Владислав Булахтин, цикл рассказов
Публикую один из присланных рассказов. Тут - начало, остальное под катом.
День как день.
К полудню (по Москве) большинство экспертов сошлись во мнении не только относительно времени начала катастрофы (примерно 00:15 по Гринвичу), но и ориентировочной даты ее нетривиального завершения.
Я посмотрел на секундомеры в нижних углах экрана. Левый я настроил отмерять мгновения с момента повсеместного появления недуга. Правый вел обратный отсчет к полуночи дня Х, когда на Земле предположительно не останется ни одного живого человека. Что касается сроков, планов и расчетов приближения апокалипсиса, я жуткий педант.
Одиннадцать часов планету заливали потоки слез. На клаву периодически плюхались капли неиссякаемых ручейков, струившихся из моих глаз. Я не успевал промокать их тряпками, нарезанными из огромной простыни, которую захватил из дома.
«Моя прелесть» взяла оранжевую. Голландскую. Как она сейчас справляется со своими заплаканными глазищами? Как слабыми ручонками раздирает ткань, пока неутомимая слякоть течет на шею, заливается в соблазнительный вырез платья, по животу скатывается в трясины, где я и сам не раз тонул…
«как ты?», - в который раз спрашиваю ее по аське.
«пью 101-ую кружку минералки((((((((( , один раз забыла захватить платок в туалет - извела рулон бумаги»
«весь офис на ушах, говорят, если в течение суток лучшие умы Галактики не решат, как купировать активность слезных желез, нам каюк…»
Видели бы вы, как мы прощались! Красные дорожки слез по щекам, опухшие поросячьи глазки, куча тряпья подмышками и отчаянное желание куда-то вырваться, куда-то бежать, разбираться, что за напасть обрушилась на нашу планету. Сколько бессонных ночей еще ждет проливающее слезы человечество?…
И тоска от того, что мы можем больше не увидеться из-за пустяка, казалось бы! Слезы, хы-хы! Тоже мне чума XXI века.
По ходу выясняется - хуже, чем чума!
Несколько часов назад не было такого отчаяния. Несколько часов назад еще колотило от жажды жить. Теперь - колотит исключительно из-за отчаянного желания пить.
Наверное, подавленное состояние не только из-за обезвоживания организма, не только из-за физической потребности постоянно восполнять потери жидкости и следом бежать в туалет, а также из-за самого процесса непрекращающихся рыданий.
Мы не потому рыдаем, что нам плохо. Нам плохо оттого, что мы рыдаем.
Экран монитора плавает, покачивается в тумане.
Сводки новостей покачиваются в голове как уровень вина в бокале на уплывающем за горизонт тихоокеанском лайнере. Я не успеваю менять тряпочки, ими уже забит верхний ящик стола. Выжимаю, использую их по третьему кругу и впиваюсь в информленту, которая уже не впитывается в хрустальное, остекленевшее от соли дно моего черепа.
В связи с нехваткой воды в Африку и Азию по суше и по воздуху потянулись гуманитарные караваны. Если раньше там могли и на поллитра в неделю протянуть, то теперь необходимо в сто раз увеличивать дозу. Иначе местных жаждущих даже хоронить не придется.
С ужасом бегаю глазами по слезящимся строчкам монитора, переполненного описаниями агонии столь же чрезмерно, как еврейское кладбище на Масличной горе усопшими. Трупы несколько часов после остановки сердца истекают слезами. От человека остается высохшая головешка.
Сколько этих несчастных сейчас по всему миру валяется, непроснувшихся, не добежавших до зловонной лужи, чтобы утолить жажду.
Я вздрогнул и пошел к кулеру набирать очередную трехлитровую бутылку стратегического запаса. Моему организму литра хватало минут на десять.
Я произвел нехитрые расчеты - 144 литра в сутки, 52 560 в месяц. Нашел в Инете предполагаемую кубатуру Волги - достаточно 1 666 666 человек, чтобы за очень непродолжительное время выхлебать великую русскую реку (цифра 6 в периоде угрожающе мерцала на экране калькулятора).
«Врешь - не возьмешь».
Словно в поисках одной на всех спасительной-искупительной-исцеляющей идеи я суетливо перебирал предметы на своем немаленьком столе.
Решения не осязалось.
И я направился к своему коллеге, стахановцу и раннему сердечнику Саше Плохому, почти начальнику в нестрогой и запутанной иерархии нашей фирмы.
Плохой (не вру, действительно такая фамилия, и она ему нравится) был как никогда плох. Он мрачно втаптывал в грязь служебную дисциплину. Не оставлял ей шанса с помощью такого нехитрого/доступного каждому топ и даун менеджеру атрибута как бутылка водки. Она была литровой и наполовину пустой. Остальные внешние и внутренние признаки емкости выглядели не столь важными
Бутылка покоилась на расстоянии стремительного броска плохой руки. Я проводил нахмуренным взглядом отработанный американцами жест Сани - он рванул сосуд к губам, словно Тарзан на излете выхвативший Джейн из когтей свирепых (но, увы:) зазевавшихся) хищников.
Саня не разменивался на мелкую посуду и доставлял горячительное прямо в пасть. Лицо его не переставало оплакивать уменьшение содержимого и прочие не столь шокирующие события.
