Часть2: Маша и ее мужчины
Но сейчас за окном как раз закончился сезон дождей, и Маша решила прогулятся, вдыхая загустевший морозный осенне-зимний воздух.
На дорогу от работы до дома пешком уходило минут сорок, но торопиться Маше было некуда.На половине пути, ее посетила соблазнительная мысль "а не завернуть ли к маме?". Мама жила ровно на полпути от работы до Машиного обиталища, и в этот час, конечно, была дома. Мысль меж тем не на шутку развернулась в Машиной голове, предлагая ей все более и более соблазнительные виды: в кои веки настоящая домашняя пища, а не пельмени из коробки и не консервированные голубцы, чай с вареньем, удобный диван, плед, телевизор и отсутствие необходимости мыть за собой посуду. Маша уже было свернула с пути, когда новая мысль накатила на нее, как морская волна, заставив первую, сжаться и забиться в уголок, а саму Машу прибавить шагу.
Все было очень просто. Когда Маша достигла той критической черты, когда оставаться незамужней уже неприлично, ее стали активно знакомить с самыми разными представителями мужского пола, пытаясь помочь ей найти то счастье, которое не сложилось у Маши само собой. Были среди них и совсем неплохие особи, как называла их Маша, но так и не сложилось. Нет, не было у нее ни физических уродств, ни психологических отклонений. Она просто была остра на язык, прямолинейна и не очень удачлива.
Черта, за которой оставаться незамужней уже неприлично, скрылась давно позади, все Машины знакомые свернули бурную деятельность, видимо, решив, что не судьба, и только мама продолжала борьбу за Машино счастье. Но ее список был более чем скуден, к тому же, год от года кандидаты в нем внушали Маше все более и более острое отвращение не только к семейной жизни, но и к человечеству, вообще. Маминых кандидатов Маша делила на две группы: недоразники и второразники. Недоразник, как и сама Маша, ни разу не были скреплены узами брака, чаще всего работали в каких-то непонятных, покрытых плесенью и паутиной зданиях, жили с мамами, и этими самыми мамами, понимающими, что силы уже не те, и нужно обеспечить сыну дальнейший тыл, выталкивались на свидания.
Второразники сплошь были жертвами женского эгоизма, сволочизма, меркантелизма, и беспристанно делились с Машей опытом своей прежней несчастной жизни, стараясь приобнять ее за плечи или уложить руку на Машино колено. Маша благодарила за интересный рассказ, обещала позвонить и поспешно уходила. Но если кандидаты никогда не беспокоили Машу, во всяком случае после того, как она просила их этого не делать, то мама звонила Маше каждый вечер и спрашивала, как все прошло, и когда будет следующее свидание.
Еще несколько лет назад у Маши была небольшая надежда, что мамина активность не примет таких ужасающих размеров, поскольку лямку семейно непристроенности тянул вместе с Машей м ее старший брат. Но четыре с небольшим года назад он встретил на остановке девушку Любу, которая вышла за него замуж, разумеется не на остановке, родила ему изумительную дочь, а сейчас собиралась родить и еще одного ребенка.
Маша, вообще, не слишком любившая женщин, отдавала себе отчет, что Любу любит даже больше, чем собственного брата. У Любы были огромные серо-голубые глаза, удивительная жажда узнать и понять каждого человека и фантастический оптимизм.
- Хотя однажды оптимизм ей все же изменил, - думала Маша, - раз она вышла замуж за моего братца.
Впрочем, Люба его любила, и они были очень счастливы.
Маше и нравилось, и не нравилось бывать у них. С одной стороны, это был уютный, теплый и родной дом, с другой, большие серо-голубые Любины глаза возрождали к жизни наждежду на счастье, которая все еще жила в Машиной душе немотря на ежедневное выжигание цинизмом и безразличием. Однажды Маша целых полчаса простояла на остановке, надеясь, что и ей выпадет счастье встретить кого-то, но никого кроме пьяного и несимпатичного типа, который предложил распить с ним прямо "из горла" Маша так и не встретила. К тому же она страшно окоченела и еще раз обругала себя за глупость.
Конечно, она не была одна. Она постоянно встречалась с мужчинами, всегда женатыми, хотя сама не знала, почему так повелось. Все они были несчастны в браке, жены их не понимали, были жестокими, меркантильными, многие были на грани развода, никогда, впрочем, не переходя эту грань.
Сейчас счастье Маши составляли двое. За глаза она называла их "юный натуралист" и "С пивком потянет".
