Из недогматического богословия
О двух религиозно-психологических типах
В церковной жизни, наверно, не только среди православных, можно встретить две противоборствующие точки зрения, каждая из которых по-своему обоснована.
Первая: нельзя и недопустимо говорить отсебятину, нужно следовать только Писанию или святым отцам, то есть так, как учила Церковь всегда и везде. Ибо от себя самого можно сказать всё, что заблагорассудится, от ветра в голове своей. Вторая: как можно свидетельствовать о вере, если опытно не пережил рождение в Духе, не познал Христа, но только ограничиваешься книжничеством и повторяешь за другими не свои собственные мысли?
Среди разных людей есть спрос то на первый, то на второй подход. Одни категорически не принимают современных христианских авторов, пытающихся рассуждать о старых и привычных вещах по-новому или поднимающих неудобные вопросы, на которых прошлыми поколениями христиан ответов не давалось, или были их слабые попытки. Их логика такова: кто вообще такой человек? Слабое, грешное, заблуждающееся существо, его опыт скорее может быть ложным, чем истинным. И здесь бывает трудно спорить, поскольку личный опыт реально может быть ложным, и человек может заблуждаться, будучи уверенным, что он прав.
Другие, наоборот, предпочитают читать и слушать не общие фундаментальные богословские трактаты и лекции с изложением теории, а непременно личные свидетельства и разные необыкновенные истории. Общие положения им неинтересны или даже категорически отвергаются. «Вы мне своими словами скажите, не надо мне цитировать Писание! - как вы лично думаете или чувствуете?» Как будто чьи-то слова могут здесь во всех случаях что-то решить! Иногда, не спорю, такое может быть и даже должно быть. Но в других ситуациях совсем наоборот.
Думается, среди людей всегда были и будут два таких основных религиозно-психологических типа (здесь, как кажется, всё замешано на психологию прежде всего, причем некоторые люди могут при жизни эволюционировать от первого типа ко второму или наоборот). Первый не склонен в принципе доверять людям. А раз нет доверия к человеку, то нет веры и его словам. Любовь к отвлеченной и вечной истине гораздо важнее, чем то, что говорит тот или другой человек, который скорее всего заблуждается. А человеку свойственно ошибаться, как известно.
Второй тип гораздо больше и охотнее склонен верить людям. Более того, он ищет людей, ищет общения. Первый тип тоже не может совсем без общения, но он тщательно фильтрует, сортирует людей по строго определенному признаку, с кем можно и на какие темы говорить, и со многими общается лишь по необходимости. Он ищет единомышленников прежде всего по мировоззрению, и мировоззрение для него зачастую дороже, чем сами люди. Второму интересны всякие люди, прежде всего доброй воли, независимо от их мировоззрений, и он скорее всего последует древнему Диогену из Синопа, вышедшему средь бела дня с фонарем в центр Афин, и в ответ на недоуменные вопросы наблюдателей ответившему: «Ищу человека!».
Для кого-то христианство (православие) еще остается только лишь как мировоззрение, как отмечал о. Александр Ельчанинов в своих дневниковых записях. Такие люди относятся к вышеупомянутому первому религиозному типу. Они не склонны доверять опыту других, как и часто не доверяют при этом самим себе. Им нужны какие-то прочные объективные критерии, на которые необходимо опираться («согласие отцов», «безошибочность» папы Римского, церковных соборов или Писания). Другие, хотя тоже ищут истину, но при этом понимают, что она не может быть отделима от личной человеческой мысли и от личного её же усвоения. Нет никаких истин вне человеческого сознания и свидетельства, поскольку истина антропоцентрична. А для христиан она к тому же не отделима от любви! «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8).
Разумеется, личный опыт каждого из нас в духовных вопросах ограничен, отрывочен, фрагментарен. Но для того и учреждена Церковь, наверно, чтобы мы, зачастую все такие разные по воспитанию и мировоззрению, прислушивались друг другу в открытости и восполняли друг друга в том числе в разных опытах. Иногда и поправляли друг друга, по необходимости. В общем, первый тип людей скорее склонен не верить в человека, считая его более порочным, чем способным к духовным прорывам в богообщении. В этом очевидная слабость такой позиции: Бог призвал каждого из нас к этой жизни, поскольку верит в нас и любит нас. Вопреки «падшему естеству», столь радикально отвергаемому свят. Игнатием Брянчаниновым, Он призывает к любви «всей душой, всем сердцем и всем разумением» и к вере, которая исходит не иначе, чем из того же «падшего естества», как и сама любовь, откуда ж ей еще взяться?... Люди со вторым подходом тоже могут впадать в иллюзии, только другого сорта, и увлекаться чьими-то личными свидетельствами без достаточных на то оснований, а их жизненная позиция, таким образом, может определяться чисто случайными факторами.
