Среди теоретических проблем, стоящих в наше время перед марксизмом, особое место занимает проблема краха СССР, принимающая для нас форму “как при следующей попытке социалистического переустройства преодолеть то препятствие, которое оказалось фатальным для Советского Союза?”. Разумеется, для этого следует прежде всего понять природу этого препятствия. В постсоветское время было написано множество работ, содержащих попытки такого понимания.
Статья Бориса Лыса представляет собой выражение принятого в определенных кругах коммунистического движения взгляда на причины поражения Советского Союза. Можно ли согласиться с этим взглядом? Присмотримся к нему внимательнее.
Прежде всего, заметим, что взгляд этот в выгодную сторону отличается от имеющих широкое хождение конспирологических воззрений. Он, по крайней мере, аргументирован и выработан с намерением понимать историю материалистически, а значит, с ним можно соглашаться или не соглашаться, но отбросить его без рассмотрения не получится. Со многими положениями рассматриваемой статьи и не получится не согласиться, например, с констатацией теоретического невежества современных коммунистов. Но, признавая собственное невежество, сделаем над собой усилие и поставим вопрос: есть ли с чем не согласиться в статье, конечно, не по мелочи, а в главном?
Прежде всего бросается в глаза отождествление социализма и диктатуры пролетариата. Хотя это отождествление и приобретает популярность, принять его мы не можем. «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата», писал Маркс. Иначе говоря, диктатура пролетариата призвана обеспечить переход от капитализма к коммунизму и отмереть после выполнения этой своей задачи. Но, как известно, само коммунистическое общество имеет фазы своего развития, и диктатура пролетариата непросредственно ведет к первой, низшей фазе, к обществу, «которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет ещё родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (Маркс). Эту фазу принято называть социализмом.
Ясно, что задачи, стоящие перед обществом, переходящим от капитализма к коммунизму (т. е. непосредственно к социализму), отличаются от задач социалистического общества. Если при реальной незавершенности перехода декларировать построение социализма, придется считать проблемы переходного периода уже решенными, что будет находиться в совершенно недиалектическом противоречии с действительностью. Как мы знаем, так и произошло в странах так называемого реального социализма. Попытки идеологов изобрести конструкции наподобие «развитого социализма» или, наоборот, «раннего социализма» (характеризующегося использованием капиталистических методов хозяйствования) вызывны исключительно потребностью оправдать политику правящей партии и ничего нового в научное понимание социализма не вносят.
Но наш автор проводит и другое отождествление - социализма и национализации средств производства (правда, в конце статьи все-таки содержится указание на то, что переход в собственность буржуазного государства еще не есть социализм). Однако, при социализме средства производства находятся непосредственно в общественной собственности, между тем как национализация предполагает опосредование общественной собственности пролетарским государством. Именно государство управляет и распоряжается этой собственностью. До действительного преодоления отчуждения работника от продукта его труда дело здесь еще не дошло, хотя предпосылки для этого уже имеются налицо.
Читатель может спросить: разве это не спор о словах? То, что мы называем проблемами переходного периода к социализму, автор статьи называет проблемами социализма - стоит заменить слова, и будет достигнуто согласие! К сожалению, это совершенно неверно. Речь идет не о словах как таковых, а о понятиях. Неразличение социализма и переходного периода ведет к утрате понимания текущих целей и задач, а также к невозможности строго научной оценки достигнутого уровня развития, к возникновению псевдопроблем, - не в позитивистском, а в самом прямом, буквальном смысле слова, как, например, проблема товарного производства при социализме.
Собственно, это иллюстрирует приводимая автором цитата Ильенкова: «Видимо, иного противовеса формализму (возомнившему себя раньше времени «реальностью»), кроме открытого признания прав товарно-денежных отношений при социализме, нет». От социализма здесь осталось только слово. Все встает на свои места, стоит только прекратить называть социализмом незавершенный переходный период, для которого как раз и характерно закономерное наличие товарно-денежных отношений, не поддающихся отмене декретом. Это должно быть осознано именно для того, чтобы можно было выработать способы борьбы с товарно денежными отношениями, борьбы до победного конца, то есть доразвития производственных отношений до уровня, несовместимого с обменом товаров.