Он не старался вытирать влагу. Периодически слизывал с верхней губы набухшие капли, запивая ими огонь, пожирающий обезвоженный организм.
- Это анестезия, - извинился он передо мной. Стахановца, сердечника, умницу, интригана и карьериста сменил просто сердечный человек. Печальный.
Я зло посетовал:
- Будь проще. Закатай пару кубиков водки себе в жилу, и ты продержишься в нашем бастионе лишний день. А это (я указал на бутылку) надежная тропа в вечность. Через пару часиков ты достанешься нам много симпатичней Тутанхамона. И бальзамировать не придется. Выставим тебя в холле. Для предупреждения, устрашения и иллюстрации роковых изменений в человеческой физиологии.
- Не нравится мне посмертная слава, - грустно уронил Плохой.
- Еще раз, пжлста, зачем тебе ЭТО? - я сел за приставной столик.
Идеальный порядок в комнате нарушала только литровая бутылка водки и плохие ноги, задранные на ковбойский манер.
- Человеческий разум не может быть средством познания и преодоления реальности.
- Расширяешь сознание? Ню-ню. Другие уже цистерны с водой закапывают на дачах. Почти все значительные водоемы в кольце бронетехники. Байкал в тройном. Нормальные люди бизнес-планы скорректировали. Кто, как и где может воды добыть, сколько продать, как лицензировать, какие откаты заплатить. А ты рефлексируешь…
- Три часа назад я купил два водовоза, - Саня скромно потупился, - и договорился сдавать их в аренду. Я уже заработал пятьдесят кило деревянных. Я стихийно расчетливый сукин сын, - грусть и сарказм Плохого намекали на недоверие к товарно-денежным отношениям, хаотично перестраивающимся в этот непростой для человечества час, - а ты почему не спешишь бутилировать стратегические запасы?
- Все очень зыбко, - только и нашелся я.
Даже отсюда, из офиса в центре Москвы, с канализацией, водопроводом и неплохим запасом питьевой воды в гараже на подземной автостоянке я не мог изобрести ни одной радужной перспективы.
Мы шумно отхлебнули. Он из своей, я - из своей. Санька достал из ящика пачку евро. Занюхал выпитое. Я протянул ему свою бутыль, хорошо зная, что он раньше окочурится, чем побежит к кулеру.
- Я отягощен важными для человечества соображениями, - заплетающимся языком поведал мне Плохой.
- Например?
- Например, наши пресные запасы. Мы же сидим одновременно на пороховой бочке и на золотой жиле. Наши пулеметные расчеты еще не натренированы уничтожать орды, которые хлынут к нам за жидкостью.
- И что?
- А то, что Россия еще не высказалась до конца. Нам есть, что сказать духовного в общепланетарном масштабе. О культуре, о политике, о религии. Теперь самое смешное - нас начнут с трепетом и уважением слушать, только если между строк будут мелькать гарантии поставок «Байкальской пресной».
Мы глубоко задумались.
Я открыл пластиковую коробочку со скрепками, высыпал их на акустический паркет.
Эхо их перестукивания еще гуляло по просторному Санькиному кабинету, а я уже подвинул к нему коробочку, а он уже наливал.
Выпили не чокаясь, вновь пустили по кругу мою воду. Ее хватило на три круга, Саня на правах начальника шумно выхлебал остатки и запустил бутылкой в глянцевый экран жидкокристаллического чудовища, мирно взиравший на нас со стены.
Бутылка срикошетила и хлюпнулась в огромный аквариум, недавно ставший статусным украшением неказистого кабинета.
- Они не догоняют, - я четвертый год вкалывал в тандеме с Санькой, поэтому прекрасно понял - последняя фраза о людях из ящика. Не читая газет, неделями не включая компьютер, забыв про телевизор, Санька всегда осведомлен о телодвижениях власти и тех, кто подвизается рядом.
- Они сейчас какой-то препарат готовят, чтобы нейтрализовать недостаток воды в организме. Типа инсулина. Два-три укола в день и ты перестаешь напоминать верблюда в депрессии. И контакты в голове не замыкает при виде воды. При счастливом стечении обстоятельств весь наш зареванный Олимп скоро выстроится на уколы, а пока, - он бросил мне пульт, - Смотри! На скорбно плачущих дибровых, на разрыдавшихся кобзонов, на прослезившихся зубковых, а также путиных, лужковых и даже сечиных, гордонов…
Он еще долго перечислял, а я, пока получалось терпеть жажду и жажду сходить в туалет, наблюдал паноптикум мокрых лиц, красных носов и всевозможных требований конверсии научно-технического прогресса на решение элементарной медицинской проблемы - излечить внезапно начавшееся повсеместное воспаление слезных желез.
- Слушай, Николь Кидман тоже плачет?
- Хочешь увидеть? Вряд ли, - Санька переключил на CNN, - они, гады, скромно это делают.
Он кивнул на напудренного ведущего, который деликатно прикладывал тампончики к глазам.
- Тихие нытики. Нет у них основательной исторической базы для общенациональной истерики. Слабаки. Малахольные невротики.
