Богословско-антропологические вопросы

Apr 25, 2010 16:51

В книге одного известного современного священника, для многих весьма авторитетного (имени его умышленно не называю; кто знает, тот и знает, кто догадается, пусть) я читаю следующее:

«Смерть, как говорилось ранее, тоже ненормальное состояние, но смерть христианина принципиально отличается от смерти человека, не имеющего понятия о христианстве. В чем это отличие относительно природы человека? У христианина личность не разрушается, а у нехристианина - разрушается, потому что в понятие «личности человека» входит не только душа, но и тело. «Я болею», - говорит человек, хотя болит его тело, а душа вполне здорова. У некрещеного, когда он умирает, происходит разделение души и тела, теряется связывающая их сила. Тело остается лежать в могиле, а душа уходит в подземные бездны в ожидании Судного дня. У христианина не так. У него связь души и тела все равно сохраняется, потому что Бог вездесущ, а тело и душа запечатаны Богом при крещении, когда человек получает печать Миропомазания - печать Святого Духа. Печать ставится на теле, а при этом освящается душа. Когда христианин принимает Тело и Кровь Господа, он становится сотелесником Христу, в его жилах, в прямом смысле, льется Кровь Христа, и плоть человека становится Плотью Христа, поэтому мы и называемся членами Тела Христова.

Таким образом, связь христианского тела с душой не может разрушиться. Душа отделяется от тела, а через Бога связь продолжается. Именно в силу этого мы молимся перед мощами святых, потому что у праведников эта связь тоже сохраняется.. Раньше же не молились по той причине, что до Искупительного подвига Спасителя этой связи не было».

Возникает несколько вопросов. Получается, что у христиан после крещения и миропомазания становится ну не то чтобы другая природа, но другие свойства этой природы появляются? И волей-неволей автор книги всех их равняет с Христом, у Которого, действительно, по смерти личность не разрушалась, а душа с телом сохраняла связь («Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником» и т.д.). Рассуждение по-своему дерзновенное: действительно, у христианина как настоящего святого, обоженного, со-телесника Христу, эта связь должна сохраняться, и вообще, читая многие жития святых, где говорится о их явлениях и чудесных помощах после их земной жизни, создается ощущение, что они как бы уже воскресли до всеобщего воскресения. Как бы смерти для них действительно уже нет! Но в то же время смерть есть и остается: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, чтобы вы не скорбели…» (1 Фес. 4, 13) или «последний же враг истребится - смерть» (1 Кор. 15, 26), то есть пока этот враг еще не истреблен. Личность Богочеловека не разрушалась, всех остальных же людей по-прежнему разрушается, просто есть надежда на ее восстановление. Но касается ли это только христиан? А как же Иисус говорил про «Бога Авраама, Бога Исаака, Бога Иакова», приводя пример с Неопалимой купиной, что «Бог не есть Бог мертвых, но живых»? Ведь праведники ВЗ христианами не были, и их тела не были запечатлены крещением и миропомазанием. И если уж говорить о связи, то не случайно, наверно, так тянет многих идти на могилы к своим усопшим родственникам, причем независимо от их вероисповедания при жизни. Пусть те не были святы и обожены при жизни, как немногие наши известные святые, но интуитивно эта связь чувствуется разными людьми. Просто, видимо, она может быть большей или меньшей…
Тело Моисея, кстати, почему было скрыто от израильтян после смерти? Есть довольно убедительное предположение, что во избежание создания специального культа ему…

Этот же наш священник, ссылаясь на Григория Нисского, пишет, что «душа несет отпечаток любезного ей тела, так как для человека ненормально быть бестелесным существом». Очевидно, он имел в виду следующий отрывок св. Григория:

«Поскольку душа расположена к сообитающему ей телу природной связью и нежностью, то, как мы сказали, она срастворена с тем, что для нее свое. Как будто по нанесенным природой клеймам, душа узнает тело, с которым связана и тогда для отличающих своё общность оказывается неслитной и разделимой. А когда душа уже вновь повлечет к себе ей сродное и ее собственное - какая трудность, скажи мне, воспрепятствует божественной силе осуществить это стечение своего к своему, происходящее в неизреченном влечении природы к своему собственному? А в то, что на нашем сложении для души и после разлучения остаются знаки, показывает разговор в аде: когда тела были преданы гробу, у душ оставались какие-то признаки телесного, по которым был узнан Лазарь и богатый не остался безвестным (…). Ведь не целиком заключается в течении и превращении наше естество. Да и было бы совершенно непонятно, если бы мы не имели от природы ничего постоянного. Но правильнее всего сказать, что одно в нас стоит, а другое продвигается изменением. Ведь тело изменяется возрастанием и умалением, как будто одежда, переменяемая с каждым возрастом. Стоит же никаким образом не прелагаемый сам по себе облик, не утрачивающий раз и навсегда нанесенных на него природой клейм, но при всех переменах тела выражающийся в своих собственных признаках» («Об устроении человека, XXVII, пер. В.М. Лурье).

Но так это все относится - вообще ко всем людям, а не только к христианам. Так же, как и слова Иисуса о восстании мертвых из гробов, читаемые каждый раз на погребении (Ин. 5, 24-30). Или я чего-то недопонял, или у каких-то свв. Отцов бывали другие мнения по данному поводу? Если да, то у каких?...

высокое богословие

Previous post Next post
Up