«Но ведь нам как раз и предлагается такой способ!», скажет благосклонный к нашему автору читатель. Что же это за способ? Дадим слово автору:
«- во-первых, открыто признать право товарно-денежных отношений при социализме, как это было сделано при Ленине (НЭП), еще частично сохранилось при Сталине (артели и кооперативы), и было практически полностью перевернуто с ног на голову (загнано в подполье) при Хрущеве-Брежневе;
- во-вторых, разграничить и развести, с учетом создания формальных предпосылок для обобществления и познания новых противоречий (необходимости преодоления того же информационного барьера управления) через внедрение ОГАС Глушкова («Киберсин» Бира) и методов межотраслевого баланса Ведуты, взаимоисключающие принципы - государственный и частный сектора экономики».
По первому пункту мы можем только заметить, что это только полдела, причем относительно нетрудная половина. Существенная трудность состоит как раз в выработке форм действительного преодоления товарности. По-видимому, эти формы автор предлагает во втором пункте.
Но нетрудно видеть, что все они представляют собой технико-экономические инструменты. Другими словами, остается открытым центральный вопрос - вопрос о субъекте социалистических преобразований. Автор пишет так, как будто внедрение ОГАС автоматически означает ликвидацию бюрократии и переход к самоуправлению, но это ошибка «non sequitur». Как всего лишь элемент материально-технической базы коммунизма, ОГАС сама по себе не приводит к изменению производственных отношений, а только входит в условия возможности такого изменения. Внедрение ОГАС не затрагивает принципов общественного целеполагания, и может быть использовано как для снятия разделения труда, так и для его закрепления, как свидетельствует опыт компьютеризации современных капиталистических монополий.
Могут возразить, что опыт капитализма ничего не свидетельствует об ОГАС, которая возможна только в едином народнохозяйственном комплексе, где ликвидирована коммерческая тайна, конкуренция между предприятиями и т. п. особенности капитализма. Однако, возможность закрепления разделения труда обусловлена не наличием коммерческой тайны и пр., а самим наличием выделенной прослойки людей, занимающихся управленческим трудом. В этом различие между предприятием-монополистом и советским государством в том виде, в каком оно сложилось в реальности, отсутствует. В обоих случаях функции управления оказываются закрепленными за меньшинством участников производства, и интерес этого меньшинства состоит в сохранении своего привилегированного положения.
Не спасает и встречающийся в продолжении статьи список мер: существенное в социализме, самоуправление, там упомянуто через запятую с важными, но производными процессами: политехнизацией образования и т. п. Вообще, рассуждения автора статьи и его единомышленников о торможении внедрения политехнизации, ОГАС и прочего вызывают естественный вопрос о причине такого торможения. Ссылками на распространение умственной лени среди партийцев обойтись нельзя, ведь сам этот факт сознания все еще требует выяснения его материальной причины. Требуется конкретно проследить, какие именно предпосылки для вырождения диктатуры пролетариата имели место, как именно проходило это вырождение, через какие этапы и в какой последовательности, а также какое влияние оно оказывало на все сферы жизни. Не имея возможности осветить все эти вопросы в пределах одной статьи, укажем только на то обстоятельство, что Октябрьская революция победила в России - стране, в которой позиции патриархального и мелкотоварного укладов были заметно сильнее, чем в странах Западной Европы. Диктатура пролетариата в СССР должна была не только решать свои собственные задачи - вести строительство социализма, но и доделывать за капитализм его работу, причем с «опорой на собственные силы». Это привело к необходимости заключения союза пролетарской диктатуры с частью крестьянства, что в условиях поражения революции в Европе, где влияние докапиталистических способов хозяйствования было намного слабее, привело к необычайно трудному для понимания переплетению прогрессивных и реакционных тенденций в истории советского общества.