- Слушай, а кого ты больше всего хотел бы увидеть обиженным до слез?
Санька, не задумываясь, начал перечислять - казалось, эта непростая задача решена им давно:
- Девчонок из «Фабрики». Они так идеально рыдают, что мне захочется жить дальше. Потом Джоан Роулинг, Кондолизу Райс и Петросяна. Далее…
Он уверенно назвал пару десятков имен. На синкопе «Сережа Минаев» я удивленно вскинул брови - в литературе Санька не очень силен. Дался ему этот Сырожа…
Я запутался в собственных предпочтениях - не удавалось вспомнить лица, которые мне хотелось бы украсить тропинками слез.
Диму Билана, Бэкхема, Кастро, Каспарова и Сталлоне плачущими я видел. Чего еще хотеть в жизни?
Скупые мужские слезы я видел ранее даже у «моей прелести», хотя, казалось бы, она тверже гранитных глыб Мавзолея и спокойнее, чем его нескромный обитатель в последние 80-т с гаком лет.
Для решения слезоточивой задачи я отправился в туалет с остановкой у кулера. Вернулся окрыленный. Я определился со своими чаяниями. На мой нетребовательный вкус орошение щек очень бы подошло Березовскому, Гусинскому, Невзлину, Саакашвили, братьям Кличко, Качинским и Запашным. При этом, чем синхроннее проявятся их расстройства, тем привлекательней мне представилась общая душераздирающая картина.
Санька молча указал на телевизор. Сводка московских новостей рубанком работала по шершавой пересохшей поверхности души. Даже течение моих слез стало медленным и полноводно скорбным.
Жизнь в Москве парализована. Неизбежные пробки, брошенные автомобили, Скорые, не способные успеть ко всем страждущим, армейские подразделения, брошенные на развоз воды в больницы, детдома и дома престарелых. Солдатики и милиционеры, погибшие, исполняя задания, потому, что где-то в цепочке произошел сбой и воду перестали доставлять тем, кто доставляет воду….
На столе запрыгал Санькин мобильный. Саня нажал зеленую кнопку, молча выслушал, выключил трубу и выругался:
- Мосводоканал отключает водопровод. Еще сутки, и воду начнут выдавать по талонам.
- Что дальше? - перед глазами всплыло лицо «моей прелести» в момент расставания - мы рванули на наши работы найти решение, но…
- Будем давить соки из чахлых растений? Выпьем кровь собак и кошек? Чтобы прекратить мучения, сбросим а…
- Ты сдурел, - заорал я. Решения не нащупывались. Я и «прелесть» сидели в разных точках Москвы, поэтому становились гораздо ранимее. Я жаждал воссоединения, которое, как и все происходящее сейчас в мире, сопровождалось бы рыданиями.
- Я чисто умозрительно. От фитиля. По-пивонерски, - Саня испуганно замахал руками, - Требуется план какой-то авральный сгенерировать. Надо людям незрелым помочь, а не водовозы в аренду сдавать…
- Надо.
Плохой достал маленький клочок бумаги, совершенно не подходящий для развернутого бизнес-плана «Спасение от апокалипсиса», и вывел цифру один.
- Первое. Меня совершенно не устраивает, что будет найдена какая-нибудь вакцина.
- Почему? - удивился я.
- Потому что из очереди на укол можно такой «Лебенсборн» устроить, Гитлер и Менгеле невинными еврейскими чадами покажутся.
Я не стал спорить.
- Второе. Любые наши научные изыскания - фуфло. Мы с тобой за всю сознательную жизнь только и научились, что перекачивать бабло из одной полости экономики в другую. Соответственно, мы способны разработать принципиальное, а не прикладное решение…
В таком духе Санька мог говорить часами.
- …и, наконец, десятое, - он поставил цифру на очередном клочке бумаги, - мы докопались до причин произошедшего.
- Разве? - я ошарашено вылупился на Плохого. «Интересно, где в цепочке рассуждений я пропустил разгадку?»
- У настоящей катастрофы не может быть причин, понятных человеку, - охотно объяснял Санька, - она находится вне причинно-следственных связей, установленных человечеством для нашей, очень незначительной части Вселенной. Пойдем и дальше логическим путем?
- Пойдем вместе, - по инерции пролепетал я.
- Чтобы нарушить образовавшуюся на планете, но не поддающуюся исследованиям причинно-следственную связь, мы должны действовать вне устаревшей системы…
Сдается мне Саня с утра выпил много больше содержимого упрятанной под стол бутылки. Он так и полыхал вдохновением.
- …строго вне известной нам системы причинно-следственных связей, и тогда первопричина всех сегодняшних бед будет разрушена сама собой!
Я символически похлопал в ладоши и попросил конкретнее проиллюстрировать наши дальнейшие действия.
- Все очень просто, - несмотря на слезы, омывающие уголки рта, Саня бодро зашел на следующий демагогический виток, - совершаем поступки, настолько неожиданные и несвойственные нам, что раньше даже не приходили в голову.
- Грызем крышку твоего секретера? - я указал на раритетное украшение кабинета, - Как бобры? Бреемся налысо и обматываем уши полосатой изолентой?
- Ну, это чудачество. Вполне системное решение.
