Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели...
Семен Гудзенко, поэт-фронтовик. Он умер молодым в феврале 1953 года в Институте нейрохирургии имени Бурденко после операции (Эренбург писал: из-за последствий фронтовой контузии). Ему было 30 лет всего.
Мы не от старости умрём -
От старых ран умрём.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
Нам Семен Гудзенко во многом известен по телефильму "Цыган", в котором Михай Волонтир исполнил песню на стихи Гудзенко (музыка Валерия Зубкова)
Семен Гудзенко - киевлянин, в 1939 году он приехал в Москву и поступил в ИФЛИ - самый престижный тогда гуманитарный вуз страны. В предвоенные годы поколение будущих поэтов России формировалось в трех московских вузах - ИФЛИ, МГУ и Литературном. Поэзия по социальному положению ее авторов была студенческой, хотя студенты были разновозрастными (ИФЛИ тогда заканчивал Твардовский, и в экзаменационную программу входила его «Страна Муравия»).
Время для литературы, как и для страны в целом, стояло тяжкое - шок от мощного кровопускания, совершенного в годы террора, действовал долго, полуобстрелянной молодежи поиски слова давались легче, чем старшим, чья воля была парализована. Имена молодых поэтов, по существу еще не печатавшихся, уже шумели по Москве. Фон был резким и ярким, на нем Гудзенко в глаза не бросался, недаром в его послевоенных книгах нет довоенных стихов.
Гудзенко попал в ОМСБОН - бригаду особого назначения НКВД. Сегодня мы сказали бы: в спецназ.
Омсбоновцы ходили по вражеским тылам, минировали и взрывали мосты и дороги, работали автоматами, гранатами, ножами. Оттуда - знаменитые строки Гудзенко:
…Бой был коротким. А потом
Глушили водку ледяную
И выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
В январе 1942 года из 27 омсбоновцев, участвовавших в бою у деревни Хлуднево Калужской области, погибли 22 - товарищи Гудзенко. Сам он уцелел потому, что был оставлен командованием в соседней деревне Гульцово. Записал: «Я бы плакал, но не умею. Мы не учились этому тяжёлому, вернее, трудному ремеслу - плакать».
В свой последний приезд в Питер Юрий Левитанский вспоминал, как они с Гудзенко вместе вели бой, - вряд ли история войн знала второй такой случай: два поэта за одним пулеметом…
В феврале 1942 года Гудзенко ранило осколком мины в живот. Записал для памяти: «Ходить не могу… Рана - аж видно нутро. Везут на санях… Доехали до Козельска. Там валялся в соломе и вшах». Маме написал совсем иначе: ранен, мол, легко, по касательной, задеты только мягкие ткани… В госпитале встретил 20-летие.
Из-за ранения Гудзенко признали негодным к строевой службе и направили в бригадную газету военкором.
В 1942-м он написал первые стихи, вписавшие его имя в русскую поэзию навсегда. В 1943-м их напечатало «Знамя». Значение этой публикации для поэзии того времени сравнимо лишь со значением, которое имела для прозы публикация «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова все в том же «Знамени». Люди, не забывавшие стихов в окопах, поняли, как можно и как нужно говорить о том, что они видят и чувствуют.
Приехав после ранения в Москву, Гудзенко пришел к Илье Эренбургу, чье влияние - литературное и политическое, а вернее политическое и литературное, - было тогда беспрецедентным, и прочел ему свои стихи. «Молодой человек читал очень громко, как будто он не в маленьком номере гостиницы, а на переднем крае, где рвутся снаряды. Я повторял: „Еще… еще“» - так вспоминал эту встречу уже совсем старый Эренбург, а тогда, в 1942-м, он сделал все, что мог, - публикации стихов, литературный вечер в Москве, рецензии. Выступая на первом вечере Гудзенко в Москве, Эренбург определил самую суть его стихов: «Это поэзия изнутри войны. Это поэзия участника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта».
Слава не испортила поэта, она придала ему уверенности; его стихи 1944-1945 годов столь же хрестоматийны, как и написанные в 1942-1943-м. От имени своего поколения Гудзенко говорил со спокойной уверенностью человека, исполнившего свой долг:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты…
Гудзенко легко пережил свою славу военных лет; его товарищам по ИФЛИ пережить чужую славу было труднее. Давид Самойлов, тайно претендовавший на лидерство и начавший писать настоящие стихи лишь через 20 лет после начала войны, вспоминал, как увидел Гудзенко в Москве в 1944-м: «Семен был в полуштатском положении. И уже в полуславе, к которой относился с удовлетворенным добродушием. Он был красив, уверен в себе и откровенно доволен, что из последних в поколении становится первым».