Назвать "Юного Натуралиста" юным было нельзя даже с огромной натяжкой. Жена его, очевидно, приходилась Сонечнке какой-то родственницей, пусть даже дальней, ибо наличие двух столь наивных, близоруких и доверчивых женщин, принадлежавших к разным семьям, Маша опустить не могла. Жена "Юного натуралиста" искренне верила в свехурочную работу по выходным, семинары и конференции по празднкам, и ни разу не поинтересовалась, куда же на самом деле отправляется ее супруг. Супруг же отправлялся за город, на природу. И всегда брал с собой Машу. Он был очень нетороплив, аккуратен, долго и тщательно складывал свои вещи, снимал с них Машины волосы, просил ее не пользоваться духами. Маше казалось, что она знает его всю жизнь, и их роман, довольно бурный в начале, перешел в состояние редких, вялотекущих встреч.
"С пивком потянет" появился относительно недавно и был полной противоположностью "Юному натруалисту". Он был быстр, напортист, ярок. Встречался с Машей всегда в прокуренных барах, предлогал ей пиво или коктейль, терпеливо ждал, когда она его выпьет, не переставая при этом поглядывать на часы, а затем увозил ее с собой, всегда в чужую квартиру. Хотя у Маши был своя, совершенно отдельная и пустая. Но там он бывать не любил, словно боялся, что его запрут и больше не отпустят. Перед выходом всегда звонил молодой жене, называя ее "пупсик". Пупсик был не столь наивен, как жена "Юного натуралиста", поэтому на разговоры и уговоры уходило достаточно времени, чтобы Маша успела прошмыгнуть мимо в душ, стараясь смыть с себя запах чужих квартир, въедавшийся в кожу до самых костей.
По результатам разговора "С пивком потянет" решал отвезет ли он Машу домой, если "Пупсик" частично поверил и успокоился, или до ближайшего метро, если "Пупсик" рвал и метал.
Маша не любила, когда он подвозил ее до дома. В машине говорить было не о чем, они глупо смотрели в разные стороны, стараясь не встретиться нечаянно взглядом, вели натянутую беседц, фальшиво смеялись. Гораздо приятнее было идти от метро по заледенелой улице, вдыхать морозный воздух и улыбаться ночному небу.
<продолжение следует, наверное>
На дорогу от работы до дома пешком уходило минут сорок, но торопиться Маше было некуда.На половине пути, ее посетила соблазнительная мысль "а не завернуть ли к маме?". Мама жила ровно на полпути от работы до Машиного обиталища, и в этот час, конечно, была дома. Мысль меж тем не на шутку развернулась в Машиной голове, предлагая ей все более и более соблазнительные виды: в кои веки настоящая домашняя пища, а не пельмени из коробки и не консервированные голубцы, чай с вареньем, удобный диван, плед, телевизор и отсутствие необходимости мыть за собой посуду. Маша уже было свернула с пути, когда новая мысль накатила на нее, как морская волна, заставив первую, сжаться и забиться в уголок, а саму Машу прибавить шагу.
Все было очень просто. Когда Маша достигла той критической черты, когда оставаться незамужней уже неприлично, ее стали активно знакомить с самыми разными представителями мужского пола, пытаясь помочь ей найти то счастье, которое не сложилось у Маши само собой. Были среди них и совсем неплохие особи, как называла их Маша, но так и не сложилось. Нет, не было у нее ни физических уродств, ни психологических отклонений. Она просто была остра на язык, прямолинейна и не очень удачлива.
Черта, за которой оставаться незамужней уже неприлично, скрылась давно позади, все Машины знакомые свернули бурную деятельность, видимо, решив, что не судьба, и только мама продолжала борьбу за Машино счастье. Но ее список был более чем скуден, к тому же, год от года кандидаты в нем внушали Маше все более и более острое отвращение не только к семейной жизни, но и к человечеству, вообще. Маминых кандидатов Маша делила на две группы: недоразники и второразники. Недоразник, как и сама Маша, ни разу не были скреплены узами брака, чаще всего работали в каких-то непонятных, покрытых плесенью и паутиной зданиях, жили с мамами, и этими самыми мамами, понимающими, что силы уже не те, и нужно обеспечить сыну дальнейший тыл, выталкивались на свидания.