Но как органично и в равновесии комбинировать эти два принципа - любви к истине и любви к людям с их личным опытом, не всегда совпадающим с нашими собственными представлениями об истине и своим собственным опытом? Вот что самое сложное, пожалуй, в нашей жизни. Доверять другим людям и не стесняться с искренностью говорить о своем личном опыте, в том числе о сомнениях, это крест. С которым иногда рискуешь оказаться на своей маленькой Голгофе.
«На всё воля Божия…» или же наша свобода?
В каком смысле будет корректно утверждать и понимать, что "на всё воля Бога" (фраза весьма заболтанная и могущая вызывать даже аллергию)? Учитывая то, что на грехи человеческие этой воли как раз нет, иначе не даны были бы заповеди и многие другие предостережения Писания?
Есть небезынтересные замечания по этому поводу в письме архим. Софрония (Сахарова) Д. Бальфуру (Афон, 30-31 мая 1936 г.)
…Можно сказать, в мире все без исключения совершается по воле Божией, и не будет ошибки. Однако, благочестивые люди никогда не переставали искать волю Божию. Здесь имеется в виду, конечно, воля Божия «благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2). Способный совершеннее познавать сию последнюю - поставляется выше. На этом принципе построена Священная Иерархия (согласно свт. Дионисию Ареопагиту)…
Трудность искать волю Божию состоит в том, что нет внешних признаков, по которым с определенностью можно было бы решить этот вопрос. Ни благоприятно складывающиеся обстоятельства, ни, наоборот, скорби и трудности - не являются окончательным критерием…
Воля Божия нередко ведет на Голгофу. Кто это сознает, кто сам ходил этим путем, тот вряд ли решится быть настойчивым и повелительным.
На первый взгляд, начальная мысль о. Софрония может вызвать недоумение. КАК может ВСЁ без исключения совершаться по воле Божией, если на зло, на грехи человеческие ее как раз НЕТ? Но если он мог иметь в виду то, что Бог устроил этот мир по принципу свободы, которая неприкосновенна с Его стороны, тогда выражение «на все воля Божия» фактически означает «на всё свобода каждого», причем в той мере, в какой каждое разумное существо её способно использовать (степени свободы у всех нас различные, как и стартовые позиции и судьбы каждого в целом, и в целом свобода каждого ограничена неким "коридором" возможностей и прежде всего чисто временными рамками, определёнными судьбой). И тогда есть воля Бога по благоволению, когда произволение людей совпадает с замыслом Творца, и есть по попущению, когда это произволение греховно и Богом не благословлено.
Использование этой свободы может быть во благо себе и другим, и может быть во вред. Но в конечном счете, что есть благо и что вред в каждой конкретной ситуации, любой человек призван решить свободно, и здесь нет и не может быть очевидных и чётких критериев. Где свобода - там и неопределённость, неоднозначность ситуаций с возможностью разных решений! Иначе свободы как таковой просто не было бы. При этом, конечно, надо уточнить, что свобода свойственна духу, а не материи; там же, где действует природный мир, там всё более-менее предопределено физическими и другими законами.
Но это бремя свободы для многих бывает непосильно, тягостно. И люди, как часто писал по этому поводу Н.А. Бердяев, готовы легко отказаться от свободы в пользу внешних авторитетов, правил, принципов. В этом случае они явно не дают действовать духу Божьему, они просто угашают его!
Фактически, искать волю Божию и исполнять её означает наиболее эффективно и продуктивно использовать свою свободу, данную мне изначально Богом, свои таланты, врученные Им мне, во благо в каждой конкретной и неповторимой ситуации. И вот здесь настоящая проблема! Не в том она, что «шаг вправо, шаг влево - считается побег» (увы, некоторые склонны буквально представлять себе Бога как какого-то надсмотрщика-конвоира, готового подловить в малейшей ошибке), а в том, что не знаешь часто, как этой свободой воспользоваться! И идёшь чаще всего либо по пути наименьшего сопротивления, по течению обстоятельств, либо уклоняешься просто от какого-либо действия, в то время как моё бездействие может быть вполне греховным и ещё худшим, чем какое-то действие, но бывает и совсем наоборот, когда именно бездействие и молчание наиболее предпочтительны. «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше» - весьма точно отражающая данную ситуацию поговорка. Но в любом случае, положительное исполнение воли Божией может быть только лично-прочувствованным и абсолютно свободным!
