"Евгений Онегин" в Штутгарте
Уже года два в Штутгардской опере идёт Евгений Онегин. На русском языке. Детки мои подросли и я решила, что их пора знакомить с высоким искусством оперы. Так что пошли мы в оперу на Чайковского. Мне потом моя подруга говорит: «Ты бы хоть посмотрела в интернете, что за постановка. Разве можно детей на такое водить?! Так можно на всю жизнь охоту отбить к опере.» Пострадала, правда, только Зоя. Лёвку Бог уберёг: он поехал в эту субботу на школьную экскурсию и не смог с нами в театр.
Итак «Евгений Онегин» в Штутгарте. Оркестр играл вполне прилично. Певцы, так вообще, очень хорошо пели. Но оказывается и театральное действо имеет для оперы значение.
Действие начинается на строительной площадке, огороженной проволочным забором. Хор девушек-крестьянок превращён в хор жильцов нового дома. Няня Лариных, с коротко остриженными волосами и в строгом брючном костюме, является, видимо, директором строительства, или может секретаршей директора, а Ленский - главным прорабом. Сёстры Ларины, обе брюнетки, почему то в одинаковых платьях. Не совсем понятно, почему режиссёрша решила, что Ларины - сёстры-близняшки. То ли не поняла Пушкина в немецком переводе, то ли это интерпретация Ольги в качестве воплощения тайных вожделений Татьяны, в привычном для публики психотерапевтическом стиле. Так или иначе, но даже мне не всегда было ясно кто из них кто, а немецкая публика, думаю, вообще не разобралась.
Кроме забора и большого плаката в глубине сцены с изображением многоэтажного дома, на сцене имеется лишь скамейка в правом углу, у оркестровой ямы. Хор, одетый в костюмы ссыльных Гулага, переминаясь с ноги на ногу поёт светлые народные песни в обработке П.И. Чайковского и одновременно изображает небольшую свару из-за ордеров на квартиры. Ленский вводит хилого очкарика Онегина. Все поют прислонясь к забору по периметру сцены. Действие, приковывающее взор публики, разворачивается у огромной афиши. Там рабочие сцены заклеивают изображение многоквартирного дома афишей люксус-отеля с бассейном. Работа идёт по самым высоким технологическим стандартам. Тележка с кабинкой лифта бесшумно поднимает рабочего вверх, откуда он разворачивает вниз рулон за рулоном. Его товарищ аккуратно промазывает их клейстером. Приближается сцена объяснения Ленского в любви к Ольге. Что делать? Режиссёрша находит гениальный выход: Ленский отодвигает рабочего и взбирается в подъёмную кабину. Кабинка поднимается наверх - и уже он, а не рабочие, в центре внимания публики. Из этой кабинки Ленский и поёт свою знаменитую арию «Я люблю Вас, Ольга!». Не забыл он захватить с собой и рулон афиши. В конце арии он с треском разворачивает рулон, рабочий ловко приклеивает его на правильное место. Внизу Ольга (или это была Татьяна?) задрав голову смотрит на Ленского (или на новую афишу?).
Вечером няня с Татьяной остаются одни на строительной площадке. Видимо Татьяна не получила ордера на квартиру, потому что няня её укладывает на скамейку. Татьяна раздевается ко сну. Здесь немцы проявили необычную для них целомудренность: Татьяна разделась лишь до нижнего белья и на этом остановилась. Няня рассказывает историю своей жизни Татьяне. Трудно поверить, что директорша строительства вышла замуж в 13 лет за Ваню, который «моложе был» её, но с русскими чего только не бывает... Наконец, Татьяна остаётся одна, но ей не на чем писать письмо Онегину. Гениальное режиссёрское решение - Татьяна пишет письмо на заборе. Тут отдаётся дань пушкинскому времени: Татьяна не рисует какие-то там графити с помощью балончиков с краской, она пишет на заборе ручкой (или даже пером??).
У меня сил нет пересказывать всю инсценировку дальше. Режиссёр сделала много творческих открытий. Например, что музыку Чайковского можно использовать в качестве звукоряда к видику о горнолыжном слаломе. Или что, если хористы будут ходить по сцене на лыжах, то это вызовет у публики смех и развеет скуку. Перлы заполняют спектакль буквально до заключительной минуты. После долгого последнего объяснения между Татьяной и Онегиным, во время которого Татьяна стоит, а Онегин сидит на скамейке (Тут надо оправдать Онегина: скамейка, как единственный предмет реквизита, пользуется повышенным спросом как главных действующих лиц, так и хористов, а Онегину она достаётся лишь в последнем акте, поэтому естественно, что он не хочет тут же уступить своё место даме.) Татьяна поёт Онегину «Прощай навеки!». И тут же плюхается около него на скамейку.
Не всем режиссёрам удаётся так бесповоротно разорвать театральное действие с содержанием и музыкой оперы. А тут получилось. Короче, весь спектакль мне хотелось рвать и метать. Я даже зашипела на Зойку, чтобы она слушала оперу закрыв глаза. Но она, конечно же, не послушалась. Я очень жалела, что не взяла с собой яиц или тухлых помидоров, чтобы метнуть ими в режиссёршу спектакля Waltraud Lehner. Но в конце спектакля она не пришла поклониться публике, а бедные певцы и музыканты, вытягивающие это безобразие, заслуживают скорее аплодисментов. Но хлопать всё равно не хотелось. Сколько же стоит сегодня певец? А певец из России? Видимо копейки. Судя по спектаклю живой голос сегодня дешевле предметов мебели изготовленных на заказ для реквизита. Не могу представить, что самим певцам может нравиться участвовать в такой постановке. "У меня контракт со Штуттгартской оперой" - звучит просто замечательно, а, оказывается, ты крепостной актёр у богатого помещика. Всё повторяется.
От сюда (http://www.staatstheater.stuttgart.de/oper/english/ensemble/) узнала что режиссёрша Леннер полностью оккупировала Штутгартскую оперу и даже получила профессуру в Штутгартской Консерватории. Иногда совершенно непонятны мне немецкие кадровые решения. На должность декана факультета англистики в Штутгартском универе тоже нашли неизвестно где бездарную зануду Алексиаду и факультет вообще загнулся. И на факультете истории искусств тоже в течение двух лет и.о. декана сидела подобная кикимора. Видимо настолько немцы забюрократизировали высшие должности в госучреждениях, что нормальный специалист не хочет на них ни за какие коврижки идти.