И тут в кабинет влетела Шурочка. Она и в мирное время выглядела заплаканной, а сейчас откровенно семафорила распухшими синяками вокруг глаз.
- Александр Потапович, я больше так не могу, - она протянула Саньке бутыль с водой (не только я знал, что шеф скорее издохнет, чем поднимется с места), - Я больше так не могу! Я увольняюсь, уползаю домой и скоропостижно умираю.
- Жалко. Я хотел завещать Вам свою должность, - нашелся Саня.
Несмотря на чрезвычайные обстоятельства - прозвучавшее предложение показалось Шурочке привлекательным, и она замолчала.
- Мы тут причинно-следственные связи планеты нарушаем. Поучаствуете? - Шурочка с испугом уставилась на массивный подбородок Плохого, - Эврика! - воскликнул наш изобретательный шеф, - созрел неплохой вариант. Мы раздеваемся, доводим себя до исступления и без помощи голоса и рук, исключительно вторичными органами, попробуем изобразить лягушачье кваканье?
Кабинет встретил слова Сани долгой знойной тишиной. Если бы Шурочка смогла, она заплакала бы сильнее. Но процесс ее слезоотделения и так развивался на предельной мощности.
- Сдается мне, в типичной сексуальной агрессии нет ничего нетипичного. Хорошо если бы вы перестали думать теми, хм, вторичными органами, которыми собираетесь квакать.
- В Вашем присутствии, Шурочка, это нелегко устроить, - не удержался Саня.
Между тем Шурочка и не собиралась уходить. Саня развернул к нам монитор. В вывешенном на экране объявлении очень подробно и крайне деликатно излагалось, как собирать и утилизировать всю выплескивающуюся из нас жидкость. Санька открыл другую страницу с сухими цифрами ускорения темпов смертности и сценариями развития трагедии.
Наши растерянные взгляды обезвоживали. Мы уже искали отметки демонов смерти на лицах друг друга. Кто первый? Кто следующий?
Саня попробовал собрать стекающие с лица слезы в коробочку из-под скрепок. Мы натужно улыбнулись.
- Знали ли бы вы, разлюбезные коллеги, какие мэтры значатся у меня в телефонном справочнике, - он ковырял мобильник, рефлекторно, через привычное устройство, стараясь вернуть уверенность в собственных силах, - они не только слезы, но и Тополь-М на скаку могут остановить. И Землю без архимедова рычага перепахать…
И он открыл консультации. В начале каждой беседы Саня произносил несколько фраз, служивших чем-то вроде пароля («А Юрьевич?» «Как твой политический насморк?» «Что Сам?» и проч.). После обмена опознавательными непринужденностями происходили беседы по существу, которые захлебывались цифрами и яростным возмущением в адрес всех и вся (безмозглых обывателей, коварных американцев, масонов…).
- А Сам представляет, насколько увеличивается нагрузка на инфраструктуру?
- Сейчас все затрещит по швам как рельсы в московском метро…
- Все принципы общежития надо менять на хрен вместе с трансформаторами на российских подстанциях…
- …такое количество аппаратов для обессоливания воды смогут производить только китайцы… потрясение для отечественной экономики (слово «отечественной» Саня выговорил на зависть политику любой степени вознесения).
И в этот момент его труба наконец сдохла.
- Только такими аргументами можно наших головастиков урезонить, - объяснил нам про «потрясения».
- А какими нельзя? - полюбопытствовала Шурочка.
- Правдивыми. Про то, что раздав приборчики для обессоливания, мы получим не человечество, а популяцию павианов, переселившихся к океану, выставивших свои аппараты у прибоя, горько рыдающих и прихлебывающих искусственную водичку. В темноте. Занятная перспективка, а?
- Почему в темноте? - удивился я.
- Потому что аппараты потребляют электроэнергию. Каждый извлеченный литр равноценен трем часам работы самой яркой лампочки Ильича. Повторяю, возникшую проблему не решить логически-механически. Только…
Через десять минут я оставил Плохого и Шурочку старательно нарушать причинно-следственные связи Вселенной, для себя решив - вряд ли можно умышленно изобрести способ спасения даже вне рамок известных теорий. Спасение куется непроизвольно, только неосознанным движением души.
У меня был другой план. Я отстучал по аське:
«давай спокойно поплачем, пока нам не станет легче)))»
«станет?»
«слезы всегда немного искупление и утешение…»
«о чем будем плакать?»
«о той дряни, что совершили мы и не мы»
«тут ни одно раскаяние не будет достаточным. конкретней?»
«о всех бутылках, разбитых уродами на детских площадках?»
«ага. о неумении сортировать мусор. о дьявольском таланте этот мусор распространять вокруг себя»
«о неистощимых способностях говорить и думать гадости»
«а также их совершать и не сожалеть об этом»
«о кошмарной русской истории»
«и действительности. о поражениях и пирровых победах»
«о нескладывающихся судьбах»
«о равнодушии внутри и снаружи»
«об извращенном нежелании созидать»
«о неспособности остановиться и задуматься»
«о болезненной страсти разрушать»
«о несчастных детях»
«и счастливых»
…
В какой-то момент мне показалось - наши слезы потекли медленнее. Жизнь продолжается.