В этом же плане только и возможно понять и принять аскетическую рекомендацию об отречении от своей воли. Своя воля, свои убеждения изначально непременно наличествуют - иначе, от чего было бы отрекаться-то!? Далее, во имя чего или кого отрекаться, по каким мотивам? Во имя жертвенной любви, когда кто-то душу и жизнь свою полагает ради другого - вполне объяснимо. В то же время легко отречься от своей воли по обыкновенным человекоугодническим соображениям и в конечном счёте потакать злу, страстям других людей, начиная с начальников. При этом вполне можно достичь большего веса и влияния, утешая себя тем, что свои способности на высшем посту раскроются лучше, пользы принесено будет больше и т.д. и т.п. Но будет ли исполнена воля Божия этим человеком, учитывая, что здесь в силу вступает другая поговорка - «С кем поведешься, от того и наберешься»? Вовсе не очевидно.
А бескомпромиссность, прямолинейность в поведении, неумение уступать - тоже не выход, поскольку другая крайность. Своей волей, даже если она кажется тебе самому и многим другим благой и чистой, согласной с волей высшей, ты можешь зажимать свободу других людей, не обязательно таких уж плохих и неразумных, но просто не понимающих и не разделяющих данную позицию, и тогда рискуешь нарушить фундаментальный этический принцип «не делай другому, чего не хочешь себе самому». В общем, «куда ни кинь, всюду клин» в виде принципа неопределённости. Но неопределённость непременно должна присутствовать, если нам действительно дана свобода.
Естественно, что неопределённость здесь будет с рациональной точки зрения при невозможности обосновать свой выбор логически. Но не с точки зрения Святого Духа. Которого в одной из молитв просят присутствовать в каждой мысли, в каждом слове, стремлении и побуждении... Только по практическим плодам впоследствии можно оценить, и то не сразу, поступал ли я действительно духовно или же просто как большинство людей, либо совсем не верующих, либо тех, у кого имя Его только на устах. Парадоксальным образом известное марксистское утверждение "свобода есть познанная необходимость" можно переосмыслить в христианском ключе: "свобода есть познанная мной воля Бога, ведущая к умножению Его благословений, мира и любви через Иисуса Христа во Святом Духе". Ибо - "всякий, делающий грех, есть раб греха" (Ин. 8: 34).
В церковной жизни, наверно, не только среди православных, можно встретить две противоборствующие точки зрения, каждая из которых по-своему обоснована.
Первая: нельзя и недопустимо говорить отсебятину, нужно следовать только Писанию или святым отцам, то есть так, как учила Церковь всегда и везде. Ибо от себя самого можно сказать всё, что заблагорассудится, от ветра в голове своей. Вторая: как можно свидетельствовать о вере, если опытно не пережил рождение в Духе, не познал Христа, но только ограничиваешься книжничеством и повторяешь за другими не свои собственные мысли?
Среди разных людей есть спрос то на первый, то на второй подход. Одни категорически не принимают современных христианских авторов, пытающихся рассуждать о старых и привычных вещах по-новому или поднимающих неудобные вопросы, на которых прошлыми поколениями христиан ответов не давалось, или были их слабые попытки. Их логика такова: кто вообще такой человек? Слабое, грешное, заблуждающееся существо, его опыт скорее может быть ложным, чем истинным. И здесь бывает трудно спорить, поскольку личный опыт реально может быть ложным, и человек может заблуждаться, будучи уверенным, что он прав.
Другие, наоборот, предпочитают читать и слушать не общие фундаментальные богословские трактаты и лекции с изложением теории, а непременно личные свидетельства и разные необыкновенные истории. Общие положения им неинтересны или даже категорически отвергаются. «Вы мне своими словами скажите, не надо мне цитировать Писание! - как вы лично думаете или чувствуете?» Как будто чьи-то слова могут здесь во всех случаях что-то решить! Иногда, не спорю, такое может быть и даже должно быть. Но в других ситуациях совсем наоборот.
Думается, среди людей всегда были и будут два таких основных религиозно-психологических типа (здесь, как кажется, всё замешано на психологию прежде всего, причем некоторые люди могут при жизни эволюционировать от первого типа ко второму или наоборот). Первый не склонен в принципе доверять людям. А раз нет доверия к человеку, то нет веры и его словам. Любовь к отвлеченной и вечной истине гораздо важнее, чем то, что говорит тот или другой человек, который скорее всего заблуждается. А человеку свойственно ошибаться, как известно.