Второразники сплошь были жертвами женского эгоизма, сволочизма, меркантелизма, и беспристанно делились с Машей опытом своей прежней несчастной жизни, стараясь приобнять ее за плечи или уложить руку на Машино колено. Маша благодарила за интересный рассказ, обещала позвонить и поспешно уходила. Но если кандидаты никогда не беспокоили Машу, во всяком случае после того, как она просила их этого не делать, то мама звонила Маше каждый вечер и спрашивала, как все прошло, и когда будет следующее свидание.
Еще несколько лет назад у Маши была небольшая надежда, что мамина активность не примет таких ужасающих размеров, поскольку лямку семейно непристроенности тянул вместе с Машей м ее старший брат. Но четыре с небольшим года назад он встретил на остановке девушку Любу, которая вышла за него замуж, разумеется не на остановке, родила ему изумительную дочь, а сейчас собиралась родить и еще одного ребенка.
Маша, вообще, не слишком любившая женщин, отдавала себе отчет, что Любу любит даже больше, чем собственного брата. У Любы были огромные серо-голубые глаза, удивительная жажда узнать и понять каждого человека и фантастический оптимизм.
- Хотя однажды оптимизм ей все же изменил, - думала Маша, - раз она вышла замуж за моего братца.
Впрочем, Люба его любила, и они были очень счастливы.
Маше и нравилось, и не нравилось бывать у них. С одной стороны, это был уютный, теплый и родной дом, с другой, большие серо-голубые Любины глаза возрождали к жизни наждежду на счастье, которая все еще жила в Машиной душе немотря на ежедневное выжигание цинизмом и безразличием. Однажды Маша целых полчаса простояла на остановке, надеясь, что и ей выпадет счастье встретить кого-то, но никого кроме пьяного и несимпатичного типа, который предложил распить с ним прямо "из горла" Маша так и не встретила. К тому же она страшно окоченела и еще раз обругала себя за глупость.
Конечно, она не была одна. Она постоянно встречалась с мужчинами, всегда женатыми, хотя сама не знала, почему так повелось. Все они были несчастны в браке, жены их не понимали, были жестокими, меркантильными, многие были на грани развода, никогда, впрочем, не переходя эту грань.
Сейчас счастье Маши составляли двое. За глаза она называла их "юный натуралист" и "С пивком потянет".
Назвать "Юного Натуралиста" юным было нельзя даже с огромной натяжкой. Жена его, очевидно, приходилась Сонечнке какой-то родственницей, пусть даже дальней, ибо наличие двух столь наивных, близоруких и доверчивых женщин, принадлежавших к разным семьям, Маша опустить не могла. Жена "Юного натуралиста" искренне верила в свехурочную работу по выходным, семинары и конференции по празднкам, и ни разу не поинтересовалась, куда же на самом деле отправляется ее супруг. Супруг же отправлялся за город, на природу. И всегда брал с собой Машу. Он был очень нетороплив, аккуратен, долго и тщательно складывал свои вещи, снимал с них Машины волосы, просил ее не пользоваться духами. Маше казалось, что она знает его всю жизнь, и их роман, довольно бурный в начале, перешел в состояние редких, вялотекущих встреч.
"С пивком потянет" появился относительно недавно и был полной противоположностью "Юному натруалисту". Он был быстр, напортист, ярок. Встречался с Машей всегда в прокуренных барах, предлогал ей пиво или коктейль, терпеливо ждал, когда она его выпьет, не переставая при этом поглядывать на часы, а затем увозил ее с собой, всегда в чужую квартиру. Хотя у Маши был своя, совершенно отдельная и пустая. Но там он бывать не любил, словно боялся, что его запрут и больше не отпустят. Перед выходом всегда звонил молодой жене, называя ее "пупсик". Пупсик был не столь наивен, как жена "Юного натуралиста", поэтому на разговоры и уговоры уходило достаточно времени, чтобы Маша успела прошмыгнуть мимо в душ, стараясь смыть с себя запах чужих квартир, въедавшийся в кожу до самых костей.
По результатам разговора "С пивком потянет" решал отвезет ли он Машу домой, если "Пупсик" частично поверил и успокоился, или до ближайшего метро, если "Пупсик" рвал и метал.
Маша не любила, когда он подвозил ее до дома. В машине говорить было не о чем, они глупо смотрели в разные стороны, стараясь не встретиться нечаянно взглядом, вели натянутую беседц, фальшиво смеялись. Гораздо приятнее было идти от метро по заледенелой улице, вдыхать морозный воздух и улыбаться ночному небу.
<продолжение следует, наверное>