День как день.
К полудню (по Москве) большинство экспертов сошлись во мнении не только относительно времени начала катастрофы (примерно 00:15 по Гринвичу), но и ориентировочной даты ее нетривиального завершения.
Я посмотрел на секундомеры в нижних углах экрана. Левый я настроил отмерять мгновения с момента повсеместного появления недуга. Правый вел обратный отсчет к полуночи дня Х, когда на Земле предположительно не останется ни одного живого человека. Что касается сроков, планов и расчетов приближения апокалипсиса, я жуткий педант.
Одиннадцать часов планету заливали потоки слез. На клаву периодически плюхались капли неиссякаемых ручейков, струившихся из моих глаз. Я не успевал промокать их тряпками, нарезанными из огромной простыни, которую захватил из дома.
«Моя прелесть» взяла оранжевую. Голландскую. Как она сейчас справляется со своими заплаканными глазищами? Как слабыми ручонками раздирает ткань, пока неутомимая слякоть течет на шею, заливается в соблазнительный вырез платья, по животу скатывается в трясины, где я и сам не раз тонул…
«как ты?», - в который раз спрашиваю ее по аське.
«пью 101-ую кружку минералки((((((((( , один раз забыла захватить платок в туалет - извела рулон бумаги»
«весь офис на ушах, говорят, если в течение суток лучшие умы Галактики не решат, как купировать активность слезных желез, нам каюк…»
Видели бы вы, как мы прощались! Красные дорожки слез по щекам, опухшие поросячьи глазки, куча тряпья подмышками и отчаянное желание куда-то вырваться, куда-то бежать, разбираться, что за напасть обрушилась на нашу планету. Сколько бессонных ночей еще ждет проливающее слезы человечество?…
И тоска от того, что мы можем больше не увидеться из-за пустяка, казалось бы! Слезы, хы-хы! Тоже мне чума XXI века.
По ходу выясняется - хуже, чем чума!
Несколько часов назад не было такого отчаяния. Несколько часов назад еще колотило от жажды жить. Теперь - колотит исключительно из-за отчаянного желания пить.
Наверное, подавленное состояние не только из-за обезвоживания организма, не только из-за физической потребности постоянно восполнять потери жидкости и следом бежать в туалет, а также из-за самого процесса непрекращающихся рыданий.
Мы не потому рыдаем, что нам плохо. Нам плохо оттого, что мы рыдаем.
Экран монитора плавает, покачивается в тумане.
Сводки новостей покачиваются в голове как уровень вина в бокале на уплывающем за горизонт тихоокеанском лайнере. Я не успеваю менять тряпочки, ими уже забит верхний ящик стола. Выжимаю, использую их по третьему кругу и впиваюсь в информленту, которая уже не впитывается в хрустальное, остекленевшее от соли дно моего черепа.
В связи с нехваткой воды в Африку и Азию по суше и по воздуху потянулись гуманитарные караваны. Если раньше там могли и на поллитра в неделю протянуть, то теперь необходимо в сто раз увеличивать дозу. Иначе местных жаждущих даже хоронить не придется.
С ужасом бегаю глазами по слезящимся строчкам монитора, переполненного описаниями агонии столь же чрезмерно, как еврейское кладбище на Масличной горе усопшими. Трупы несколько часов после остановки сердца истекают слезами. От человека остается высохшая головешка.
Сколько этих несчастных сейчас по всему миру валяется, непроснувшихся, не добежавших до зловонной лужи, чтобы утолить жажду.
Я вздрогнул и пошел к кулеру набирать очередную трехлитровую бутылку стратегического запаса. Моему организму литра хватало минут на десять.
Я произвел нехитрые расчеты - 144 литра в сутки, 52 560 в месяц. Нашел в Инете предполагаемую кубатуру Волги - достаточно 1 666 666 человек, чтобы за очень непродолжительное время выхлебать великую русскую реку (цифра 6 в периоде угрожающе мерцала на экране калькулятора).
«Врешь - не возьмешь».
Словно в поисках одной на всех спасительной-искупительной-исцеляющей идеи я суетливо перебирал предметы на своем немаленьком столе.
Решения не осязалось.
И я направился к своему коллеге, стахановцу и раннему сердечнику Саше Плохому, почти начальнику в нестрогой и запутанной иерархии нашей фирмы.
Плохой (не вру, действительно такая фамилия, и она ему нравится) был как никогда плох. Он мрачно втаптывал в грязь служебную дисциплину. Не оставлял ей шанса с помощью такого нехитрого/доступного каждому топ и даун менеджеру атрибута как бутылка водки. Она была литровой и наполовину пустой. Остальные внешние и внутренние признаки емкости выглядели не столь важными
Бутылка покоилась на расстоянии стремительного броска плохой руки. Я проводил нахмуренным взглядом отработанный американцами жест Сани - он рванул сосуд к губам, словно Тарзан на излете выхвативший Джейн из когтей свирепых (но, увы:) зазевавшихся) хищников.
Саня не разменивался на мелкую посуду и доставлял горячительное прямо в пасть. Лицо его не переставало оплакивать уменьшение содержимого и прочие не столь шокирующие события.