Второй тип гораздо больше и охотнее склонен верить людям. Более того, он ищет людей, ищет общения. Первый тип тоже не может совсем без общения, но он тщательно фильтрует, сортирует людей по строго определенному признаку, с кем можно и на какие темы говорить, и со многими общается лишь по необходимости. Он ищет единомышленников прежде всего по мировоззрению, и мировоззрение для него зачастую дороже, чем сами люди. Второму интересны всякие люди, прежде всего доброй воли, независимо от их мировоззрений, и он скорее всего последует древнему Диогену из Синопа, вышедшему средь бела дня с фонарем в центр Афин, и в ответ на недоуменные вопросы наблюдателей ответившему: «Ищу человека!».
Для кого-то христианство (православие) еще остается только лишь как мировоззрение, как отмечал о. Александр Ельчанинов в своих дневниковых записях. Такие люди относятся к вышеупомянутому первому религиозному типу. Они не склонны доверять опыту других, как и часто не доверяют при этом самим себе. Им нужны какие-то прочные объективные критерии, на которые необходимо опираться («согласие отцов», «безошибочность» папы Римского, церковных соборов или Писания). Другие, хотя тоже ищут истину, но при этом понимают, что она не может быть отделима от личной человеческой мысли и от личного её же усвоения. Нет никаких истин вне человеческого сознания и свидетельства, поскольку истина антропоцентрична. А для христиан она к тому же не отделима от любви! «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8).
Разумеется, личный опыт каждого из нас в духовных вопросах ограничен, отрывочен, фрагментарен. Но для того и учреждена Церковь, наверно, чтобы мы, зачастую все такие разные по воспитанию и мировоззрению, прислушивались друг другу в открытости и восполняли друг друга в том числе в разных опытах. Иногда и поправляли друг друга, по необходимости. В общем, первый тип людей скорее склонен не верить в человека, считая его более порочным, чем способным к духовным прорывам в богообщении. В этом очевидная слабость такой позиции: Бог призвал каждого из нас к этой жизни, поскольку верит в нас и любит нас. Вопреки «падшему естеству», столь радикально отвергаемому свят. Игнатием Брянчаниновым, Он призывает к любви «всей душой, всем сердцем и всем разумением» и к вере, которая исходит не иначе, чем из того же «падшего естества», как и сама любовь, откуда ж ей еще взяться?... Люди со вторым подходом тоже могут впадать в иллюзии, только другого сорта, и увлекаться чьими-то личными свидетельствами без достаточных на то оснований, а их жизненная позиция, таким образом, может определяться чисто случайными факторами.
Но как органично и в равновесии комбинировать эти два принципа - любви к истине и любви к людям с их личным опытом, не всегда совпадающим с нашими собственными представлениями об истине и своим собственным опытом? Вот что самое сложное, пожалуй, в нашей жизни. Доверять другим людям и не стесняться с искренностью говорить о своем личном опыте, в том числе о сомнениях, это крест. С которым иногда рискуешь оказаться на своей маленькой Голгофе.
«На всё воля Божия…» или же наша свобода?
В каком смысле будет корректно утверждать и понимать, что "на всё воля Бога" (фраза весьма заболтанная и могущая вызывать даже аллергию)? Учитывая то, что на грехи человеческие этой воли как раз нет, иначе не даны были бы заповеди и многие другие предостережения Писания?
Есть небезынтересные замечания по этому поводу в письме архим. Софрония (Сахарова) Д. Бальфуру (Афон, 30-31 мая 1936 г.)
…Можно сказать, в мире все без исключения совершается по воле Божией, и не будет ошибки. Однако, благочестивые люди никогда не переставали искать волю Божию. Здесь имеется в виду, конечно, воля Божия «благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2). Способный совершеннее познавать сию последнюю - поставляется выше. На этом принципе построена Священная Иерархия (согласно свт. Дионисию Ареопагиту)…
Трудность искать волю Божию состоит в том, что нет внешних признаков, по которым с определенностью можно было бы решить этот вопрос. Ни благоприятно складывающиеся обстоятельства, ни, наоборот, скорби и трудности - не являются окончательным критерием…
Воля Божия нередко ведет на Голгофу. Кто это сознает, кто сам ходил этим путем, тот вряд ли решится быть настойчивым и повелительным.
