, чтобы мы не могли сами желать Ему подражать. Невозможно пожелать Креста.
Можно пожелать достигнуть любой степени аскетизма и героизма, но не смерти на Кресте: ведь это страдание преступников…
Адам и Ева захотели найти обожение в жизненной энергии. Дерево, плод. Но оно было уготовано нам на мертвом, геометрически обтесанном дереве, на котором висит труп. Тайну нашего родства с Богом следует искать в нашей смертности.
Бог истощает Себя сквозь бесконечную толщу времени и пространства, чтобы достичь души и пленить ее. Если она дозволяет вырвать у себя, пусть даже на одно-единственное мгновение, полное и чистое согласие, тогда Бог ее завоевал. И когда она станет принадлежать Ему целиком, Бог ее оставляет. Он оставляет ее в полном одиночестве. И ей приходится в свой черед, но на ощупь пересечь бесконечную толщу времени и пространства в поисках Того, Кого она возлюбила. Так душа повторяет в обратном направлении весь тот путь, который проделал к ней Бог. Это и етсь Крест.
Бог распят из-за того, что конечные существа, обреченные необходимости, пространству и времени, мыслят.
Осознать, что в качестве мыслящего и конечного существа я являюсь распятым Богом.
Походить на Бога, но на Бога распятого.
На Бога всемогущего - лишь постольку, поскольку Он связан с необходимостью.
…Наше бытие терзает Бога. Мы - Его распятие на Кресте. Любовь Бога к нам - крестная мука. Да и как могло бы добро полюбить зло без страданий? Да и зло тоже страдает в своей любви к добру. Взаимная любовь Бога и человека - это страдание.
Чтобы мы почувствовали расстояние между нами и Богом, надо было, чтобы Бог стал распятым рабом. Потому что мы ощущаем расстояние лишь по отношению к тому, что ниже нас. Воображению гораздо легче поставить себя на место Бога-творца, чем на место распятого Христа.
Бывают люди, для которых благоприятно все то, что приближает их к Богу. Для меня же - все то, что отдаляет от Него. Между мною и Им - толща вселенной и в добавление к ней - толща Креста.
Для невинности боль - это и нечто внешнее, и в то же время относящееся к самой сущности.
Кровь на снегу. Невинность и зло. Пусть само зло станет чистым. Оно может быть чистым лишь в виде страдания того, кто невиновен. Невинный страдалец распространяет на зло свет спасения. Он - зримый образ невинного Бога. Поэтому Бог, любящий человека, человек, любящий Бога, должны страдать.
Счастливая невинность. Тоже нечто бесконечно драгоценное. Но это ненадежное, хрупкое счастье, счастье случайности. Цвет яблони. Счастье не связано с невинностью.
Быть невинным - значит нести на себе тяжесть всей вселенной. Значит - стать противовесом.
Опустошив, истощив себя, мы подставляем себя под тяжесть всей окружающей нас вселенной.
Бог отдает Себя людям либо как всемогущий, либо как совершенный - на их выбор.