Он не старался вытирать влагу. Периодически слизывал с верхней губы набухшие капли, запивая ими огонь, пожирающий обезвоженный организм.
- Это анестезия, - извинился он передо мной. Стахановца, сердечника, умницу, интригана и карьериста сменил просто сердечный человек. Печальный.
Я зло посетовал:
- Будь проще. Закатай пару кубиков водки себе в жилу, и ты продержишься в нашем бастионе лишний день. А это (я указал на бутылку) надежная тропа в вечность. Через пару часиков ты достанешься нам много симпатичней Тутанхамона. И бальзамировать не придется. Выставим тебя в холле. Для предупреждения, устрашения и иллюстрации роковых изменений в человеческой физиологии.
- Не нравится мне посмертная слава, - грустно уронил Плохой.
- Еще раз, пжлста, зачем тебе ЭТО? - я сел за приставной столик.
Идеальный порядок в комнате нарушала только литровая бутылка водки и плохие ноги, задранные на ковбойский манер.
- Человеческий разум не может быть средством познания и преодоления реальности.
- Расширяешь сознание? Ню-ню. Другие уже цистерны с водой закапывают на дачах. Почти все значительные водоемы в кольце бронетехники. Байкал в тройном. Нормальные люди бизнес-планы скорректировали. Кто, как и где может воды добыть, сколько продать, как лицензировать, какие откаты заплатить. А ты рефлексируешь…
- Три часа назад я купил два водовоза, - Саня скромно потупился, - и договорился сдавать их в аренду. Я уже заработал пятьдесят кило деревянных. Я стихийно расчетливый сукин сын, - грусть и сарказм Плохого намекали на недоверие к товарно-денежным отношениям, хаотично перестраивающимся в этот непростой для человечества час, - а ты почему не спешишь бутилировать стратегические запасы?
- Все очень зыбко, - только и нашелся я.
Даже отсюда, из офиса в центре Москвы, с канализацией, водопроводом и неплохим запасом питьевой воды в гараже на подземной автостоянке я не мог изобрести ни одной радужной перспективы.
Мы шумно отхлебнули. Он из своей, я - из своей. Санька достал из ящика пачку евро. Занюхал выпитое. Я протянул ему свою бутыль, хорошо зная, что он раньше окочурится, чем побежит к кулеру.
- Я отягощен важными для человечества соображениями, - заплетающимся языком поведал мне Плохой.
- Например?
- Например, наши пресные запасы. Мы же сидим одновременно на пороховой бочке и на золотой жиле. Наши пулеметные расчеты еще не натренированы уничтожать орды, которые хлынут к нам за жидкостью.
- И что?
- А то, что Россия еще не высказалась до конца. Нам есть, что сказать духовного в общепланетарном масштабе. О культуре, о политике, о религии. Теперь самое смешное - нас начнут с трепетом и уважением слушать, только если между строк будут мелькать гарантии поставок «Байкальской пресной».
Мы глубоко задумались.
Я открыл пластиковую коробочку со скрепками, высыпал их на акустический паркет.
Эхо их перестукивания еще гуляло по просторному Санькиному кабинету, а я уже подвинул к нему коробочку, а он уже наливал.
Выпили не чокаясь, вновь пустили по кругу мою воду. Ее хватило на три круга, Саня на правах начальника шумно выхлебал остатки и запустил бутылкой в глянцевый экран жидкокристаллического чудовища, мирно взиравший на нас со стены.
Бутылка срикошетила и хлюпнулась в огромный аквариум, недавно ставший статусным украшением неказистого кабинета.
- Они не догоняют, - я четвертый год вкалывал в тандеме с Санькой, поэтому прекрасно понял - последняя фраза о людях из ящика. Не читая газет, неделями не включая компьютер, забыв про телевизор, Санька всегда осведомлен о телодвижениях власти и тех, кто подвизается рядом.
- Они сейчас какой-то препарат готовят, чтобы нейтрализовать недостаток воды в организме. Типа инсулина. Два-три укола в день и ты перестаешь напоминать верблюда в депрессии. И контакты в голове не замыкает при виде воды. При счастливом стечении обстоятельств весь наш зареванный Олимп скоро выстроится на уколы, а пока, - он бросил мне пульт, - Смотри! На скорбно плачущих дибровых, на разрыдавшихся кобзонов, на прослезившихся зубковых, а также путиных, лужковых и даже сечиных, гордонов…
Он еще долго перечислял, а я, пока получалось терпеть жажду и жажду сходить в туалет, наблюдал паноптикум мокрых лиц, красных носов и всевозможных требований конверсии научно-технического прогресса на решение элементарной медицинской проблемы - излечить внезапно начавшееся повсеместное воспаление слезных желез.
- Слушай, Николь Кидман тоже плачет?
- Хочешь увидеть? Вряд ли, - Санька переключил на CNN, - они, гады, скромно это делают.
Он кивнул на напудренного ведущего, который деликатно прикладывал тампончики к глазам.
- Тихие нытики. Нет у них основательной исторической базы для общенациональной истерики. Слабаки. Малахольные невротики.
- Слушай, а кого ты больше всего хотел бы увидеть обиженным до слез?