На первый взгляд, начальная мысль о. Софрония может вызвать недоумение. КАК может ВСЁ без исключения совершаться по воле Божией, если на зло, на грехи человеческие ее как раз НЕТ? Но если он мог иметь в виду то, что Бог устроил этот мир по принципу свободы, которая неприкосновенна с Его стороны, тогда выражение «на все воля Божия» фактически означает «на всё свобода каждого», причем в той мере, в какой каждое разумное существо её способно использовать (степени свободы у всех нас различные, как и стартовые позиции и судьбы каждого в целом, и в целом свобода каждого ограничена неким "коридором" возможностей и прежде всего чисто временными рамками, определёнными судьбой). И тогда есть воля Бога по благоволению, когда произволение людей совпадает с замыслом Творца, и есть по попущению, когда это произволение греховно и Богом не благословлено.
Использование этой свободы может быть во благо себе и другим, и может быть во вред. Но в конечном счете, что есть благо и что вред в каждой конкретной ситуации, любой человек призван решить свободно, и здесь нет и не может быть очевидных и чётких критериев. Где свобода - там и неопределённость, неоднозначность ситуаций с возможностью разных решений! Иначе свободы как таковой просто не было бы. При этом, конечно, надо уточнить, что свобода свойственна духу, а не материи; там же, где действует природный мир, там всё более-менее предопределено физическими и другими законами.
Но это бремя свободы для многих бывает непосильно, тягостно. И люди, как часто писал по этому поводу Н.А. Бердяев, готовы легко отказаться от свободы в пользу внешних авторитетов, правил, принципов. В этом случае они явно не дают действовать духу Божьему, они просто угашают его!
Фактически, искать волю Божию и исполнять её означает наиболее эффективно и продуктивно использовать свою свободу, данную мне изначально Богом, свои таланты, врученные Им мне, во благо в каждой конкретной и неповторимой ситуации. И вот здесь настоящая проблема! Не в том она, что «шаг вправо, шаг влево - считается побег» (увы, некоторые склонны буквально представлять себе Бога как какого-то надсмотрщика-конвоира, готового подловить в малейшей ошибке), а в том, что не знаешь часто, как этой свободой воспользоваться! И идёшь чаще всего либо по пути наименьшего сопротивления, по течению обстоятельств, либо уклоняешься просто от какого-либо действия, в то время как моё бездействие может быть вполне греховным и ещё худшим, чем какое-то действие, но бывает и совсем наоборот, когда именно бездействие и молчание наиболее предпочтительны. «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше» - весьма точно отражающая данную ситуацию поговорка. Но в любом случае, положительное исполнение воли Божией может быть только лично-прочувствованным и абсолютно свободным!
В этом же плане только и возможно понять и принять аскетическую рекомендацию об отречении от своей воли. Своя воля, свои убеждения изначально непременно наличествуют - иначе, от чего было бы отрекаться-то!? Далее, во имя чего или кого отрекаться, по каким мотивам? Во имя жертвенной любви, когда кто-то душу и жизнь свою полагает ради другого - вполне объяснимо. В то же время легко отречься от своей воли по обыкновенным человекоугодническим соображениям и в конечном счёте потакать злу, страстям других людей, начиная с начальников. При этом вполне можно достичь большего веса и влияния, утешая себя тем, что свои способности на высшем посту раскроются лучше, пользы принесено будет больше и т.д. и т.п. Но будет ли исполнена воля Божия этим человеком, учитывая, что здесь в силу вступает другая поговорка - «С кем поведешься, от того и наберешься»? Вовсе не очевидно.
А бескомпромиссность, прямолинейность в поведении, неумение уступать - тоже не выход, поскольку другая крайность. Своей волей, даже если она кажется тебе самому и многим другим благой и чистой, согласной с волей высшей, ты можешь зажимать свободу других людей, не обязательно таких уж плохих и неразумных, но просто не понимающих и не разделяющих данную позицию, и тогда рискуешь нарушить фундаментальный этический принцип «не делай другому, чего не хочешь себе самому». В общем, «куда ни кинь, всюду клин» в виде принципа неопределённости. Но неопределённость непременно должна присутствовать, если нам действительно дана свобода.
Естественно, что неопределённость здесь будет с рациональной точки зрения при невозможности обосновать свой выбор логически. Но не с точки зрения Святого Духа. Которого в одной из молитв просят присутствовать в каждой мысли, в каждом слове, стремлении и побуждении... Только по практическим плодам впоследствии можно оценить, и то не сразу, поступал ли я действительно духовно или же просто как большинство людей, либо совсем не верующих, либо тех, у кого имя Его только на устах. Парадоксальным образом известное марксистское утверждение "свобода есть познанная необходимость" можно переосмыслить в христианском ключе: "свобода есть познанная мной воля Бога, ведущая к умножению Его благословений, мира и любви через Иисуса Христа во Святом Духе". Ибо - "всякий, делающий грех, есть раб греха" (Ин. 8: 34).