Он уже знал, что носит в себе смерть, - стихи, написанные когда то, оказались пророческими. Тяжелейшая военная контузия достала Гудзенко, последний год он провел в госпиталях, но и трудная операция не спасла его. Он умер в черном феврале 1953-го, когда до рассвета оставалось совсем немного… В конце 1953-го напечатали стихи Слуцкого, и началась другая эпоха…
Похоронили Гудзенко на Ваганьковском. Там же позже лёг игравший его в спектакле «Павшие и живые» Высоцкий.
https://godliteratury.ru/articles/2022/03/04/nas-ne-nuzhno-zhalet-100-let-gudzenko
Мы не от старости умрём -
От старых ран умрём.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
Нам Семен Гудзенко во многом известен по телефильму "Цыган", в котором Михай Волонтир исполнил песню на стихи Гудзенко (музыка Валерия Зубкова)
Семен Гудзенко - киевлянин, в 1939 году он приехал в Москву и поступил в ИФЛИ - самый престижный тогда гуманитарный вуз страны. В предвоенные годы поколение будущих поэтов России формировалось в трех московских вузах - ИФЛИ, МГУ и Литературном. Поэзия по социальному положению ее авторов была студенческой, хотя студенты были разновозрастными (ИФЛИ тогда заканчивал Твардовский, и в экзаменационную программу входила его «Страна Муравия»).
Время для литературы, как и для страны в целом, стояло тяжкое - шок от мощного кровопускания, совершенного в годы террора, действовал долго, полуобстрелянной молодежи поиски слова давались легче, чем старшим, чья воля была парализована. Имена молодых поэтов, по существу еще не печатавшихся, уже шумели по Москве. Фон был резким и ярким, на нем Гудзенко в глаза не бросался, недаром в его послевоенных книгах нет довоенных стихов.
Гудзенко попал в ОМСБОН - бригаду особого назначения НКВД. Сегодня мы сказали бы: в спецназ.
Омсбоновцы ходили по вражеским тылам, минировали и взрывали мосты и дороги, работали автоматами, гранатами, ножами. Оттуда - знаменитые строки Гудзенко:
…Бой был коротким. А потом
Глушили водку ледяную
И выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
В январе 1942 года из 27 омсбоновцев, участвовавших в бою у деревни Хлуднево Калужской области, погибли 22 - товарищи Гудзенко. Сам он уцелел потому, что был оставлен командованием в соседней деревне Гульцово. Записал: «Я бы плакал, но не умею. Мы не учились этому тяжёлому, вернее, трудному ремеслу - плакать».
В свой последний приезд в Питер Юрий Левитанский вспоминал, как они с Гудзенко вместе вели бой, - вряд ли история войн знала второй такой случай: два поэта за одним пулеметом…
В феврале 1942 года Гудзенко ранило осколком мины в живот. Записал для памяти: «Ходить не могу… Рана - аж видно нутро. Везут на санях… Доехали до Козельска. Там валялся в соломе и вшах». Маме написал совсем иначе: ранен, мол, легко, по касательной, задеты только мягкие ткани… В госпитале встретил 20-летие.
Из-за ранения Гудзенко признали негодным к строевой службе и направили в бригадную газету военкором.
В 1942-м он написал первые стихи, вписавшие его имя в русскую поэзию навсегда. В 1943-м их напечатало «Знамя». Значение этой публикации для поэзии того времени сравнимо лишь со значением, которое имела для прозы публикация «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова все в том же «Знамени». Люди, не забывавшие стихов в окопах, поняли, как можно и как нужно говорить о том, что они видят и чувствуют.
Приехав после ранения в Москву, Гудзенко пришел к Илье Эренбургу, чье влияние - литературное и политическое, а вернее политическое и литературное, - было тогда беспрецедентным, и прочел ему свои стихи. «Молодой человек читал очень громко, как будто он не в маленьком номере гостиницы, а на переднем крае, где рвутся снаряды. Я повторял: „Еще… еще“» - так вспоминал эту встречу уже совсем старый Эренбург, а тогда, в 1942-м, он сделал все, что мог, - публикации стихов, литературный вечер в Москве, рецензии. Выступая на первом вечере Гудзенко в Москве, Эренбург определил самую суть его стихов: «Это поэзия изнутри войны. Это поэзия участника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта».
Слава не испортила поэта, она придала ему уверенности; его стихи 1944-1945 годов столь же хрестоматийны, как и написанные в 1942-1943-м. От имени своего поколения Гудзенко говорил со спокойной уверенностью человека, исполнившего свой долг:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты…
Гудзенко легко пережил свою славу военных лет; его товарищам по ИФЛИ пережить чужую славу было труднее. Давид Самойлов, тайно претендовавший на лидерство и начавший писать настоящие стихи лишь через 20 лет после начала войны, вспоминал, как увидел Гудзенко в Москве в 1944-м: «Семен был в полуштатском положении. И уже в полуславе, к которой относился с удовлетворенным добродушием. Он был красив, уверен в себе и откровенно доволен, что из последних в поколении становится первым».
Click to viewОн уже знал, что носит в себе смерть, - стихи, написанные когда то, оказались пророческими. Тяжелейшая военная контузия достала Гудзенко, последний год он провел в госпиталях, но и трудная операция не спасла его. Он умер в черном феврале 1953-го, когда до рассвета оставалось совсем немного… В конце 1953-го напечатали стихи Слуцкого, и началась другая эпоха…
Похоронили Гудзенко на Ваганьковском. Там же позже лёг игравший его в спектакле «Павшие и живые» Высоцкий.
https://godliteratury.ru/articles/2022/03/04/nas-ne-nuzhno-zhalet-100-let-gudzenko