Санька, не задумываясь, начал перечислять - казалось, эта непростая задача решена им давно:
- Девчонок из «Фабрики». Они так идеально рыдают, что мне захочется жить дальше. Потом Джоан Роулинг, Кондолизу Райс и Петросяна. Далее…
Он уверенно назвал пару десятков имен. На синкопе «Сережа Минаев» я удивленно вскинул брови - в литературе Санька не очень силен. Дался ему этот Сырожа…
Я запутался в собственных предпочтениях - не удавалось вспомнить лица, которые мне хотелось бы украсить тропинками слез.
Диму Билана, Бэкхема, Кастро, Каспарова и Сталлоне плачущими я видел. Чего еще хотеть в жизни?
Скупые мужские слезы я видел ранее даже у «моей прелести», хотя, казалось бы, она тверже гранитных глыб Мавзолея и спокойнее, чем его нескромный обитатель в последние 80-т с гаком лет.
Для решения слезоточивой задачи я отправился в туалет с остановкой у кулера. Вернулся окрыленный. Я определился со своими чаяниями. На мой нетребовательный вкус орошение щек очень бы подошло Березовскому, Гусинскому, Невзлину, Саакашвили, братьям Кличко, Качинским и Запашным. При этом, чем синхроннее проявятся их расстройства, тем привлекательней мне представилась общая душераздирающая картина.
Санька молча указал на телевизор. Сводка московских новостей рубанком работала по шершавой пересохшей поверхности души. Даже течение моих слез стало медленным и полноводно скорбным.
Жизнь в Москве парализована. Неизбежные пробки, брошенные автомобили, Скорые, не способные успеть ко всем страждущим, армейские подразделения, брошенные на развоз воды в больницы, детдома и дома престарелых. Солдатики и милиционеры, погибшие, исполняя задания, потому, что где-то в цепочке произошел сбой и воду перестали доставлять тем, кто доставляет воду….
На столе запрыгал Санькин мобильный. Саня нажал зеленую кнопку, молча выслушал, выключил трубу и выругался:
- Мосводоканал отключает водопровод. Еще сутки, и воду начнут выдавать по талонам.
- Что дальше? - перед глазами всплыло лицо «моей прелести» в момент расставания - мы рванули на наши работы найти решение, но…
- Будем давить соки из чахлых растений? Выпьем кровь собак и кошек? Чтобы прекратить мучения, сбросим а…
- Ты сдурел, - заорал я. Решения не нащупывались. Я и «прелесть» сидели в разных точках Москвы, поэтому становились гораздо ранимее. Я жаждал воссоединения, которое, как и все происходящее сейчас в мире, сопровождалось бы рыданиями.
- Я чисто умозрительно. От фитиля. По-пивонерски, - Саня испуганно замахал руками, - Требуется план какой-то авральный сгенерировать. Надо людям незрелым помочь, а не водовозы в аренду сдавать…
- Надо.
Плохой достал маленький клочок бумаги, совершенно не подходящий для развернутого бизнес-плана «Спасение от апокалипсиса», и вывел цифру один.
- Первое. Меня совершенно не устраивает, что будет найдена какая-нибудь вакцина.
- Почему? - удивился я.
- Потому что из очереди на укол можно такой «Лебенсборн» устроить, Гитлер и Менгеле невинными еврейскими чадами покажутся.
Я не стал спорить.
- Второе. Любые наши научные изыскания - фуфло. Мы с тобой за всю сознательную жизнь только и научились, что перекачивать бабло из одной полости экономики в другую. Соответственно, мы способны разработать принципиальное, а не прикладное решение…
В таком духе Санька мог говорить часами.
- …и, наконец, десятое, - он поставил цифру на очередном клочке бумаги, - мы докопались до причин произошедшего.
- Разве? - я ошарашено вылупился на Плохого. «Интересно, где в цепочке рассуждений я пропустил разгадку?»
- У настоящей катастрофы не может быть причин, понятных человеку, - охотно объяснял Санька, - она находится вне причинно-следственных связей, установленных человечеством для нашей, очень незначительной части Вселенной. Пойдем и дальше логическим путем?
- Пойдем вместе, - по инерции пролепетал я.
- Чтобы нарушить образовавшуюся на планете, но не поддающуюся исследованиям причинно-следственную связь, мы должны действовать вне устаревшей системы…
Сдается мне Саня с утра выпил много больше содержимого упрятанной под стол бутылки. Он так и полыхал вдохновением.
- …строго вне известной нам системы причинно-следственных связей, и тогда первопричина всех сегодняшних бед будет разрушена сама собой!
Я символически похлопал в ладоши и попросил конкретнее проиллюстрировать наши дальнейшие действия.
- Все очень просто, - несмотря на слезы, омывающие уголки рта, Саня бодро зашел на следующий демагогический виток, - совершаем поступки, настолько неожиданные и несвойственные нам, что раньше даже не приходили в голову.
- Грызем крышку твоего секретера? - я указал на раритетное украшение кабинета, - Как бобры? Бреемся налысо и обматываем уши полосатой изолентой?
- Ну, это чудачество. Вполне системное решение.
