Виолончель Ростроповича
С самой великой в мире виолончелью я встретился в 1956 году, в Америке. По-моему, я был третьим советским артистом, появившимся там после революции. Я играл в Нью-Йорке, в небольшом зале, знали менямало, было немного народу, зато все виолончелисты Нью-Йорка пришли наэтот концерт, а потом - за кулисы.
Мстислав Ростропович с одной из своих виолончелей работы итальянского мастера Джованни Гваданини (1711-1786)
И пришел с ними один милый человек, Джером Ворбург, банкир и страшный любитель виолончельной музыки. И вот он спросил: - Слава, хочешь взглянуть на Страдивари "Дюпор"?
И тут меня затрясло. Дело в том, что все великие инструменты имеют имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они принадлежали. Однажды Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так понравилось, что он сказал Дюпору: - Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать сам.
Взял, уселся, и тут раздался истошный крик Дюпора. Дело в том, что у Наполеона на сапогах были шпоры. Но- поздно. Одной шпорой он уже процарапал виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть. Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что, поскольку никогда не буду ею обладать,
может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик, человек слаб. Наутро я отправился на свидание с ней. И мне ее показали. Я попросил разрешения до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга сделала полароидный снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву снимок-доказательство.
* * *
Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года. Все отобрав на таможне.
- "Это же мои награды", - сказал я таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. - "Это, гражданин Ростропович, - отвечал таможенник, - награды не ваши, а государственные".
- "Но вот и международные награды, и они не из латуни,из золота.
- "А это - ценные металлы, которые вы хотите вывезти заграницу!". Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю сразу схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И мне,самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить ему передачи. Спасли друзья.
Вдруг позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и сказал: - "10 сентября открывается моя мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты сыграть на этом открытии Баха?" Ну, я же не мог отказать дяде Марку. Взял аванс, прилетел в Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный звонок, поднял трубку и услышал женский голос:
- "Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова Джерри Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал: - "Предложи нашу виолончель Ростроповичу. Если он ее не купит, пусть она навсегда останется внашей семье". Я знаю, купить ее вы не сможете, но звоню, выполняя последнюю волю мужа".
Я покрылся мурашками от наглости и сказал: - "У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего покойного мужа - немедленно прислать мне эту виолончель". И перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней стоял человек, держа в руках Страдивари "Дюпор". Я взял за горло это сокровище и на подгибающихся ногах отправился играть. В маленьком зале, у камина, я играл Третью сюиту Баха, все плыло у меня перед глазами, в руках моих пела моя виолончель...
Моя, потому что у меня был друг, Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день и сказал: - "Ты можешь составить счастье моей жизни?
Он спросил:- "Сколько?" И тут же выписал чек. А оформлена была покупка за один доллар. Так принято, когда продается вещь, не имеющая цены. И даже те деньги, которые я заплатил, - ничто, этот инструмент - достояние
человечества. А я на нем играю.
...С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть портрет, сделанный замечательным художником Гликманом, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. На портрете виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков. Она перестала
быть инструментом.
После смерти музыканта «Дюпор» был приобретён за 20 млн долларов Японской музыкальной ассоциацией.
Мстислав Ростропович с одной из своих виолончелей работы итальянского мастера Джованни Гваданини (1711-1786)
И пришел с ними один милый человек, Джером Ворбург, банкир и страшный любитель виолончельной музыки. И вот он спросил: - Слава, хочешь взглянуть на Страдивари "Дюпор"?
И тут меня затрясло. Дело в том, что все великие инструменты имеют имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они принадлежали. Однажды Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так понравилось, что он сказал Дюпору: - Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать сам.
Взял, уселся, и тут раздался истошный крик Дюпора. Дело в том, что у Наполеона на сапогах были шпоры. Но- поздно. Одной шпорой он уже процарапал виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть. Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что, поскольку никогда не буду ею обладать,
может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик, человек слаб. Наутро я отправился на свидание с ней. И мне ее показали. Я попросил разрешения до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга сделала полароидный снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву снимок-доказательство.
* * *
Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года. Все отобрав на таможне.
- "Это же мои награды", - сказал я таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. - "Это, гражданин Ростропович, - отвечал таможенник, - награды не ваши, а государственные".
- "Но вот и международные награды, и они не из латуни,из золота.
- "А это - ценные металлы, которые вы хотите вывезти заграницу!". Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю сразу схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И мне,самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить ему передачи. Спасли друзья.
Вдруг позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и сказал: - "10 сентября открывается моя мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты сыграть на этом открытии Баха?" Ну, я же не мог отказать дяде Марку. Взял аванс, прилетел в Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный звонок, поднял трубку и услышал женский голос:
- "Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова Джерри Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал: - "Предложи нашу виолончель Ростроповичу. Если он ее не купит, пусть она навсегда останется внашей семье". Я знаю, купить ее вы не сможете, но звоню, выполняя последнюю волю мужа".
Я покрылся мурашками от наглости и сказал: - "У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего покойного мужа - немедленно прислать мне эту виолончель". И перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней стоял человек, держа в руках Страдивари "Дюпор". Я взял за горло это сокровище и на подгибающихся ногах отправился играть. В маленьком зале, у камина, я играл Третью сюиту Баха, все плыло у меня перед глазами, в руках моих пела моя виолончель...
Моя, потому что у меня был друг, Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день и сказал: - "Ты можешь составить счастье моей жизни?
Он спросил:- "Сколько?" И тут же выписал чек. А оформлена была покупка за один доллар. Так принято, когда продается вещь, не имеющая цены. И даже те деньги, которые я заплатил, - ничто, этот инструмент - достояние
человечества. А я на нем играю.
...С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть портрет, сделанный замечательным художником Гликманом, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. На портрете виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков. Она перестала
быть инструментом.
После смерти музыканта «Дюпор» был приобретён за 20 млн долларов Японской музыкальной ассоциацией.