Беспрецедентный технический и социальный прогресс в СССР привел не только к тому, что множество людей стали ощущать себя хозяевами своей страны, но и к противопоставлению своей страны другим, чужим и враждебным странам. Как пелось в песне, «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Успехи социалистического строительства приводили к росту советского патриотизма, в своих проявлениях доходившего до абсурда, отголоски чего чувствуются еще и теперь. Лишенный действительной связи с мировым рабочим движением, советские рабочие не могли не потерять самих себя: сужение горизонта сознания не могло ограничиться рамками страны, и вело к полному индивидуализму.
Эта опасность стоит перед каждой страной, где побеждает пролетарская революция. Никаких гарантий от поражения здесь нет и не может быть; никакой набор формальных приемов не может дать уверенность в победе. Победа - результат борьбы, исход которой непредсказуем. Осознание этого позволяет не терять бдительность при успехах и не поддаваться пораженческим настроениям в годы торжества реакции. Но из всего этого нельзя делать вывод, что история не дает уроков, полезных в будущем. Теперь, после советского опыта построения социализма, мы знаем, как и чем опасно делегирование функций пролетарской диктатуры. Мы понимаем, что любая попытка закрепить прослойку людей, профессионально занятых управлением (и, таким образом, осуществляющих диктатуру «от имени и по поручению» пролетариата), в конечном счете губительна, из каких бы благих намерений она не исходила и к каким бы кратковременным успехам не приводила. На философском уровне это понимал еще Кант: «Признаюсь, что мне решительно не по вкусу употребляемые порой даже и очень умными людьми выражения: известный народ (в смысле введения узаконенной свободы) не созрел для свободы; крепостные помещика для свободы еще не созрели; и далее: для свободы веры люди вообще не созрели. Но, если исходить из подобных предположений, свобода никогда и не наступит, ибо для нее нельзя созреть, если предварительно не ввести людей в условия свободы (надо быть свободным, чтобы иметь возможность целесообразно пользоваться своими силами на свободе). Первые попытки бывают, конечно, вполне неумелыми и обыкновенно сопровождаются большими затруднениями и опасностями, чем те, которым подвержен человек, не только подчиняющийся другим, но и состоящий на их попечении; однако для пользования своим разумом созревают не иначе, как в результате собственных усилий (но чтобы предпринять их, нужно быть свободным)». «Господами самих себя - свободными» люди могут стать, только став «господами своего собственного общественного бытия» (Энгельс).
Здесь можно провести аналогию со взрослением человека. Родители иногда, желая получать от ребенка только совершенный или хотя бы удовлетворительный результат, делают все за него, отнимают у него возможность совершать ошибки и таким образом учиться. Это - верный способ воспитать инфантильную личность, которую легко сможет контролировать первый попавшийся проходимец. На ошибки, которые совершает класс, смотреть еще тяжелее, чем на ошибки ребенка. И все же вожди класса не должны поддаваться соблазну променять власть авторитета на авторитет власти. «Свергнуть гнет рукой умелой» получится только тогда, когда рука станет умелой в борьбе за свержение гнета, а не тогда, когда ей водят «воспитатели». На вождей социалистической революции ложится намного более тяжелое бремя, чем на вождей революции буржуазной: они должны указать пролетариату путь к подъему на такой уровень умственного и нравственного развития, когда впервые в истории отпадет необходимость мыслить и действовать за другого, и, таким образом, упразднить себя как общественный слой. Пройти этот путь за всех нельзя; тащить по нему насильно - тоже. Окажутся ли революционеры современности на высоте стоящей перед ними задачи, покажет будущее, а пока ясно одно: кто не вступил в борьбу, тот уже проиграл.