И тут в кабинет влетела Шурочка. Она и в мирное время выглядела заплаканной, а сейчас откровенно семафорила распухшими синяками вокруг глаз.
- Александр Потапович, я больше так не могу, - она протянула Саньке бутыль с водой (не только я знал, что шеф скорее издохнет, чем поднимется с места), - Я больше так не могу! Я увольняюсь, уползаю домой и скоропостижно умираю.
- Жалко. Я хотел завещать Вам свою должность, - нашелся Саня.
Несмотря на чрезвычайные обстоятельства - прозвучавшее предложение показалось Шурочке привлекательным, и она замолчала.
- Мы тут причинно-следственные связи планеты нарушаем. Поучаствуете? - Шурочка с испугом уставилась на массивный подбородок Плохого, - Эврика! - воскликнул наш изобретательный шеф, - созрел неплохой вариант. Мы раздеваемся, доводим себя до исступления и без помощи голоса и рук, исключительно вторичными органами, попробуем изобразить лягушачье кваканье?
Кабинет встретил слова Сани долгой знойной тишиной. Если бы Шурочка смогла, она заплакала бы сильнее. Но процесс ее слезоотделения и так развивался на предельной мощности.
- Сдается мне, в типичной сексуальной агрессии нет ничего нетипичного. Хорошо если бы вы перестали думать теми, хм, вторичными органами, которыми собираетесь квакать.
- В Вашем присутствии, Шурочка, это нелегко устроить, - не удержался Саня.
Между тем Шурочка и не собиралась уходить. Саня развернул к нам монитор. В вывешенном на экране объявлении очень подробно и крайне деликатно излагалось, как собирать и утилизировать всю выплескивающуюся из нас жидкость. Санька открыл другую страницу с сухими цифрами ускорения темпов смертности и сценариями развития трагедии.
Наши растерянные взгляды обезвоживали. Мы уже искали отметки демонов смерти на лицах друг друга. Кто первый? Кто следующий?
Саня попробовал собрать стекающие с лица слезы в коробочку из-под скрепок. Мы натужно улыбнулись.
- Знали ли бы вы, разлюбезные коллеги, какие мэтры значатся у меня в телефонном справочнике, - он ковырял мобильник, рефлекторно, через привычное устройство, стараясь вернуть уверенность в собственных силах, - они не только слезы, но и Тополь-М на скаку могут остановить. И Землю без архимедова рычага перепахать…
И он открыл консультации. В начале каждой беседы Саня произносил несколько фраз, служивших чем-то вроде пароля («А Юрьевич?» «Как твой политический насморк?» «Что Сам?» и проч.). После обмена опознавательными непринужденностями происходили беседы по существу, которые захлебывались цифрами и яростным возмущением в адрес всех и вся (безмозглых обывателей, коварных американцев, масонов…).
- А Сам представляет, насколько увеличивается нагрузка на инфраструктуру?
- Сейчас все затрещит по швам как рельсы в московском метро…
- Все принципы общежития надо менять на хрен вместе с трансформаторами на российских подстанциях…
- …такое количество аппаратов для обессоливания воды смогут производить только китайцы… потрясение для отечественной экономики (слово «отечественной» Саня выговорил на зависть политику любой степени вознесения).
И в этот момент его труба наконец сдохла.
- Только такими аргументами можно наших головастиков урезонить, - объяснил нам про «потрясения».
- А какими нельзя? - полюбопытствовала Шурочка.
- Правдивыми. Про то, что раздав приборчики для обессоливания, мы получим не человечество, а популяцию павианов, переселившихся к океану, выставивших свои аппараты у прибоя, горько рыдающих и прихлебывающих искусственную водичку. В темноте. Занятная перспективка, а?
- Почему в темноте? - удивился я.
- Потому что аппараты потребляют электроэнергию. Каждый извлеченный литр равноценен трем часам работы самой яркой лампочки Ильича. Повторяю, возникшую проблему не решить логически-механически. Только…
Через десять минут я оставил Плохого и Шурочку старательно нарушать причинно-следственные связи Вселенной, для себя решив - вряд ли можно умышленно изобрести способ спасения даже вне рамок известных теорий. Спасение куется непроизвольно, только неосознанным движением души.
У меня был другой план. Я отстучал по аське:
«давай спокойно поплачем, пока нам не станет легче)))»
«станет?»
«слезы всегда немного искупление и утешение…»
«о чем будем плакать?»
«о той дряни, что совершили мы и не мы»
«тут ни одно раскаяние не будет достаточным. конкретней?»
«о всех бутылках, разбитых уродами на детских площадках?»
«ага. о неумении сортировать мусор. о дьявольском таланте этот мусор распространять вокруг себя»
«о неистощимых способностях говорить и думать гадости»
«а также их совершать и не сожалеть об этом»
«о кошмарной русской истории»
«и действительности. о поражениях и пирровых победах»
«о нескладывающихся судьбах»
«о равнодушии внутри и снаружи»
«об извращенном нежелании созидать»
«о неспособности остановиться и задуматься»
«о болезненной страсти разрушать»
«о несчастных детях»
«и счастливых»
…
В какой-то момент мне показалось - наши слезы потекли медленнее. Жизнь продолжается.